Кроме того, к Наргиз впервые пришло ощущение

самореализации. Уважение и теплоту в глазах Каро

с Ингой, а также совершенно незнакомых людей она

заслужила тем, что делала конкретно здесь и сейчас, а не потому, что была хорошей дочкой большого человека. И, конечно, ничто не могло сравниться с ощуще-нием полноты бытия, когда она сидела рядом с не при-шедшим пока в сознание Арсеном и слушала его тихое, ровное дыхание.

Даже во время её недавнего триумфального докла-да на научном форуме для молодых учёных и специалистов, проведённом под эгидой ООН в Эдинбурге, Наргиз не покидало чувство, что всё это красивый

спектакль, где она просто заботливо наряженная кук-35

ловодом марионетка. А настоящая жизнь где-то рядом – пусть не такая красивая и не гламурная.

Теперь она чувствовала к самой себе уважение.

И надежду на ответную любовь того, ради которого без

колебаний шагнула «со сцены в жизнь». Этого момента – когда Арсен придёт в сознание, она ждала

с нетерпением.

Многочасовая операция прошла успешно, молодой

сильный организм час от часу возвращался к жизни, —

постепенно восстанавливался цвет лица, усиливались

биение пульса, дыхание. Всё более уверенными и ра-достными становились лица врачей.

Но всё же Наргиз этот момент пропустила. Она

вошла в палату из коридора и сразу ощутила, что всё

изменилось. Увидела Арсена с открытыми глазами.

Подошла к кровати, села на табуретку и встретила его

взгляд. Арсен молча смотрел на неё, потом закрыл

глаза.

– Ты узнал меня, правда? – тихо спросила Наргиз. – Это я, Наргиз, сестра Левона. Арсен, открой

глаза снова, попробуй сказать что-нибудь.

Арсен открыл глаза, чистые, как у новорождённого

ребёнка.

– Наргиз, – двинулись его губы.

Наргиз поднесла к нему стакан с соком, втиснула

в сомкнутые зубы соломинку. Сок весело поднимался

по соломинке, постепенно уменьшаясь в объёме.

– Наргиз, что ты тут делаешь, – еле слышно спросил Арсен.

36

Наргиз вдруг почувствовала себя в тупике.

– Я здесь работаю, – не нашла она более умного

ответа.

Губы Арсена дрогнули, глаза заволокло влагой:

– Я точно… на том свете… И твой образ принял…

ангел…

– Нет, Арсен. Всё реально. Я из Еревана в Москву

приехала… по делам отца, зашла проведать тебя, ты

был очень… плох. Мне врачи сказали, что операцию

задерживают, потому что не хватает медперсонала. Ес-ли нет ухода в послеоперационный период – любая

блестяще проведённая операция пойдёт насмарку. Ну

и я осталась.

Глаза Арсена закрылись. Потом он опять их открыл:

– А твои родители? Они разрешили?

– Да, конечно, – Наргиз чувствовала себя как человек, которому в разгар интересного фильма неожиданно напомнили об очень неприятной обязанно-сти. – Я приняла решение и они его одобрили.

На сегодня Арсену было этого достаточно. Но он, едва придя в сознание, думал и беспокоился о ней:

– Наргиз, что-то случилось? Так? – шептали его

упрямые губы.

– Ничего не случилось. Всё хорошо. Ты пришёл

в сознание. Следа не останется от твоего ранения. Ты

снова будешь сильный и красивый.

Бескровные губы Арсена мягко изогнулись в сла-бой улыбке:

37

– Нарочка… Нарочка…

Он сомкнул веки и, кажется, заснул. В палату вошёл Антон и без слов всё понял по счастливым глазам

Наргиз.

– Арсен пришёл в сознание. Он узнал меня и заговорил.

Наргиз вся светилась, лучилась радостью, на нена-крашенном лице заиграл нежный румянец, смеющие-ся губы наполнились соком.

Антон улыбнулся в ответ усталой, доброй улыбкой

врача, который, возвращая жизнь своими руками

и сердцем, благодарит каждый раз за это Бога. Он по-щупал пульс Арсена, чуть натянул кожу на щеке и же-стом поманил Наргиз из палаты.

– Наргиз, то, что Арсен пришёл в себя на девяносто процентов твоя заслуга, теперь уже никакой опасности нет. Всё, – сейчас переход на общий режим. И, думаю, уже через неделю-другую он сможет вставать, потом ходить потихоньку. Теперь, ты можешь быть совершенно спокойной.

– Спасибо, Антон. Огромное Вам спасибо.

– Наргиз, тут такое дело, – Антон замялся и тяжело вздохнул, – в общем, есть ещё один «беспризор-ный», так сказать. Не очень тяжёлый случай, но ес-ли бы ты согласилась немного присмотреть за ним

после операции…

Антон умоляюще смотрел на неё.

– А кто он?

– Лётчик, – опять тяжело вздохнул Антон.

38

– Я имею в виду национальность, – спокойно

уточнила Наргиз и, заметив обескураженный вид Антона, добавила, – Я могу ухаживать или за своим, или

за русским.

Антон судорожно проглотил слюну, снял очки, протёр их платком. Кашлянув, надел очки обратно

и тихо произнёс:

– Он – русский. Алексеем зовут. Ну, так как?

Наргиз кивнула:

– Переводите его сюда. Я всё сделаю, как надо.

Почувствовав замешательство Антона, вполне объяснимое для врача, вежливо кивнула ему, прощаясь, —

замяла принявший неприятный оборот разговор.

И с совершенно спокойной душой вернулась в палату.

Она искренне сказала, как чувствовала.

Наргиз вдруг овладела потребность поговорить, поделиться с кем-нибудь. Вытащила из кармана сотовый

телефон и с грустью подумала, что звонить ей, кроме

как Каро, некому. Сердце обволокла теплота: какой

Каро оказался простой, милый, остроумный. С Левоном такого понимания у неё не было никогда.

Впрочем, наверное, Левон не виноват, так заведено

у них дома: каждый знал своё место. Отцу – отцово, а брату – братово. Невозможно было сесть рядом

с братом, поговорить о том о сём, обсудить какие-то

проблемы – он, как отец, всегда был занят. Раздра-жался, когда дёргали «по пустякам», и выслушивал

только информацию, что нужно купить то-то, или

пойти на свадьбу к тому-то.

39

Впрочем, так ли виноваты отец с братом, платив-шие за карьерный успех чрезмерным напряжением.

Впервые Наргиз не отогнала мысль об отце. Интересно, о чём он сейчас думает? Сожалеет ли о том, как поступил с ней? И, будто прочитав её мысли, зазвонил

сотовый. Это Каро.

– Каро, Арсен пришёл в сознание! Он открыл глаза

и разговаривал со мной!

– Наргиз, твой отец заболел. Сердце…

– Да? – У Наргиз потемнело в глазах. – Что с па-пой?

– Сейчас всё хорошо, слава Богу. Был приступ, но сейчас всё хорошо. Наргиз, тебе надо вернуться домой.

Наргиз тяжело задышала. Потом набрала в лёгкие

воздух и сказала:

– Нет.

– Послушай, Наргиз. Он очень переживает. Давид

написал ему письмо и всё объяснил. Думаю, будет правильно, если ты вернёшься. За Арсена не беспокойся…

– Каро, дорогой, рядом с отцом – мама, Левон, десятки товарищей. Я там абсолютно не нужна. Разумеется, я – дочь, и я должна быть рядом с родителями.

Но сейчас моё место – здесь. Я позвоню и поговорю

с ними.

– Сестрёнка, ты – молодец. Я тебя очень люблю.

Честно говоря, никогда не думал, что ты – такая… Всё

правильно. Очень рад за Арсена. Кстати, я скоро, недели через две, собираюсь Ингу с детьми отправить

в Ереван. Можешь поехать с ними.

40

– Каро, я пока не решила, когда вернусь в Ереван.

Я обязательно позвоню домой и поговорю с нашими.

– Пока, сестрёнка.

– Пока.

Подошла к кровати Арсена, нащупала его пульс

и подумала, что завтра начнётся не то, чтобы новая

жизнь, а жизнь на другом уровне – ступенькой выше.

41

Глава 5. Анекдот

от Наргиз

– Ну, что, герой, выкарабкался? – довольно улыбаясь, спросил профессор. – С таким ранением в голову плюс три неумелые операции в полевых условиях, шансов было очень мало, даже с нашими возможно-стями.

– Не везёт мне в смерти, – мрачно проронил Арсен.

– Не везёт в смерти – повезёт в любви, – парировал профессор, многозначительно взглянув на Наргиз.

И вслед за ним все сразу же заулыбались и посмотрели на неё. С порозовевшими от смущения щеками, в белой косыночке, подчёркивающей чёрные, вразлёт, не знавшие пинцета брови и большие миндалевидные

чёрные глаза, в белом халате, опоясанным на тонкой

талии, – она удивительно гармонировала со своим

именем, и была очень похожа на этот весенний нежный

цветок, нарцисс. От волнения у неё заложило уши, она

не могла дождаться, когда же, наконец, все уйдут.

– Наргиз, – позвал Арсен, когда палата опустела.

Она села рядом. Он молча смотрел на неё и вдруг

сказал:

42

– Спасибо. Ты спасла меня.

И в этот полный нервного напряжения момент

в мозгу у Наргиз возник анекдот про спасение, который ей рассказали ещё в школе, и она засмеялась. Она

смеялась так, как будто хотела отсмеяться за всю эту

чёрную полосу, конца края у которой не было видно.

– Извини, у меня в памяти всплыл один анекдот.

– Расскажи.

– Нет, что ты. Я не умею рассказывать анекдоты, и вообще он такой глупый и старый. Я его слышала, наверное, в пятом классе. Девочки рассказывали в раз-девалке на уроке физкультуры.

– Наргиз, – послышался слабый голос с соседней

кровати. – Расскажи анекдот.

– Ой, Алёша, какой ещё анекдот. Да я, если бы

и захотела, то просто постеснялась бы его рассказать.

– Так он хулиганский! Ну конечно, какие ещё

анекдоты могут рассказывать друг другу девочки в пятом классе.

– Ничего не хулиганский. Просто глупый. И всё

на этом.

– Нет не всё. Давай девчачий анекдот, а не то я…

И Алексей вдруг с силой дёрнул повязку на голове.

Наргиз кинулась к нему.

– Ты что, с ума сошёл! Алёшенька, нельзя же так, милый! – Чуть не плача, она поправила повязку.

– Анекдот! Это – шантаж.

Наргиз в растерянности встала посреди палаты.

– Ну, и что, вот так, шантажом можно ВСЕГО добиться?

43

– Нет, конечно, нет. Насчёт ВСЕГО – тут надо быть

крепче железа. ВСЕГО допускать, конечно, нельзя.

– Умираешь там, ну и умирай себе на здоровье, а ВСЕГО – ни за что не получишь, – поддержал его

Арсен.

– Но из–за анекдота человека жизни лишать – это

не по-людски.

– Да, из–за анекдота, конечно, не стоит. – задумчиво сказала Наргиз, у которой под их натиском появилась брешь в обороне. – Ну, хорошо.

Она немного ещё поколебалась, кашлянула пару

раз и неуверенно начала:

– Супруги празднуют золотую свадьбу и отправля-ются в спальню. И жена говорит: «Помнишь, дорогой, ты порезал палец в нашу первую брачную ночь и этим

спас мою честь. А сейчас я спасу твою.» И после этих

слов она сморкается в простыню.

Арсен и Алексей рассмеялись.

– Ничего себе анекдотики рассказывали скром-ные, забитые, угнетённые кавказские девочки в пятом

классе. В жизни бы не подумал. Арсен, а ты знал, какие анекдоты твои девчонки тайком от вас друг другу

рассказывали?

– Даже представить себе не мог.

– Так мы ничего не поняли. – Наргиз попыталась

отстоять честь кавказских девочек. – Ну, про палец —

ещё кое-как дошло, а вот про нос, ну, то что высмор-калась – ничего не поняли. Честно говоря, я только

здесь поняла весь смысл.

Арсен и Алексей разом прекратили смеяться. Они

44

в изумлении переглянулись и уставились на абсолютно

серьёзную Наргиз. Вдруг Алексей издал резкий поро-сячий визг, который перешёл в мучительные стоны

в унисон с душераздирающими криками Арсена. Наргиз удивлённо смотрела на них.

– Это что, вы надо мной смеётесь?

Вдруг до неё дошёл смысл сказанного ею и она вся

похолодела от ужаса. «Только бы сейчас Хмырь не при-пёрся», – в отчаянии подумала она. Хмырь, ходячий

больной, всегда непостижимым образом оказывался

в нужном месте в нужный момент, всегда знал что, где, кто и с кем, а потом разносил сплетни по палатам.

И в этот момент дверь приоткрылась и в щель просу-нулась голова с бегающими глазками и вынюхиваю-щим носом Хмыря.

– Чё вы тут делаете?

Алексей сделал слабый мах рукой, который можно

было истолковать и как приглашение и как выпрова-живание. Хмырь истолковал это как приглашение, подсел к Алексею уже с раскрытым до ушей ртом, из которого тут же послышался заискивающий сме-шок, и умильным выражением лица, на котором была

написана просьба принять его в компанию.

Наргиз выбежала из палаты как ошпаренная. Спу-стилась на первый этаж, в холл с телевизором, перед

которым с унылыми усталыми лицами сидели

несколько человек и с отсутствующим видом не слушали политические новости. «Через полчаса они все за-шевелятся и будут обсуждать, какую я глупость сморо-зила», – почти с ненавистью подумала Наргиз.

45

На глазах выступили слёзы обиды, которые тут же

покрыла другая волна слёз, – слёз сострадания. Ведь

здесь, в этой обители горя, боли и страданий так редко

звучал смех. Хоть на секунду подарить всем этим людям радость – ведь она всегда так этого хотела.

Прокрутила мысленно состоявшийся пять минут

назад разговор и прыснула от смеха. Сидевшие рядом

люди оглянулись на неё. Безучастность на лицах сме-нилась удивлением. Наргиз сказала сквозь смех:

– Я сейчас и вам всем расскажу.

На бескровных синих губах начали как по мановению волшебной палочки появляться слабые улыбки.

А у Наргиз на глазах появилась третья волна слёз —

слёз смеха.

Через три дня она увидела Хмыря, стоящего около

окна в коридоре напротив их палаты. Он был серьё-зен, – дурашливое выражение лица и ужимки бала-ганного шута как будто были сметены неведомой силой. Наргиз кивнула ему, намереваясь пойти по своим

делам, но он её окликнул:

– Наргиз, можно с Вами поговорить?

Онемев от удивления, подошла к нему. Взглянула

в его бледное лицо, на котором светились полные

внутренней силы голубые глаза:

– Слушаю… Вас, – запнулась, не зная имени.

– Владимир, – подсказал он. – Меня выписывают

сегодня. Хотел на прощание поблагодарить Вас, Наргиз, за подарок, который Вы для меня сделали.

– Подарок? – Наргиз была ошеломлена.

– Да, Наргиз. Вы подарили мне смысл жизни.

46

На войне, да и до войны… у меня перед глазами одна

грязь была, а в голове – сплошной абсурд… А когда

услышал про Ваш анекдот, услышал Ваш смех, то понял, что в этой жизни есть Чистота. А до этого Вы до-казали, что есть Любовь. А раз есть Чистота и Любовь – значит есть Бог. Есть… Я в это поверил… Вы

ведь верите в Бога, Наргиз?

– Верю, – твёрдо и искренне ответила Наргиз.

– И я сейчас верю. Теперь в моей жизни всё будет

по-другому. Я много думал эти три дня…

И правда, эти три дня Владимира нигде не было

видно.

– Желаю Вам, Владимир, мира в душе, – улыбнулась ему потрясённая до глубины девушка, – спокойной и стабильной жизни.

– Можно поцеловать Вас на прощание по-нашему, по-русски.

– Можно.

Владимир подошёл и, остановившись в полушаге, прикоснулся сухими губами, несущими поцелуй чи-стоты и любви к ближнему, к её губам – один раз, второй и третий.

– Я буду молиться за Вас, Наргиз, – сказал он

и пошёл уверенной походкой солдата, одержавшего

победу в главном своём сражении – за свою душу.

Наргиз смотрела ему вслед и светлая грусть покры-валом, опущенным кем-то сверху, укутала её. Как ма-ло, оказывается надо иногда, чтобы помочь человеку

обрести себя – немного внимания, или рассказать

анекдот, например…

47

Глава 6. Don’t trouble trouble

Don’t trouble trouble till trouble troubles you

– Наргиз, – в тиши палаты неожиданно раздался

голос Арсена.

– Да, я здесь, – Наргиз отошла от окна, у которого

стояла, заглядевшись на звёздное небо.

– Нам надо серьёзно поговорить.

У Наргиз замерло сердце перед жаждаемым всеми

фибрами души разговором, который либо оправдает её

надежды, либо даст подтверждение самому ужасному: есть другая.

– Ты выйдешь за меня замуж?

Наргиз как-то неприятно резанул прямой вопрос, заданный к тому же обыденным тоном, как будто

спросил: «который час»,

– Арсен, если ты себя считаешь обязанным за то, что я ухаживала за тобой, то я просто выполняла свой

долг. И ты мне ничем не обязан. Как, например, Алексей. Если есть другая, любимая…

– Дурочка, ну, какая ты дурочка.

Арсен произнёс эти слова как-то устало. И вздохнул. У него были женщины, прошедшие жизнь, всё по-48

нимавшие. Он всегда избегал «розовых девочек», на-читанных, тонких, – и таких далёких от жизни. Что

делать с такими дурочками, как с ними разговаривать, как подлаживаться под их вычитанные из мудрёных

книг классиков стандарты поведения, как отвечать

на их цитаты из Ахматовой и Бёрнса (в оригинале)?

То ли дело… Ах, Наргиз, Наргиз – нецелованная дурочка, сразу видно.

Наргиз сидела растерянная. Если бы Арсен был

здоров, и они были бы – в парке, на скамейке, например, – она бы тут же ушла, оскорблённая и возмущён-ная невоспитанностью и хамством. Но Арсен был пока

«неходячий», и Наргиз позволила самой себе посту-питься немного гордостью (полезная привычка

и в «ходячих» случаях).

– Ты мне всегда нравилась. Как нравятся недо-ступные принцессы – без всяких шансов. Я совершенно не достоин тебя, и никогда бы не посмел не то, чтобы сделать тебе предложение, а просто подумать

об этом. Мало любить, надо суметь обеспечить жене

и ребёнку хотя бы сносное существование. А у меня

ничего нет. Тогда как у тебя есть всё.

– Я хочу за тебя замуж, – прерывисто дыша, быстро перебила его Наргиз, испугавшись, что разговор

зайдёт в совершенно другое направление.

«Бедность и богатство» – вопрос особенно болез-ненный даже для распростившимся с последним сты-дом Западом, ну а для затянутого ремнями этикета

и предрассудков Востока – водоворот, уничтоживший

не одну любовь.

49

– Я люблю тебя, Арсен. Только поэтому осталась

здесь с тобой. Меня ничего не пугает, кроме того, что…

может… есть другая… любимая.

– Наргиз, как ты думаешь, если была бы другая —

она не дала бы за всё это время, хотя бы, знать о себе?

– Может, не любящая, но любимая.

– Раз не любящая – значит и не любимая. Ты —

любимая, Наргиз. Если сумел бы, опустился бы перед

тобой на колени – только так надо просить такую девушку, как ты, выйти замуж за себя. Я поспешил, чтобы не было никаких недомолвок между нами и твоими

родственниками. Я верю тебе. Уверен, если не испугалась, и пошла на скандал из–за меня, осталась здесь

в госпитале, – значит, сможешь разделить со мной

мою трудную судьбу. С детства трудную.

Он протянул руку и взял руку Наргиз, которую поднёс к своим губам:

– Ты – моя награда, – прошептал Арсен, —

за мою безотцовщину, за третье замужество матери, за кровь и грязь войны.

– Арсен, – Наргиз была на самом верху блажен-ства, – спроси меня ещё раз, ну, насчёт замужества.

– Ты выйдешь за меня замуж? – Арсен вдруг

неожиданно протянул руку к колену Наргиз и погладил его.

Наргиз, делая вид, что не замечает никакой руки

у себя на коленях, капризно произнесла:

– Я должна подумать.

– Ах, вот как! – Рука покинула девичьи коленки.

– Да, так. А ты как думал?

50

Рука Арсена обратно вернулась на коленки Наргиз.

– Да так и думал. Конечно, девушка должна подумать – кто это сразу бросается на шею. Я подожду.

– Ты, наверное, будешь страдать всё это время?

– Буду страдать, – Арсен деланно вздохнул, – но, тебе, конечно всё равно.

Наргиз выловила забывшую дорогу назад руку Арсена и, положив её на кровать, строго сказала:

– Абсолютно всё равно.

– Тогда поцелуй.

Наргиз прикоснулась губами к щеке Арсена, он повернул голову и их губы встретились. Вдруг с противоположной стены до них донёсся то ли лёгкий стон, то ли всхлип. Наргиз подошла к кровати Алексея и, ничего не разглядев во тьме, положила руку ему на лоб.

Её ладонь вдруг защекотали ресницы глаз, судорожно

пытавшихся удержать предательскую влагу, всё же