– Персонал лазарета описывает ее как трудолюбивую и исполнительную работницу, медлительную и не очень сообразительную, но чистоплотную и вежливую, – продолжал тидусс. – Никаких нареканий за время работы не было. Личное дело чистое. Ни капли магических способностей. Все возможные проверки Лесковой были пройдены, получены допуски под щиты дворцового комплекса, подписан магдоговор, который в случае покушения сразу же ликвидировал бы ее. Как мы видим, задержанный жив, следовательно, кровный договор подписывала лично Лескова и она же получала допуски под щиты.

– Значит, в какой-то момент санитарку Лескову сменил темный под ее личиной, – пробормотал Байдек.

– Львовский Константин Генрихович, – сухо уточнил Тандаджи, заложив руки за спину. – Родился в Рудлоге, в юности вместе с семьей переехал в Блакорию к деду по материнской линии. Блестяще закончил Высшую Блакорийскую магическую школу двадцать лет назад. Чуть больше восьми лет назад внезапно уволился из блакорийской армии, где служил боевым магом и делал прекрасную карьеру, и пропал. Ве́сенцев, – обратился он к оператору, – сделай громче. Слышите акцент?

На экране санитарка шушукалась со старшей медсестрой, и сейчас, при усилении звука, в речи девушки стал заметен легкий блакорийский выговор.

– А сама Лескова по-рудложски говорила чисто. Мы опросили персонал, но никто не обратил внимания, что у коллеги поменялась манера речи. Люди удивительно невнимательны.

– Львовский уволился восемь лет назад? – хмуро переспросил Стрелковский. – Где-то за полгода до переворота?

– Да-да, – подтвердил Тандаджи невозмутимо. – Ты в правильном направлении думаешь.

– Какое это имеет отношение к покушению? – Принц-консорт нетерпеливо взглянул на часы, и полковники обменялись быстрыми понимающими взглядами. У всех есть слабое место, и у истинного служивого Байдека тоже.

– Мои люди отработали контакты Романа Соболевского. Мага, который этой осенью организовал серию покушений на ее величество Василину и был обезглавлен лордом Троттом, – напомнил Стрелковский Мариану. – И я поднял свои старые наработки по Смитсену. Темному, – голос его охрип, – который устроил революцию почти восемь лет назад и убил ее величество Ирину-Иоанну.

Игорь Иванович закашлялся и, поморщившись, отвернулся. Несколько раз шумно вдохнул воздух и продолжил:

– Они оба отлично зачищали следы, контакты и биографию, но кое-что ухватить удалось. Соболевский тоже внезапно ушел с работы в корпорации «Рудложское золото» примерно восемь лет назад, как наш задержанный – из армии. Только Соболевский проявился спустя два года после переворота уже как финансовый консультант в Иоаннесбурге, а Львовский пропал надолго и всплыл только в истории с герцогиней Симоновой и ее высочеством Мариной. И хотя связи между Соболевским и Львовским мы не смогли найти, совпадение слишком очевидно, чтобы быть случайным. Особенно если учесть, что в то же время восемь лет назад по всему миру ушли в тень еще несколько десятков человек, которые имели в предках темных и до этого жили как обычные граждане. И это только те, о которых удалось узнать, разработав контакты Смитсена и Соболевского.

– То есть вы полагаете, что Львовский – один из тех темных, которых в свое время инициировал и взял под свое крыло Смит-сен? – уточнил Байдек.

– Скорее всего, – кивнул Тандаджи. – А точно мы скоро узнаем от самого Львовского. Как мы видим, – он кивнул на девушку на экране, – с каждым разом их методы все изощреннее. Сейчас они воспользовались личиной санитарки. А завтра захватят кого-то из министров, часто встречающихся с ее величеством, а мы не сможем это вовремя вычислить.

– Я понимаю, как можно скопировать внешность. Но допуски? – с сомнением пробормотал Байдек. – Все-таки вероятнее, что Львовский сам подписал договор, уже находясь под личиной девушки, и получил допуски под щиты.

– Нет, если только он не способен одновременно находиться в двух местах, – ответил Тандаджи невозмутимо. – Установлено, что в тот день, когда задержанный шантажировал герцогиню Катерину Симонову, Ольга Лескова работала в лазарете.

Мариан покачал головой. Его тревожило только одно – как не дать повториться покушению.

– Тогда нужно выяснить, почему личина не слетела при проходе через ворота и как получены допуски. Иначе все наши щиты – бесполезная трата стихийной энергии.

– Личина держалась на амулете, – Тандаджи ткнул пальцем в шею санитарки на экране, – наши магэксперты сейчас исследуют его. Но, полагаю, если амулет делал Данзан Оюнович Черныш, то его силы бы хватило, чтобы преодолевать ворота без разоблачения. А вот с допусками сложнее. Уверен, – его голос стал чуть едким, – господин Львовский будет так любезен, что прольет свет и на этот вопрос.

На записи вокруг тележки вился звезда вечера – Ясница, и тидусс повернулся к Байдеку.

– Удалось расспросить твоего подопечного?

Байдек едва заметно усмехнулся – Ясницу как основного свидетеля опрашивали в начале следствия, и огневик очень гордился этим.

– Сказал, что учуял еду. Для них чем огнеопаснее, тем вкуснее и питательнее. Вышел посмотреть, увидел «еду», спрятанную в кусках мыла, унюхал, что девушка пахнет мужчиной, и понял: что-то неладно.

– Экспертиза взрывчатки готова? – вмешался Стрелковский.

– Работают, – отозвался Тандаджи. – В предварительном заключении речь про тот же орвекс, который ты первым обнаружил в цехах в Тидуссе.

– Как только удалось пронести такое количество, – пробормотал Байдек. – Судя по силе взрыва, не меньше двухсот грамм.

– На это я могу ответить. – Тандаджи смотрел на экран, где Ясница вылизывал себе лапу. – Вещи Лесковой обыскали. Она носила с собой еду в широком термосе со стальной колбой. А внутри – двойное дно, куда в слое густого крема помещался кусок мыла в целлофане, с прослойкой взрывчатки. Сканеры воспринимали его как термопрокладку. Если бы не знали, что нужно искать тайник, не нашли бы. Она проносила взрывчатку с собой, складывала куски мыла в двадцатилитровую емкость с мылом жидким. Взрыватель пронесла как часть заколки на волосы. Остальное – мобильный телефон и пара проводков. Идеально, – заключил он с удовольствием. – Нам бы его завербовать, да, Игорь Иванович?

Игорь усмехнулся. Он тоже умел оценить мастерство противника. А вот Байдек был попроще и любование действиями заговорщика не разделил.

– Итак, что мы имеем на данный момент? – сухо проговорил он. – Львовский вступил в контакт с санитаркой, каким-то образом сумел перенастроить на себя допуски и день за днем носил сюда взрывчатку, ожидая появления ее величества? Не слишком ли он полагался на случайность? Моя супруга, слава богам, отличается завидным здоровьем. И никто ее вчерашнего появления предвидеть не мог. Если только у заговорщиков нет прорицателя.

– Зачем ждать? – невозмутимо откликнулся Тандаджи. – И прорицатель тут ни к чему. Основной задачей, как я полагаю, было доставить под щиты взрывчатку. А затем достаточно было прямо на дворцовой территории сменить амулет и внешность Лесковой на внешность кого-то из придворных и попасть во дворец. То, что ее величество вчера вернулась и оказалась в лазарете – удачное стечение обстоятельств, которым Львовский решил воспользоваться.

Мариан поморщился.

– Подумать только, – сказал он с глухой злостью, – страна с двух сторон в войне, гибнут тысячи людей, и только Василина может закрыть порталы. А этим выродкам война нипочем, они как преследовали свои цели, так и преследуют.

Его собеседники помолчали – этот выплеск эмоций комментариев не требовал. На экране полыхнуло, показалась кривая огромная морда Ясницы, вырвался из его пасти столб огня.

– Львовский способен говорить после такого? – спросил принц-консорт, глядя, как горит одежда на заговорщике. – Раз к нему нельзя допускать ни менталистов, ни виталистов, то достаточно ли простой медицинской помощи?

– Вчера его обезболили, очистили раны, обработали их, – пояснил тидусс. – Был в сознании, вел себя спокойно, не дерзил, но говорить отказался категорически. Его состояние мониторят, ночью провели осмотр, врач доложил, что он удивительно быстро регенерирует.

– Не боитесь допускать врачей?

Тандаджи едва заметно пожал плечами.

– Мы все рискуем, Мариан, сам знаешь, работа у нас такая. Врачи Управления понимают, что работают с преступниками. Естественно, уже имея опыт задержания Смитсена, который разрушил нашу защиту, словно картонную, мы перестраховались как могли: Львовский обездвижен, помещен в специально подготовленную для темных камеру с усиленными стенами и двойными дверями, в которую при необходимости можно пустить газ. Вдобавок, пока Львовский был без сознания, над ним провел стабилизирующий ритуал служитель Триединого. То есть неосознанно он выпить никого не сможет, а вот что касается осознанной подпитки – тут мы слишком мало знаем о возможностях темных. Поэтому и не допускаем к нему магов. Если выпьет кого-то из врачей, следователей или агентов, будет прискорбно, но малое количество энергии ему не поможет выбраться.

Запись остановилась.

– Еще раз, господин полковник? – воодушевленно спросил оператор. Недавно принятый на постоянную работу из стажеров, с торчащими волосами, долговязый и молоденький, он явно хотел еще раз увидеть огнедуха, раздувшегося до стен, как фигурный воздушный шарик.

– Достаточно, – проговорил Тандаджи. – Сделайте копии, Весенцев, исходный накопитель нужно вернуть в службу охраны ее величества.

– Так точно, – разочарованно пробормотал оператор и потянулся за чистыми кристаллами-накопителями, что стояли тут же, в «сотах».

Они не успели дойти до кабинета, когда Тандаджи позвонили с тюремного этажа и доложили, что задержанный пришел в себя после медицинского сна. И первое, что он сказал, – что готов говорить.

Господа полковники и принц-консорт спустились на подземный этаж, где, помимо Львовского, в камерах находились и задержанные иномиряне (в том числе тха-нор, с которым в данный момент работала Люджина), и те, кто участвовал в заговоре Соболевского, раскрытого еще Кембритчем, и многие другие, чья судьба была незавидна и печальна.

Через широкое смотровое окно, усиленное магическим щитом, было прекрасно видно камеру, а у стекла расположился наблюдательный пункт с системой управления дверями, вентиляцией и прочими функциями.

Темный лежал лицом вниз на медицинской койке. Руки и ноги его были пристегнуты к койке наручниками, спину залили оранжевой восстановительной пеной, к вене вела капельница. Там, где пена впиталась, виднелись страшные ожоги. Но уже подживающие, хотя у обычных людей сейчас шла бы стадия омертвения и интоксикации. Он не спал. Зеленые глаза болезненно и равнодушно смотрели в сторону стекла.

Тандаджи нажал кнопку на панели и склонился над микрофоном.

– Доброе утро, господин Львовский, – проговорил он, и задержанный дернулся, лицо его тут же искривилось от боли. – Полковник Тандаджи. Мне сообщили, что вы передумали за ночь и готовы добровольно пообщаться со следствием.

Глаза темного остановились на стекле. Он помолчал. Сглотнул и облизал сухие потрескавшиеся губы.

– Я хочу пить.

– Конечно, – ласково сказал Тандаджи. – Во время разговора и попьете.

– Нельзя, – прошелестел Львовский, тяжело дыша. – Нельзя. Я проклят. Только капельница.

– Все зависит от вашей сговорчивости, – подтвердил тидусс.

Темный несколько раз судорожно дернулся, с хрипами, – смеялся.

– Вы всё мне дадите, даже если я буду молчать. Вам не нужна моя смерть.

– Жизнь может быть хуже смерти. Болезненнее так точно, – равнодушно проговорил Тандаджи.

– Да-а, – снова засипел-засмеялся заговорщик. – Но я все равно не расскажу вам много. На мне блоки, которые могут снять всего несколько человек в мире. Вы о нас ничего не узнаете. Как это я попался, а? Все было продумано идеально…

– И вы нам про это расскажете, – подсказал Тандаджи. И вдруг, обернувшись на звук поспешных шагов, склонился в поклоне, как и Стрелковский.

По тюремному коридору мимо камер к смотровому стеклу шла ее величество Василина Рудлог, одетая в светлые брюки и мягкий свитер под горло, с волосами, просто забранными в хвост. Лицо ее было немного сонным. За ней следовали бледные гвардейцы.

– Полковник Тандаджи, полковник Стрелковский, – приветственно кивнула она.

Байдек шагнул навстречу, взглядом размазав подчиненных по стенке, и Василина мягко взяла его за руку.

– Не ругай их, – шепнула едва слышно, – я запретила им звонить тебе. Ты был бы против.

– Я против, – подтвердил он сдержанно. – Я провожу тебя обратно.

Господа полковники, как и сотрудники наблюдательного пункта, и охрана камеры, застыли со склоненными головами, готовые к семейной сцене.

– Хорошо, – сказала она так же тихо. – Только дай мне взглянуть на него. Я хочу увидеть человека, который хотел меня убить. Понимаешь? Это как посмотреть в лицо своему страху.

– Да, – коротко и тоже почти неслышно проговорил принц-консорт. – Но ты будешь говорить мне о таких желаниях, Василина.

– Да, – повторила она, слабо улыбаясь ему, и он не выдержал – поднес ее руку к губам, поцеловал с нежностью, прикрыв глаза и чувствуя, как дрожат уже его руки.

Окружающие продолжали делать вид, что их здесь нет.

– Она здесь? – раздался искаженный динамиком голос Львовского. – Королева? Я чувствую… чувствую ее ауру, как в лазарете… Столько силы… Какое искушение…

Василина встала перед окном, глядя на обожженного темного, который сжимал и разжимал руку у лица и шарил полубезумным взглядом по стеклу.

– Здесь, – выдохнул он. – Ваше величество… а я ведь видел вас… Когда пол в коридоре мыл, а в палату заходили врачи. Мне сказали, вы закрыли портал на Севере. Да… Такая маленькая. Мне было бы жаль, если бы вы умерли.

Василина молчала, крепко сжимая мужа за руку и вглядываясь в искаженное болью лицо Львовского.

– Но бомбу вы бы все равно прикрепили, – проговорил отмерший Тандаджи, в котором следователь взял верх над тактичным верноподданным. Почтение почтением, а пока преступник говорит, нужно его в этом поощрять.

– Прикрепил бы, – прошептал темный, – и взорвал бы. Но мне было бы жаль… Хорошо, что уже не нужно.

Он что-то еще шептал себе под нос. Глаза горячечно блестели.

– Идем, – едва слышно приказал Байдек, и Василина беспрекословно шагнула за ним.

– Ваше величество, – прохрипел в динамике Львовский, – не закрывайте второй портал. Не закрывайте портал! Иначе Черный Жрец не сможет вернуться!

Она оглянулась, но не стала просить Мариана остановиться.

– Не закрывайте портал, – просил темный, когда они шли к лестнице. – Не сейчас!

Он замолчал, тяжело дыша, только когда королевская чета поднялась наверх. По лицу его тек пот. Львовский некоторое время вглядывался в стекло, затем выругался с отчаянием, закрыл глаза.

– Вы вчера наотрез отказывались говорить. А сегодня согласились, – проговорил Тандаджи невозмутимо. – Почему?

– Потому что нельзя закрывать порталы, – прошептал темный с закрытыми глазами. – Как мне еще донести это до вас? Чтобы вы рассказали другим… в других странах.

– А вчера можно было? – почти озадаченно уточнил тидусс.

Львовский открыл глаза и вдруг усмехнулся:

– Вчера у меня почти не было надежды, господин Тандаджи. А сегодня есть. Я видел сон. Больше не нужно взрывов. Там, внизу, Источник сдвинулся с места. Мы все это ощутили. Наш праотец наконец-то идет к порталам.

Десятое апреля, Блакория

По влажному низинному лесу среди хилых, едва зазеленевших деревьев поспешно отступали с десяток человек. Они, отбиваясь боевыми заклинаниями от всадников на огромных стрекозах, бежали по чавкающим бурым мхам к приметному пригорку. Тот, покрытый пышным ельником, находился метрах в ста пятидесяти от шоссе, на котором убегающими была устроена засада.

Сейчас на тракте горел обоз иномирян. Пылали перевернутые грузовики с едой, оружием и одеждой для воюющих на границе с Рудлогом отрядов, стонали раненые, трещал хитин на уничтоженных охонгах, корчился недобитый тха-охонг с оторванными лапами, дергали крыльями сбитые Таранами стрекозы.