От огненных ударов занялись и редкие лысоватые деревья вдоль дороги, но это не задержало погоню надолго: уцелевшим иномирянам потребовалось несколько минут, чтобы на охонгах обойти зону пожара и начать преследование. Сухо трещали автоматные очереди, щиты отступающих мутнели от пуль, и то и дело приходилось останавливаться, чтобы выручить отставшего товарища.

Первый из магов взбежал на песчаный пригорок: там, надежно скрытое разлапистыми елками, подрагивало ртутное Зеркало, привязанное к оставленному за ним артефакту. Ближе к месту засады открыть переход было невозможно из-за того, что блакорийское болотистое редколесье на километры просматривалось как на ладони.

– Зеркало на месте! – крикнул он своим, и те прибавили шаг, а маг выбросил вперед ладони, и ближайшую пикирующую стрекозу снесло мощным Тараном. Еще злее заговорили автоматы; пара визжащих охонгов нагнала последнего из убегающих – от удара лапами-лезвиями о щит тот упал, и иномиряне, яростно выплевывая свою иномирянскую ругань, начали закидывать купол защиты гранатами. К товарищу на помощь рванули еще двое магов. Остальные проворно взбирались на пригорок и сбивали раньяров Лезвиями и Вертушками уже оттуда.

Полыхнуло – почти у Зеркала взорвалась граната из гранатомета, но портал устоял, лишь пошел волнами.

– Дуглас, нужно уходить! – крикнул один из магов. – Там Брин! Они выберутся!

Молодой Макроут мотнул головой.

– Вы идите, а я прикрою их от стрекоз!

Перед отбивающимися внизу магами вдруг поднялась пятерка вихрей-огневиков, стихийных духов, подчиненных амулетами Оливера Брина. Заверещали охонги, объятые пламенем, мучительно заорали наездники, а отступающие, отскочив от рухнувшего почти им на головы раньяра, побежали к пригорку.

До него оставалось несколько шагов, когда первый из магов вдруг беззвучно ухнул в открывшийся прямо под его ногами черный болотный бочаг. Не было ни звука, ни всплеска – вязкая жижа сомкнулась над головой упавшего, беззвучно покатилась к краям и замерла. На поверхности надулся огромный метановый пузырь и лопнул.

Наступила такая тишина, что стало слышно, как у горящих машин на дороге стонут раненые иномиряне, и даже нападающие в изумлении замолчали. Второй маг, упав на живот, зашарил в жиже рукой; Оливер Брин схватил его за ноги, оттаскивая.

– Он мертв уже! Мертв! – крикнул он товарищу в лицо. – Ты тоже туда хочешь?

Мужчины на пригорке, грязные, тяжело дышащие, забыв про преследователей, которых сейчас уничтожали духи Брина, молча смотрели на болотное окно полутора метров в диаметре. Напоминание, что проклятие найдет виновных где угодно.

– Мы же всё вокруг проверили, – дрогнувшим голосом проговорил Макроут. – Я сам там проверял. Там не было провала.

Отставшие, тщательно глядя под ноги, перебрались на пригорок, и темные начали один за другим уходить в Зеркало. Последним шагнул Брин – но перед этим коснулся амулета, и к нему огненной лентой проскользил единственный огнедух. Остальные истратили силы и развеялись.

Они вышли из Зеркала среди снегов, у входа в горное убежище. Дуглас Макроут деактивировал артефакт, на который Черныш завязал питание перехода, и отряд прошел в расщелину, а затем по длинному наклонному каменному коридору – туда, где давным-давно ушедшими отсюда то ли отшельниками, то ли монахами рядом с большими пещерами были выдолблены маленькие «кельи», которые использовались заговорщиками как спальни.

Пещера, служившая и гостиной, и столовой, встретила вернувшихся затхлостью и холодом. Замигали и загорелись магические светильники, освещая широкий стол, стулья, а также уставших и подавленных от очередной нелепой смерти людей. А ведь с утра, после того как во сне темные ощутили движение Источника и рассказали об этом не-темным и слишком слабым, чтобы видеть сны, соратникам, в убежище царила эйфория: первый раз за несколько недель здесь звучал смех, единомышленники улыбались, готовясь к очередной вылазке.

Сейчас вернулось ощущение безнадежности, сопровождавшее их последнее время.

Мужчины разбрелись по сторонам; кто-то обтирался влажными тряпками, потому что душа здесь не было, а обливаться было холодно: у гор еще лежал снег, поэтому и без обливания приходилось тратить личный резерв на обогрев. Те, кто мог пить, – пили; кто-то хрустел сухпайками, отбитыми у иномирян в одну из прошлых вылазок.

Оливер Брин, осторожно вытерев руки, сходил к себе в «келью» переодеться, а вернувшись, опустился в кресло, стараясь не смотреть на жадно глотающего воду Макроута. Каменные своды и миллионы тонн горы над ними давили на плечи, и казалось, что не хватает кислорода. Во рту было сухо, и язык казался чужеродным, шершавым, но Брин опасался теперь даже смачивать горло: один из соратников захлебнулся на их глазах, не сделав ни глотка, просто набрав в рот воды.

Сейчас нужно отдохнуть и сделать себе капельницу. Хорошо хоть, что соли хлорида натрия для физраствора запасено достаточно и источники с чистой водой здесь есть. А вот остальные припасы подошли к концу, и приходилось грабить грабителей, добывая себе пропитание.

Вода Брину теперь часто снилась – он пил ее досыта, окунался, гладил прозрачную и ласковую поверхность то ли речки, то ли озера; счастливо жмурясь, набирал горстями и пил, пил, пил. Снилась ему и спокойная, размеренная жизнь до встречи с Романом Соболевским, который зажег в нем, простом исследователе стихийных духов, уже перешагнувшем за пятый десяток и вырастившем детей, веру в особую миссию, в то, что он способен изменить мир. Он до сих пор в это верил, хотя и вспоминал иногда и свою лабораторию в провинциальном инляндском магинституте, и жену, и детей, с которыми связи последние годы не поддерживал, и мирные споры с коллегами за чаем.

Просыпался он, мучимый еще большей жаждой, чем до сна, хотя осознавал, что это психологическое – капельницы давали достаточно влаги. И мог понять Вертера Овина, который около недели назад во время ужина вдруг мутными глазами посмотрел по сторонам, на тех, кто не попал под проклятье и спокойно подносил стаканы ко рту, молча встал, вырвав из вены иглу от капельницы, схватил бутылку с водой и начал пить – давясь, обливаясь, что-то выкрикивая, дико смеясь и не давая отобрать емкость. Он перестал дышать в один миг, посинев и выронив бутылку – хрипя, рухнул на каменный пол и замер.

Вода не знала жалости и медленно, неумолимо, одного за другим забирала тех, в чьей ауре проявилось темное кружево. Ни гениальный Черныш, способный работать с аурами с закрытыми глазами, ни темные, которым на роду было положено разбираться в проклятиях, распутать его не смогли. Многие уже были доведены до отчаяния, и всё громче звучали разговоры о том, что нужно пойти сдаться в расположение остатков блакорийской армии и присоединиться к борьбе против захватчиков, возможно, заработав себе на амнистию и выторговав избавление от проклятия. Накануне утром и вовсе было отмечено ослабление эманаций Черного (хотя последнее время они нарастали), что ввело темных почти в панику: неужели все было зря? И если бы этой ночью они вновь не обрели надежду, то уже сегодня заговорщики рисковали недосчитаться части соратников.

Дугласа, сильнейшего среди них потомка Черного Жреца, берегли, используя будущего короля как знамя для привлечения новых последователей и не допуская к участию в терроре. Поэтому под проклятие он не попал. Зато с каждым днем он (как и другие темные, но в несравнимо большей степени) становился все опаснее для нетемных соратников, потому что эманации Жреца усиливались, разжигая голод и желание подпитаться, а никто, кроме Черныша, уже не мог быстро открыть Зеркало в монастырь, чтобы перенести Макроута туда. Данзан Оюнович, однажды поймав разгорающийся голодный блеск зеленых глаз Дугласа, создал для него еще один амулет переноса, открывающий Зеркало в монастырь Триединого, и отдал его Брину, как слишком слабому, чтобы поддаться голоду, но способному понять, что происходит с претендентом на престол Гёттенхольдов.

Вот и сейчас Дуглас допил и повернулся в сторону Финса, виталиста и классического мага без капли темной крови, – глаза потенциального короля вновь мерцали зеленым, и Брин приподнялся в кресле, нащупывая амулет. Но молодой Макроут опомнился сам. Стиснул зубы, достал бутылочку с вытяжкой из храмовых трав, выпил залпом, сорвав крышку, и тут же потянулся за второй.

– Черныш еще не вернулся? – спросил он севшим голосом. Радужки его постепенно тухли.

– В комнате его нет, на складе тоже, – покачал головой Брин, по пути к себе заглянувший и туда, и туда.

Данзан Оюнович накануне отбыл в Иоаннесбург на встречу со Львовским. Тот ушел в Рудлог больше месяца назад, чтобы подготовить устранение королевы, когда она появится, и с тех пор передавал информацию через Черныша, ибо, как и остальные, самостоятельно открыть Зеркало уже не мог.

Кто-то из соратников за это время отправился в Йеллоувинь, кто-то – на север Рудлога, чтобы постараться подобраться к Демьяну Бермонту; несколько человек ушли даже в Пески и на Маль-Серену. Слишком много было поставлено на кон, чтобы не попытаться довести дело до конца. И все отчетливо понимали, что, не присоединись к ним Черныш, не удалось бы не только осуществить взрывы, но и успешно скрываться от спецслужб континента.

Молодой темный потер ладони одна о другую, оглядел ужинающую компанию и вздохнул.

– Чудовищно тяжело жить без связи с внешним миром. Может, Черныша и Константина уже схватили, а мы про это и не узнаем.

– Оказывается, вы невысокого мнения о моих способностях, лорд Макроут, – раздался скрипучий голос Данзана Оюновича. Присутствующие обернулись: у входа в пещеру стоял незнакомый мужчина, в полумраке похожий на чернорабочего, в неприметной затертой зимней куртке, таких же заношенных брюках, картузе и стоптанных ботинках. Через плечо у него была переброшена тяжелая сумка.

Он поморщился, махнул рукой, и магические светильники засияли ярче, а Черныш шагнул в «гостиную», на ходу возвращая себе свою внешность.

– Вы почти сутки отсутствовали, а раньше вам хватало пары часов, – не смутился темный. – Что нам еще думать?

– Что появились непредвиденные обстоятельства. – Один из сильнейших магов мира, как бабушка, приехавшая к внукам, выкладывал из сумки на стол фрукты и овощи, запечатанные пакеты для капельниц. – Впрочем, вы правы. Львовского схватили.

Черныш обвел взглядом замерших соратников и продолжил, снимая куртку:

– Когда я ушел в Иоаннесбург, первое, о чем услышал по телевизору в гостинице, – что вернулась королева, сумев закрыть портал на Севере.

Присутствующие дружно пораженно-недоверчиво вздохнули.

– Вот почему вчера ослабли эманации Жреца, – понимающе пробормотал Брин. – Переход закрыт!

– Осталось всего четыре, – сказал кто-то тихо.

– Если идет, должен успеть, – отвечали ему.

Черныш, игнорируя эти переговоры, продолжал, отерев тряпкой сочное яблоко и со смачным хрустом откусив кусок:

– Константин так и не появился в номере в оговоренное время, хотя смена в лазарете уже должна была закончиться. Я подождал, сколько требовалось, затем вышел прогуляться мимо дворца. И увидел усиленную охрану, следователей, что-то проверяющих у крыльца, придворного мага, просматривающего щиты. Стало ясно: что-то случилось. Кляйншвитцер, конечно, олух, но маг неслабый, поэтому я предпочел не заниматься ментальным сканированием там, где он мог это засечь, а подождать удобного случая.

Всю ночь и утро я отслеживал выходящий за щиты персонал госпиталя. Следовал за людьми, аккуратно прощупывая их ментально, до тех пор, пока не восстановил картину произошедшего.

Его слушали с уважением, но на лицах читалось нетерпение.

– Королеву по возвращении положили в лазарет на обследование, и, конечно же, наш друг не мог не воспользоваться такой возможностью. Судя по всему, он проследовал в ее палату со взрывчаткой, но по пути на него напал огнедух-охранник, который уничтожил орвекс без вреда для окружающих и королевы и каким-то образом нейтрализовал и щиты, и мой амулет. – Черныш снова поморщился, куснул яблоко. – Я крайне разочарован, конечно. Столько резерва я потратил на копирование допусков под щиты и сцепок магдоговора из ауры девушки, на внедрение их в ауру Константина. А на амулет? Вины нашего друга, конечно, нет, он бы сделал все, как нужно, но появился один непредвиденный фактор – и вся подготовка провалилась. Константин схвачен, и пусть у него стоят блоки и он наше расположение и остальные операции не сдаст, но все равно потеря такого союзника, как Львовский, сильно ударит по нам.

– А я ведь изначально был против вашего плана, – напомнил Макроут, хмурясь. – Мне тяжело осознавать, что мы убиваем женщин и детей. И что тем самым подыгрываем захватчикам, с которыми сами же боремся.

– И мне нелегко, – резко отозвался Черныш, – но схема с подменой личины и элементов ауры не сработала бы ни с Бермонтом, ибо у берманов идеальное обоняние и они легко отличат запах одного человека от другого, ни с Желтыми с их ментальными способностями, ни с царицей, воспринимающей эмоциональный фон, как мы – холод или жару. Впрочем, мы уже это обсуждали. Благородство и великодушие прекрасны, лорд Макроут, однако не забывайте, что ими не вернуть вашего первопредка. Есть условие в предсказании, что сила владык Туры должна ослабнуть, и этого никак не добиться патетичными речами, не запачкавшись. Хотя вы, конечно, выйдете чистеньким, вам повезло.

Молодой темный побагровел.

– Хорошо, что в устранении монархов больше нет нужды, – примирительно вмешался Брин, пока не успела начаться перепалка. И пояснил в ответ на вопросительный взгляд Черныша: – Этой ночью те из нас, кто видит сны про Нижний мир, почувствовали, что Источник сильно сдвинулся в сторону равнины, на которую прибывают отряды наемников и рекрутов со всей империи. На ней же, у трех вулканов, открыты порталы. Значит, наша работа принесла плоды. Скоро Жрец будет на Туре. Значит, нет нужды больше в… исполнении предсказания.

Черныш доел яблоко, глянул на огрызок и, подумав, сунул его в рот. Лишняя влага не помешает.

– Жаль вас расстраивать, друзья мои, но не понимаю, где вы нашли повод для оптимизма, – сухо сказал он, дожевав, и присутствующие с недоумением посмотрели на него, похудевшего, серого, еще больше похожего на хищную птицу, чем раньше. – Судите сами: если бы бог был в состоянии пройти через порталы, что помешало бы ему сделать это в один момент? А если, как вы говорите, он переместился, но на Туру не вышел, да еще и эманации стали слабее, – не значит ли это, что порталы все еще его не пропускают? И нам, наоборот, нужно поторопиться с расчисткой пути?

В пещере воцарилась подавленная тишина. Макроут вскинулся, желая что-то сказать, но не стал, опустившись на грубую скамью у стола. На лице его читалось поражение.

Один из темных вдруг заговорил:

– Я слышал сегодня ночью, как говорили дар-тени из ближайшего к нашему убежища. Они прилетели к нам, потому что тоже ощутили ослабление защиты Источника и его перемещение. Говорили, будто к долине Источника, закрытой для всех нас, с неделю назад пошел охотник Охтор, один из старейших, и повел с собой крылатую женщину.

– И я это слышал несколько дней назад, – пробормотал второй. – Но я думал, выдумки. Откуда на Лортахе быть нашей женщине? Их никогда там не бывало.

– И я, – поддержали еще несколько голосов.

– Сейчас, когда вы заговорили об этом, я вспомнил, что видел ее, – глухо сказал Макроут. – Я тоже не все сны запоминаю, но сейчас вспомнил. Правда это. Она с Охтором была, совсем юная девушка. С крыльями. Не знаю, зачем ее повели к Отцу, я оставался на заставе.

– Говорили еще, – продолжал первый, – что Отец потребовал ее себе в жертву. Вдруг жертва уже свершилась и это помогло? Мы ведь не всё, что сказано в предсказании, понимаем. Вдруг не все зависит от нас? Да и что мы можем сделать теперь, когда отрезаны здесь от мира, от наших людей и один за другим умираем от проклятья? Есть ли смысл бороться дальше?

– А есть смысл сдаваться? – вмешался Оливер Брин, поднимаясь. – Даже если нет нужды в устранении правителей, в чем, как правильно обратил наше внимание Данзан Оюнович, нет никакой уверенности, то как вернется Жрец, если им удастся закрыть все порталы?

– Но что мы можем? – повторил его собеседник. – Снова убивать? Или ждать? Пока большинство из нас не будет уничтожено проклятьем?

– Ждать, – кивнул Брин. – Хотя бы несколько дней. Мы видим сны и ощущаем в них движение нашего праотца; подождем, посмотрим, что происходит с ним, и, возможно, сможем принять правильное решение.