В это утро Мариан Байдек пропустил и зарядку, и построение. Ночью он несколько раз просыпался, чтобы убедиться – да, вот она, его жена, лежит рядом, как прежде, цела и невредима. Ругал себя последними словами, обхватывая ее поверх спящей между ними Мартины, и снова засыпал, согревшись, счастливый и тревожный. С другого бока к Василине жались мальчишки – в эту ночь дети спали с ними, потому что вчера не сумели успокоиться и отпустить маму. И хорошо, что кровать была достаточно широкой, чтобы все поместились.

Но когда часы показали половину восьмого, на столике у кровати пиликнул телефон – пришло сообщение. Байдек протянул руку, прочитал его и зашевелился, аккуратно пытаясь отодвинуться от супруги, чтобы не разбудить ее и детей.

– Уходишь? – сонно пробормотала она, подгребая к себе задергавшую ножками Мартину.

– Нужно, – прошептал он. – Ты спи, василек. Я дойду до Тандаджи, пообщаюсь с ним и вернусь.

Выходя, он кинул взгляд на Василину в окружении детей – и сердце его на секунду кольнуло сожалением. Такой, уютной и спокойной, могла быть их жизнь в поместье. Без покушений, уходов жены туда, где он не в силах ей помочь, и ее огненной силы, с которой ей тоже приходилось справляться самостоятельно.

В камине гостиной, как и прежде, горел огонь, и Байдек, налив в опустевшую за ночь плошку можжевелового масла, поставил ее перед нагретыми изразцами.

– Охраняй, – сказал он тихо.

– Коне-е-ечно! – прогудело пламя так самодовольно, что принц-консорт усмехнулся. Из камина показалась усатая гепардова морда, слизнула масло, зевнула: – Кто-о-о лучший охра-а-анник?

– Ты, ты, – заслуженно похвалил его Мариан.

– Я-а-а! – горделиво подтвердил Ясница и скрылся в огне.

* * *

Наутро после покушения на королеву в разведуправлении царила тишина и атмосфера потрясающей работоспособности. Даже весенние отогревшиеся мухи опасались жужжать и безмолвно ползали по папкам с бумагами, телефонам и притихшим сотрудникам.

Разноса, подобного тому, что устроил начальник подчиненным, отвечавшим за отработку заговорщиков, в Зеленом крыле припомнить не могли. Впрочем, и того, чтобы его высочество Мариан Бай-дек был настолько зол: все Управление слышало, как он, быстрым шагом проследовавший в кабинет полковника вечером через пару часов после покушения, выговаривал, срываясь на рык, что у того тут заговорщики пешком ходят, контакты не отработаны и не просчитана элементарная раскладка действий противника.

«Виноват, ваше высочество, – то и дело раздавался ровный голос Тандаджи. – Мое упущение, ваше высочество».

Принц-консорт, после очередного «виноват» зарычавший уже натурально, хлопнул дверью и удалился, хмурясь и бросая тяжелые взгляды на любопытствующих.

В шесть утра тидусс собрал по итогам первых следственных действий совещание, которое больше напоминало экзекуцию. Когда за последним из присутствующих захлопнулась дверь, Тандаджи, красными от недосыпа глазами полюбовавшись занимающимся над парком рассветом, достал из стола стопку бумаги. На одном из листов он написал «Заявление об увольнении», а на втором «Отчет о следственных действиях». Поколебался и подвинул к себе «Заявление».

Но стоило ему вывести первые полные раскаяния и самоуничижения строки, как дверь открылась, и в кабинет вошел принц-консорт Мариан Байдек. Сел в кресло и бросил взгляд на лист, над которым замерла рука полковника с зажатой в пальцах ручкой.

– Опять балуешься? – сказал его высочество сдержанно, ослабляя воротник.

Тандаджи промолчал, откинувшись на спинку кресла и едва заметно подняв брови. Байдек поморщился.

– Обиделся? – проворчал он. – Нежный какой. Прекращай. Я был неправ, Майло. Мои люди так же виноваты, как твои. Да и ведомство Игоря Ивановича подкачало. Его сотрудники не отработали убежище заговорщиков в Блакории, твои упустили контакты персонала, а мои и вовсе пропустили взрывчатку в здание. Мог бы мне это вчера сказать, а не слушать с таким видом, будто я тебе отходную читаю.

– Если бы я тебе это сказал, ты бы меня съел, – невозмутимо отозвался начальник разведуправления. Но ручку отложил.

– Не смешно, – буркнул принц-консорт. Оценил общую тидуссову потрепанность. – Ты вообще спал сегодня?

– Нет. – Тандаджи выдвинул ящик и достал мешочек, явно пахнущий дурман-травой. Байдек принюхался и едва заметно покачал головой, наблюдая, как собеседник споро крутит из куска разорванного заявления об увольнении пухлую самокрутку и поджигает ее. Полковник затянулся пару раз, выпустил дым – и лицо его расслабилось.

– Не замечал за тобой склонности к театральным эффектам, – проговорил принц-консорт.

– Возможно, я слишком много общался с Кембритчем, – согласился Тандаджи, благодушно улыбаясь, и только взгляд его потяжелел.

Они помолчали. Известие о смерти Дармоншира пришло вчера в разгар расследования, и Тандаджи, как и Байдеку, было нелегко принять его. И сейчас вместе с запахом дурман-травы по кабинету потекло сожаление. Заявление тлело, начальник разведуправления попыхивал самокруткой.

– Что там с задержанным? – нарушил тишину Мариан.

– Темный, который оказался нашим старым знакомым, – сообщил Тандаджи, опять сверкая белоснежными зубами. Байдек мрачно взглянул на него, и улыбка полковника стала еще шире.

– Как узнали?

– Съездили к Дорофее, показали его фотографию герцогине Симоновой, которая видела часть заговорщиков, – объяснил тидусс. – Она и опознала. Именно он вербовал ее тогда, когда Симонова должна была выманить к ним ректора Свидерского и ее высочество Марину. Он же провел принцессу к заговорщикам, когда она… поддалась эмоциям и сбежала.

– Попался, значит, – с удовлетворением проговорил Байдек, чуть поморщившись при напоминании о Маринином безрассудстве. – Молчит?

– Заговорит, – пообещал Тандаджи весело. – Если понадобится, я его сам «Смыком» разговорю.

Полковник одно за другим потер запястья, переломанные после личного знакомства агента Тандаджи с аппаратом «Смык-181» в доме Смитсена, и снова затянулся. Байдек несколько раз при допросах преступников сталкивался с этим прибором, вызывающим у человека чудовищный страх, поэтому понимающе качнул головой.

– Менталисты с задержанным работали?

– Он темный, – напомнил тидусс, и принц-консорт досадливо постучал пальцами по столу. – Менталистов и магов к нему подпускать не стану, не дай боги выпьет, но снаружи у камеры дежурят сильнейшие боевые маги Управления под щитами и несколько служителей Триединого. Его Священство согласился прислать нам помощь, чтобы блокировать возможный темный срыв. Но, памятуя о том, что случилось семь лет назад, безопаснее ликвидировать, – закончил полковник все с той же благодушной улыбкой.

– Согласен, но, если мы его не заставим говорить, за ним придут другие, – возразил принц-консорт тяжело. – И рано или поздно они добьются цели. Потому что идеальной защиты не существует. Тем более когда на стороне заговорщиков маг такой силы, как Черныш. Но я, собственно, не только извиниться зашел. Стрелковский здесь?

– Где же ему еще быть? – Тандаджи докурил и теперь встал, чтобы открыть окно.

– Тогда зови его в операторскую, сейчас посмотрим видео. – Байдек достал из кармана длинный кристаллический накопитель. – Мои ребята наконец смогли восстановить записи. Думали, уже не выйдет, так сбоили кристаллы после взрыва, но нет, даже звук есть. В этот накопитель свели информацию со всех камер, которые не сгорели.

Тандаджи уже с привычным каменным лицом повернулся от окна и подошел к телефону.

– Игорь, – сказал он в трубку, – запись взрыва есть. Иди в операторскую.

В операторской, или информационном центре Управления работали с фото-, аудио- и видеоматериалами, поступающими от агентов и других источников как внутри страны, так и из-за границы. Часто из-за экстремальных условий записи эти материалы были такого качества, что без обработки и восстановления сотрудниками информационного центра не читались. В службе охраны, возглавляемой Бай-деком, была своя операторская – и так как лазарет относился к дворцовому комплексу, то ключи от камер слежения, шифры записывающих кристаллов и мониторы, на которых охране транслировалось происходящее, тоже находились в ведомстве принца-консорта. Поэтому и расшифровкой занимались специалисты охраны, а не Управления.

Хотя Тандаджи и планировал накануне запросить у гвардейского корпуса передачу кристаллов-накопителей своим операторам, лезть под горячую руку Мариана, который только что чуть не потерял вернувшуюся жену, он не стал, отложив вопрос на утро. И это оказалось верным решением – его высочество сам принес записи.

Байдек и Тандаджи прошли в большой информационный центр, напоминающий белый аквариум со множеством стекол: такое впечатление производили большие экраны эмагкинов по периметру, у которых, разделенные звукопоглощающими перегородками, сидели операторы, просматривая видео; большинство из них были в наушниках. Там уже ждал Стрелковский. Один из операторов вставил переданный принцем-консортом длинный кристалл в небольшой отсек-считыватель эмагкина на клавиатуре – магтехнологии во всей красе, – набрал несколько символов, и на экране высветился белый коридор лазарета за несколько минут до взрыва.

Мимо пустующих палат шла молоденькая санитарка – простовато улыбаясь встречным, перебрасываясь короткими фразами с коллегами. В зеленом халате, шапочке, с вышитым именем на груди, с тележкой, на которой стопкой были сложены полотенца, бруски мыла, флакончики с шампунем и с десяток свечей в прозрачных стаканах. Вот ее показали со спины: впереди, в конце коридора, у дверей в палату королевы стояла охрана, а санитарка подходила к посту старшей сестры, расположенному посередине.

– Громче звук, – попросил Стрелковский, и оператор выкрутил громкость.

– Не помешаю я там, Лариса Павловна? – тихо спросила подошедшая.

– Нет, Оленька, ты как раз вовремя, – ответила сестра, – его высочество с детьми только что ушел. Полчаса у тебя есть.

– А свечи в палату зачем, не знаете?

Старшая поколебалась и склонилась над стойкой.

– На смену. Принц-консорт несколько с собой принес, в палате зажег, – едва слышно поделилась она. – Приказал менять, так уже почти все прогорели. Катя, медсестра, говорила, что видела, как королева руки над свечами держит и улыбается, а вокруг пальцев так и полыхает, словно они бензином облиты! И бабочки по палате огненные летают! Это что, говорят, во дворце их каждый день видят! И саламандры по стенам бегают, и даже птицы огненные летают!

– Чудеса, – выдохнула санитарка; на глуповатом лице ее разлился восторг. – Пойду я, может, тоже увижу, а?

Из ординаторской на шум голосов вышел врач, строго взглянул в сторону поста, и женщины отпрянули друг от друга. Доктор, поправив очки, шагнул обратно.

Санитарка, поглядывая на гвардейцев, катила тележку к палате королевы, охранники смотрели на нее с каменными лицами. А когда до них осталось шагов пятнадцать, из-под двери вдруг скользнула пламенная широкая лента, закрутившись вихрем и обратившись в огнедуха Ясницу.

Охранники напряглись, но с места не двинулись. Огнедуха они знали – тот каждое утро, если не было дождя, приходил на зарядку с капитаном Байдеком, да и днем постоянно следовал за ним.

Гепард зевнул, с интересом глядя на тележку, затем шагнул-метнулся к ней, обтек вместе с замершей девушкой, едва не касаясь ее. Санитарка вцепилась в рукоятку тележки и замерла.

– Ф-фу, вода, – прогудел Ясница, ткнувшись под тележку, в ведро, стоящее на нижнем ярусе. – О-о-о, свечи! Люблю-у-у свечи-и-и. – Он обнюхивал лежащее сверху. Затем сел перед тележкой, задрав лапу и неприлично лизнув ее. – Ма-а-ало везешь. Быстро-о сгоря-а-ат!

Он протянул пылающий коготь и коснулся одной из свечей. Фитилек сразу занялся, воск в стакане мгновенно расплавился.

– А что еще-е-е есть? – с любопытством спросил он.

– Мальчики, – жалобно позвала Оленька, – а можно его как-то прогнать?

– Заче-е-ем меня-я прогоня-а-ать?! – возмутился огнедух, снова мягкой петлей обтекая и тележку, и санитарку. – А поговори-и-ить? Дава-а-ай в зага-а-адки поигра-а-аем? Ответишь пра-а-авильно – пропущу-у-у!

– Я его боюсь! – Служащая умоляюще посмотрела на охранников, и те неохотно зашевелились.

– Капитану позвонить? – буркнул один из них второму, старшему.

– Подожди, договоримся, – ответил тот. – Он не тронет. Уважаемый Ясница, – гвардеец шагнул вперед, – не пугайте девушку, пропустите. Иначе придется звать его высочество.

– Я-а-а уважа-а-аемый, – с удовольствием зевнул огнедух. – Я-а-а почте-е-енный! Не-е на-а-адо зва-а-а-ать! Я-а-а не пугаю-у-у, а играю-у-у. Ну-у-у, краса-а-авица-а-а, – тут в голосе гепарда послышалось отчетливое ехидство, – отве-е-етишь?

– Да ответьте ему, – посоветовал старший сочувственно. – Он и отвяжется.

– Ф-фр-р, как невежливо, – зафырчал Ясница.

Санитарка тяжело потерла глаза ладонью.

– Зага-а-адка, – прогудел Ясница. – Что ты такое вкусное везе-е-ешь, краса-а-авица?

Девушка замерла.

– У меня нет еды, – неуверенно сказала она.

– А для меня-а-а е-е-есть! – рявкнул огнедух и, рванувшись вперед, распахнул пасть, заглотив горку мыла вместе с частью тележки. Санитарка, охнув, бросилась назад к посту – и тут гепард вдруг беззвучно разбух клубами пламени до ширины коридора. На экране видна была его исказившаяся увеличившаяся морда, расплющенная об стену, распахнутая огромная пасть, из которой вырвался взрывной столб пламени, нагнавший санитарку и сбивший ее с ног. Засверкали вокруг девушки щиты, которых не могло на ней быть, полопались – и, когда огонь отступил, на полу остался корчиться мужчина, сбивая огонь с надетого на нем горящего халата санитарки Оленьки.

– Вку-у-усно! – прогудел Ясница, вернувшись в обычный размер, и закашлялся – с каждым кашлем у него из пасти стреляли язычки пламени. – Но мно-о-ого, – прохрипел он, – сильный порох теперь ста-а-ал!

Огневик прыгнул к мужчине в горящей одежде – тот уже не шевелился, потеряв сознание, – провел над ним лапой, и пламя впиталось в нее.

Охранники, которых чуть не задело увеличившейся задницей огнедуха, вжавшись в стену, держались за красные лица – видно, жаром полыхнуло неслабо. Один из них кое-как снял с пояса рацию и быстро заговорил в нее – вызывал Байдека. На стенах коридора копотью отпечатались искаженная морда Ясницы и след огромной лапы.

Через несколько секунд в коридор ворвались гвардейцы, среди них – несколько боевых магов; мужчину лицом вниз погрузили на носилки и под охраной потащили прочь: в Зеленом крыле была камера с медицинским оборудованием. Ясница, горделиво прохаживающийся туда-сюда, лег у дверей в палату королевы и начал вылизывать лапу.

Открылась дверь, оттуда наконец выглянула привлеченная шумом Василина – в простом платье, в тапочках – и в изумлении прижала руку к груди. Охранник, кривясь от боли, что-то сказал ей – видимо, просил вернуться в палату, потому что она кивнула и скрылась. Подошли еще гвардейцы, сменили пострадавших – тех приняли врачи, – быстрым шагом прошел к палате жены Байдек, и через минуту королева в окружении гвардии покинула лазарет.

Запись оборвалась и началась снова.

– Лескова Ольга, двадцати двух лет от роду, – проговорил Тандаджи; на экране санитарка опять катила тележку по коридору, – на работу была принята полгода назад по королевской программе трудоустройства сирот. Работала то во вторую, то в ночную смену, по утрам училась, в этом году должна была закончить медицинский колледж. Соседок по общежитию уже опросили. Собиралась идти в мед-службу на фронт, горела этим, но с месяц назад передумала. Стала пропадать, не выходила на учебу, обзавелась деньгами. Как-то обмолвилась, что у нее появился мужчина, а две недели назад и вовсе написала заявление на академический отпуск с сохранением места в общежитии. Но после этого в комнате больше не появлялась и на звонки соседок не отвечала. Однако на работу выходила исправно.

Его слушали внимательно – пусть каждое ведомство проводило профильное расследование, но вся информация стекалась к Тандаджи, и основная следственная работа легла именно на внутреннюю разведку.