– Тошку дай, соскучился. Теперь не скоро смогу с ней поговорить. А она же мое солнышко. Ты смотри, Руслик, обидишь дочу мою, я тебя сотру в порошок. Да ты и так это знаешь. По миру пущу, голым в Африку. Кстати, мне там одна птичка начирикала, что ты обманываешь ее. Узнаю, что это правда, не обессудь. А теперь позови мне Тому. Мать, слышишь, будешь с дочерью то говорить?
Руслан вздрогнул, услышав приказ тестя. Точнее просьбу, но в разговоре с ним Алексей Александрович всегда использовал и использует приказной тон. Проклятый страх смешался с яростным бессилием. Но он взял себя в руки, колоссальным усилием воли.
– Верите сплетням? Это совсем не пристало человеку вашего уровня. Знаете ведь, что это все просто ложь. Я же не идиот. А Тома спит, дорогой тесть. Не буду ее будить. Ей и так сейчас тяжело. Беременность вымотала ее. Ну ничего, скоро наша малышка родится, и станет легче. Только вы мне помогите. Нужно Тамару уговорить няню нанять. И вы прекрасно знаете, что я за жену и дочку нашу долгожданную жизнь положу.
– Ну ладно, ладно. Жизнь твоя мне ни к чему, а вот спокойствие дочери главное. Няню наймем, даже без разговоров. В дом переедете сразу после родов. Нечего ребенку городом дышать. По концерну моему отчеты шли на мыло, и Рус, пожалуйста, не заставляй меня ждать и злиться. Мы с Лидусей на три дня на яхте уходим, связи не будет. Вернусь, позвоню. Надеюсь тогда ты мне дашь с моей малышкой пообщаться, – в голосе отца жены, вроде шутливом, Руслан, услышал угрозу. В ухо полетели короткие гудки. Рус схватил со стола тяжелый хрустальный графин, закричал в голос и с силой бросил его в стену. Дорогое стекло прыснуло льдистыми осколками, по стене поползли уродливые коричневые потеки, воздух наполнился ароматом столетнего дуба.
Черт, черт, черт. Какого лешего эта дура полезла в его почту? И идиотка эта Даринка, он сто раз ей говорил, чтобы не присылала фотки их игр. Боже, что же делать теперь? Времени катастрофически мало. Через три дня Леднев вернется, и если не найдет дочь, то… даже представить сейчас Руслану было страшно, что будет с ним дальше.
Он ввалился домой под утро, довольный, сытый как кот, удовлетворенный и чувствующий себя хозяином жизни. Вернулся и не нашел дома свою послушную овцу жену. Даже тогда не начал переживать. Мало ли куда усвистала эта балованная ледяная стерва, наверняка опять на йогу для беременных. У нее сейчас в башке каша из сентиментальных розовых сопелей, глупости и гормонов. Томка красивая и холеная не вызывала в нем и сотой доли того желания, что огненная Даринка. Даже сейчас, при мысли о любовнице он почувствовал возбуждение.
Рус принял душ. Смыл с себя остатки огненной страсти, которую ему всю ночь дарила любовница. Налил кофе из дорогого кофейного автомата и прошел в кабинет, напевая под нос глупую песенку. Жизнь казалась прекрасной.
Он даже не сразу оценил масштаб трагедии, увидев развернутую во весь экран фотографию, запечатлевшую его ночные забавы. Мазнул взглядом по монитору, сделал глоток обжигающего кофе.
– Сука, – прорычал Руслан. Вся его шикарная налаженная жизнь вот прямо сейчас рушится, катится под хвост псу, живущему в чертовом крошечном городишке в доме его нищебродов родителей. Он лез к вершине, зубами выгрызал путь к богатству, женился на женщине, которую не любил никогда, улыбался и выслуживался перед ее отцом, чтобы вот так все это промохать, только потому, что эта дура Томка вдруг решила влезть в его личное пространство. Жену он не любил, но весьма успешно изображал страсть и заботу. А она как кошка в него втюрилась, и замуж вышла невзирая на недовольство родителей, мезальянсом. Кто он был, офисный планктон, секретарь великого. А Томка наследная принцесса, с рождения жившая в роскошном, но пустом коконе. Он стал ее первым мужчиной. Первым и единственным. Ребенок, о котором она сейчас только и говорила ему не был нужен никогда. Но он так же понимал, что этот младенец поможет ему еще сильнее укорениться в семье олигарха Леднева. – Ненавижу.
Мозг работал на пределе сейчас. К начбезу концерна нельзя обращаться. Он сразу доложит Ледневу, что его дочь пропала. Старик никогда не бросает слов на ветер. И перспектива голым отправиться в Африку, совсем не так страшна, если вдуматься. Тесть его уничтожит. Нет не физически. Есть вещи гораздо страшнее. Например, стать тем, кем он был до женитьбы на дочери одного из богатейших людей страны.
Руслан схватился за телефон, набрал номер, замер слушая длинные гудки.
Тимофей Морозов
Кашу нужно сварить. Утренний ритуал приготовления полезного завтрака выжимает из меня все мои недюжинные силы. Слава богу и человеку придумавшему мультиварку. Иначе мы с Вовкой питались бы одними пиццами и чипсами. Когда Ленка ушла, я заказал на завтрак чертову лепешку с колбасой. Чертова Ленка, чертова пицца, чертовы воспоминания. Слава богу у нас есть соседка тетя Глаша. Она надоумила меня купить электрического повара.
Я машинально промыл рис, залил в чашу молоко и воду в нужных пропорциях, добавил сахар, полез за маслом в холодильник.
Телефон зазвонил тревожно и резко, от неожиданности я ударился головой о полку рефрижератора, сбил на пол лоток с яйцами, уронил в месиво из белков и желтков, расплывшихся по полу пачку с маслом, грязно ругнулся, поскользнулся на натюрморте, и всей массой обрушился в чертову сопливую лужу.
– Алло? – рявкнул в телефон. Выгляжу я наверняка сейчас бомбезно. Горный тролль, развалившийся поперек маленькой кухонной зоны, вымазанный битыми куриными зародышами, с застрявшей в бороде скорлупой.
– Тимофей, здравствуйте, – голос я уже где-то слышал. Совсем недавно. Мужской и нервный. – Это врач. Ну из больницы, куда вы женщину с младенцем привезли. Вы слышите меня?
– Не страдаю пока глухотой. Говорите, – ну да. Невежливо. Но мне вот сейчас от чего-то стало страшно. Обычно такие звонки, и такой голос собеседника не сулят ничего восхитительного. А погано начавшееся утро, грозит перерасти в такой же фееричный денек. – Что-то с малышкой? Или с мамой?
– С обеими, – говорит чертов эскулап, а у меня все поджимается, что только поджаться может. Неужели я все таки что-то сделал неправильно, и обе эти девочки… – Тимофей, вы можете приехать. Это важно. Разговор не телефонный.
– Они что, того этого? – блею, как дурачок, барахтаюсь в мерзком липком месиве. Черт.
– Типун вам на язык. Живы. Малышка есть хорошо, грудь взяла…
– Грудь? – хихикаю я, чувствуя, как ледяной ужас отпускает. – И вы что, меня приглашаете на это действо полюбоваться? Меня, знаете ли, после того, как я видел откуда лезло дитя тьмы этим не удивишь. Признаюсь, я даже на женщин пока не хочу смотреть после того шикарного действа. Как вы вообще роды каждый день принимаете?
– Вы ненормальный? – напрягается мой собеседник.
– До вчерашнего дня, думал, что в уме. Слушайте. Просто скажите, что вам нужно. Или им что нужно? Я сегодня обещал сыну с ним день провести. И мне совсем нет никакого дела, до посторонних мне людей, если это не вопрос жизни и смерти.
– Это именно он, – контрольным меня добивает поганец Пилюлькин. – Вы же сказали звонить вам. Тут такое…
– Ладно, я приеду скоро. Только покормлю сына завтраком, – уныло вздыхаю я, наконец сгруппировавшись и встав на карачки. Ну вот зачем мне все это? Ну не мои же проблемы? Моя проблема стоит в дверях кухни, кривит плаксиво закушенную губку и смотрит на меня как на предателя.
– Я так понимаю мы не едем отвозить мое письмо? – хмурится Вовка. Ручки сложил на груди, и кажется едва сдерживается чтобы не заплакать. Но он мужик. А мужики не плачут. Только если иногда и чтобы никто не видел.
– Вов, понимаешь…
– Мама поэтому сказала, что не понимает тебя? – удар под дых. Очень болезненный. – и меня не понимает, потому что я твоя копия.
– Есть такие причины, Вовик… Слушай, в больнице женщина лежит и крошечная девочка новорожденная. И им нужна помощь, – ну почему я оправдываюсь? И зачем моему ребенку знать про каких то чужих девочек? И я должен был просто сказать, что мне плевать и сдержать слово данное сыну. А не нестись выпучив глаза по первому зову врача, которого я видел то один раз в жизни. – Я вчера и приехал поздно, потому что…
– Женщина и девочка? – странно блестит глазенками Вовка. – Я с тобой поеду.
– Нет.
– Ну пап. Я не буду мешаться. И ты мне обещал целый день. И если ты меня не возьмешь с собой то значит ты опять обманщик. И я тогда обижусь ужасно. Вот.
Я вздыхаю. Черт бы меня подрал.
Вовка даже кашу проглатывает моментально, не морщась и не жалуясь, что она недослащеная и пересоленная. И чай выхлебывает залпом, хотя его не любит. Но на какао у меня сегодня не хватило сил.
Мы выходим из дома через полчаса. Вовка по уши укутан в огромный шарф. И вот уж странность не канючит, хотя обычно из-за этого проклятого шарфа у нас целые баталии. И кажется мне мой сын сейчас очень довольным. Надо же.
– Пап, а ты герой, – шепчет он, забираясь в машину, на пассажирское сиденье, вопреки законам. Ну не могу я посадить сына назад. Туда, где из отверстия размером с почтовую марку вылез громадный младенец.
– Да ну, – хмыкаю я и только теперь осознаю, что не переоделся, и на мне футболка вымазанная яйцами и борода нечесана и слиплась, и герой то из меня только если герой сказок про Иванушку Дурачка. – Ладно, поехали. Сейчас там разберемся и в ТЦ.
– А мне уже не нужно, – шепчет Вовасик. И вот тут бы мне насторожиться. Но я же Дурачок.
– Мальчик, ты что тут делаешь? – симпатичная медсестра, притворно нахмурившись, посмотрела на прилипшего к стеклу, за которым стояли кроватки с новорожденными, Вовку, но не выдержала и улыбнулась. Мальчик расплылся в ответной улыбке и зарумянился щечками.
– Там где-то моя сестренка. Ну, наверное, – тихо сказал ребенок, и снова отвернулся к окошку, отделяющему его от детского отделения. – Она вчера родилась.
– Ты тут один?
– Нет, папа ко врачу пошел, а мне велел сидеть у кабинета и его ждать. Но я не послушался. Хотя обычно я всегда делаю так, как говорит папа.
– Я тебя понимаю, – потрепала его по вихрастой головке женщина. – Мне бы тоже было ужасно интересно. Но все же, папу надо слушать. Пойдем, я тебя отведу обратно, пока он не перепугался, что ты пропал и не начал переживать.
Вовка послушно пошел за медсестрой, улыбаясь своим мыслям. Добрый волшебник все таки существует. Хоть мальчишки в школе его обсмеяли за то, что он верит в Деда Мороза. И он был почти уверен, что узнал в одной из малышек крошечную Снегурочку, которую вчера спас его папа. Самый храбрый и лучший папа на свете.
– Он нас обоих любить будет. И дома будет чаще. И тоже станет счастливым, – украдкой шепнул мальчик, кинув прощальный взгляд на крошку, спящую в детской кроватке прямо у самого окна, очень маленькую, смешную и курносую, – потому что наш папа супер герой.
Тимофей Морозов
– Если это шутка, то она дурная, – поморщился я, глядя на замершего напротив доктора. Глаза у него сегодня были еще краснее чем в первую нашу встречу, да и вообще, мужик выглядел взбудораженным и помятым.
– К сожалению не шутка. Слушайте, в полицию я заявил. Женщину никто не ищет, по крайней мере через их ведомство. По сути, она фантом. Через три дня я обязан ее или выписать вместе с малышкой, или… По всем показаниям и правилам, я должен буду отправить мать в психиатрическое отделение, – нервно прокаркал врач, щелкая зажигалкой, которая никак не желала пламенеть.
– А девочка? – черт, ну вот зачем я снова сую голову в петлю? Проблем ведь не оберусь. Мне о сыне надо думать, который сидит в коридоре один. И о празднике с подарками. О работе, в конце концов. Сема не бросается обычно впустую словами. Да, я лучший у них в конторе, да у меня больше преференций, но…
– Девочка отправится сначала в приемник распределитель, потом, скорее всего в дом малютки. Если мать не придет в себя ее признают недееспособной, и если родственники новорожденной не объявятся и не заявят на нее права, малышку просто отдадут на усыновление, в лучшем случае. Но это очень долго и волокитно. Да и законодательно трудно, потому что мать у нее все таки есть. Так что вероятнее всего ребенок попадет в детский дом.
– Очень жаль, но я то тут при чем? Если, да кабы… – я ни грамма не кривлю душой. Мне и вправду ужасно сейчас, сердце сжимают ледяные клещи. – Но от меня то вы чего хотите? Я этой женщине никто. Мимокрокодил. Не могу же я забрать ее, как бездомную собачку из приюта. Это абсурд какой-то.
– Вообще-то я совсем другого рода помощи от вас ожидал, – кривится доктор. Кабинет заполняется едким дымом, к моему горлу подскакивает тошнота. – На вашей визитке написано, что вы ай-ти специалист, разработчик систем безопасности. Может вы как то в интернете поищете информацию, думаю вам не составит труда… Есть же какие-то программы, ну по фото там… Я сам пробовал, но я вообще профан в этом деле. Жалко ведь и женщину и ребенка. Они такие…
– Слушай, доктор, давай на ты и начистоту. У меня своих проблем до задницы. Я с сыном не вижусь, растет как сорняк в поле. И сейчас он вон сидит один в коридоре. Ты не думаешь, что я и так слишком много сделал для незнакомки, которую на улице подобрал? И сегодня сюда приехал хрен его знает зачем, вместо того, чтобы с сыном развлекаться. Я не шпион и не хакер. У меня нет ни времени, ни сил на решение чужих проблем, – я говорю вроде бы правильные вещи, но сам в них не верю. Я это понимаю, и доктор тоже понимает. Завожусь, да. Потому что не знаю что делать. А я всегда злюсь, когда ощущаю собственное бессилие перед ситуацией.
– Ну что, ж тогда…
– Папа конечно поможет, – звонкий голосок Вовки заставляет меня вздрогнуть. Оборачиваюсь к двери, в которой стоит миловидная женщина в хирургической пижамке и держит за руку моего сына. – Правда же, пап? Ты же ведь герой?
– Это твой папа? – интересуется она у Вовки, тот лишь кивает и смотрит на меня так, что я понимаю, что проигрываю по всем фронтам. – Мальчик бродил по отделению, и забыл, в каком точно кабинете его папа. Ну вот. Оставляю вам ребенка. И все же присматривайте за ним, потому что здесь больница, женщины родившие, младенцы. Нехорошо, когда посторонние бесконтрольно…
– Спасибо, Люба, – перебивает добрую фею врач, сигарету он гасит, понимает, что мальчику вредно дышать дымом. – Простите, Тимофей. Я не вправе…
– Я помогу, – вздыхаю я, не сводя глаз с моего маленького мальчика.
– Только нужно правильное фото сделать, да пап? А для этого нам надо навестить тетеньку. Мы не будем долго. А я тоже хочу познакомиться с той, кого папа спас, – возбужденно частит Вовка. Надо же, что это с ним? Обычно он более спокоен. А сейчас аж подрагивает от возбуждения. – Па, ну скажи же надо фото. А у папы на телефоне камера крутая. Он мне такой же обещал. Но мне не надо, я просто хочу на малышку посмотреть.
– Ну пойдемте тогда, – хмыкает врач. И мы идем. Я, словно мне гири к ногам привязали пудовые, Вовка подскакивая, и кажется едва сдерживается чтобы не побежать. Что я творю, или вытворяю?
Она полусидит на кровати, и теперь я могу рассмотреть ту, которая ворвалась в мою размеренную жизнь со вьюгой и кучей проблем. Красивая, даже слишком. Нос прямой. Губы естественные, но пухлые и чуть подветренные, бледные щеки, высокие скулы. Эта женщина похожа на снежную королеву. И взгляд у нее прямой и чуть надменный. Ей страшно не идет эта дурацкая казенная сорочка. И белокурые локоны, спадающие по плечам, кажутся жидким золотом. Она не помнит себя. И меня, наверняка не помнит, так сказал врач. Малышка в руках матери молчит и сопит смешно. Явно сытая и довольная жизнью. И в мое сердце впивается ледяная игла даже не жалости, а какой-то сверхъестественной тоски.
– Вы кто? – тихий голос звучит твердо и властно. Странно, что ее не ищут. Так могут говорить только люди, знающие и чувствующие силу. – Доктор, кто эти люди?
– Мама, ты просто Снегурочка, – Вовка смотрит на незнакомку с восторгом, аж рот открыл. Ну я ему устрою. – Красивенная. Пап, скажи. И малышка. Пап, моя мечта же сбудется, правда? А я Вовка. Ты просто не помнишь, потому что заколдованная была. А теперь тебе надо влюбиться в папу.
О проекте
О подписке