Подобные меры предпринимались крайне неравномерно и зависели в основном от личностного фактора. Акции Кольбера и Талона сводились на нет большим количеством французских и местных чиновников, предпочитавших личную выгоду развитию королевских владений.

Наконец, торговля мехами отвлекала значительное количество потенциальных абитанов. Сложностям разработки участка, феодальным повинностям местному сеньору и церкви всегда была альтернатива «лесного бродяги» – вольного охотника за пушниной. Разумеется, это не устраивало местную земельную аристократию и церковь, и имелся институт лицензирования добычи пушнины.

От продажи лицензий королевский двор фактически и получал основные доходы от Канады, позволявшие хотя бы содержать местный бюрократический аппарат и Вольные роты. Хотя коррупция в среде чиновничества Канады позволяла закрывать глаза на «лесных бродяг», занятых в единственном доходном промысле колонии.

В результате удивление вызывал не сам факт зависимости Канады, а то, что в удачные годы колония могла самостоятельно обеспечивать себя хлебом и даже вывозила зерно в Вест-Индию. Доля экспорта зерна доходила в удачное время до 17% от всего экспорта колонии. Увы, не все годы были удачными, а отвлечение и без того немногочисленных абитанов в отряды милиции в случае войны полностью ставило колонию в зависимость от поставок метрополии.

Перепись населения, произведённая губернатором Дюкеном (вернее, Мишелем-Анже Дю Кеном де Менневилем) в 1754 году, показала 55009 человек белого населения, две трети из которых было сконцентрировано в окрестностях Квебека. Эти «55 тысяч человек» включали в себя свыше 10000 мужчин возрастом старше 16 лет и порядка 6000 женщин той же возрастной категории.

Для сравнения: в «старой» Франции в 1755 году жило порядка 22 миллионов человек. Даже небольшая по площади испанская Куба оказывалась более заселена: 120 000 колонистов и негров-рабов.

Кроме того, насчитывалось ещё порядка 10-12 тысяч местных аборигенов, индейцев-католиков из племён абенаков, гуронов, оттава, монтанье и прочих, проживавших в долине реки Святого Лаврентия и на Лаврентийском плато к северу от неё.

Ещё 10 тысяч франкоговорящих (не считая индейцев) обитало в Акадии, за хребтом Нотр-Дам, и до 7 тысяч – на островах Иль Рояль и Сен-Жан (речь про 1754 год). Кроме того, примерно 2000 французов жило на территории Верхней Канады (современная канадская провинция Онтарио), в Иллинойсе и Огайо и свыше 5 тысяч – в Луизиане, преимущественно в устье Миссисипи, в районе городов Новый Орлеан и Батон-Руж.

Общая численность населения Новой Франции в середине 18 столетия, тем самым, не превышала 80 тысяч человек, в том числе Нижней Канады – 55 тысяч колонистов.

Из них акадийцы формально проживали на «английских» землях. Границы этих территорий, отошедших британцам по миру 1713 года, не были точно оговорены: французы ограничивали их только полуостровом Новая Шотландия, тогда как англичане настаивали на более значительных приобретениях.

Они претендовали на огромные просторы значительной части американского материка, удерживая обширные полосы полупустынных территорий вдоль основных водных магистралей. В сравнительных величинах это составляло порядка одного поселенца на 120 квадратных километров площади, совершенно невообразимые в наши времена величины.

Только население Нижней Канады – области в нижнем течении реки Святого Лаврентия, от Монреаля и ниже, – потребляло ежесуточно порядка 150 тонн продуктов. В случае же блокады морских коммуникаций и прибытия крупных подкреплений из метрополии, колонии предстояло вовсе жить впроголодь. В таком случае её тощая продовольственная безопасность могла быть обеспечена только мобилизационными методами с драконовской спецификой: запасанием сушёной рыбы, мяса животных и птиц и охотничьих артелей, участием солдат в посадке сельскохозяйственных культур, и всё – в принудительном порядке, с изъятием излишков в пользу государства (что и делалось в итоге).

В 1754 году расходная часть канадского бюджета составляли порядка 6 миллионов ливров (большая часть которых уходила на строительство крепостей, преимущественно разворовываясь, та же цитадель Луисбурга, не лучшим образом построенная, стоила 30 миллионов ливров), доходная – менее 4 миллионов (3930 тысяч, если быть точным), больше половины которой (свыше 2 миллионов) приносила перевалочная торговля через Луисбург (где имелся таможенный пост). Тем самым, возможные активные операции противника на море, блокада французских путей сообщения в корне убивали почти всю прибыль и без того скудной канадской экономики.

Фактор зависимости от метрополии дополнялся крайней путанностью канадской, да и вообще французской, финансовой системы. Внутри Новой Франции циркулировал французский ливр (равный 20 су, каждое по 12 денье).

Драгоценных металлов для чеканки монет катастрофически не хватало. В ходу были даже испанские золотые монеты, которые, кстати, ценились очень высоко.

(Если в самой Франции после неудачных экспериментов начала 18 века с бумажными деньгами и мер кардинала Флери в середине 1720-х годов, банкноты были не в ходу, то в Новой Франции наблюдается прямо противоположная картина. Вместо звонкой монеты в обращении находились векселя местной администрации, при помощи которых местная администрация осуществляла расчеты с населением, исполнявшие в итоге для канадцев функции денег при взаиморасчетах).

В случае большой войны возникал соблазн напечатать столько векселей, сколько требовалось, заменив дефицит, соразмерный экономике – профицитом. Это было то, что могло сформировать скачкообразную инфляцию в случае кризисной ситуации. Финансовая система Новой Франции была совершенно неустойчива к любым внешним потрясениям.

Меры, предпринятые французским правительством в ходе активизации боевых действий, также не способствовали финансовому оздоровлению колонии. Были напечатаны и отправлены в колонию «векселя короля», те же бумажные деньги, они оказались ничем не обеспечены и совершенно обесценились, когда за целую кипу их можно было купить корову, а за телегу – лошадь.

В итоге в 1760 года главнокомандующий силами метрополии в Канаде шевалье де Леви в обращении к Версалю, помимо чисто военных мер и запросов, был вынужден обратиться и к этому вопросу. Он попросил установить курс выкупа векселей на год и выделить суммы на их выкуп, а на оставшиеся векселя выслать в Канаду галантерейные товары и ликёры, которые в колонии в десять раз дороже, чем в метрополии, ликвидировав государственный долг. Метрополией не было предпринято соответствующих мер ни тогда, ни ранее.

Образ существования колонии (транзитный путь из «варяг в греки», из Франции в Луизиану), значительная доля бюрократического аппарата и духовенства в населении колонии, приводил к соответствующему быстрому росту городов. Фактически, в 6 поселениях Новой Франции, признаваемых городами (Квебек, Труа-Ривьер, Луисбург, Монреаль, Новый Орлеан, Батон-Руж) жило свыше 25% её населения.

Уровень урбанизации был очень высок по сравнению с Европой. В столице, Квебеке, насчитывалось до 8000 жителей, в Монреале – 4000 обитателей, в Труа-Ривьере примерно 800 человек. В Луисбурге горожане составляли больше половины четырёхтысячного населения острова Иль-Рояль, порядка 2500 человек.

Стоило ли и говорить, как только Канада попала в руки англичан и перестала быть на довольствии у Франции, а большая часть непродуктивного населения эмигрировало в Европу – ситуация резко изменилась. Нижняя Канада стала захолустным сельскохозяйственным краем, города обезлюдели, тот же Квебек, изрядно потрёпанный войной, восстановил свою популяцию только к концу 18 века.

Географически Новая Франция представляла цепь торговых постов и поселений вдоль основных водных магистралей, составленных бассейном рек Святого Лаврентия и Миссисипи и Великих озёр. Картографы любили рисовать обширность владений французской колониальной империи в Северной Америке, широким пятном протянувшиеся через сердцевину континента, однако по факту они кривили душой. Помимо долины реки Святого Лаврентия и окрестностей Нового Орлеана в Луизиане, где пытались развивать крупные владения по добыче сахарного тростника по примеру Вест-Индии, остальные французские земли видели французское присутствие только в виде фортов на основных путях, католических миссий и торговых постов.

(Погоня за пушниной и была одной из главных причин такой разбросанности «французских владений». Французские охотники и торговцы пушниной заходили всё дальше и дальше, вслед за истощением пушного зверя на заселённых территориях. Стремление к новым местам торговли с индейцами и желание не допустить конкурентов с английских территорий толкали искателей приключений на всё более дальние путешествия).

От американских владений Великобритании эту тонкую линию «дороги жизни» Новой Франции отделяли лишь огромные непроходимые дебри безлюдных просторов тогдашней Америки: леса, буреломы, горы и степи. Это была своего рода полоса преодоления, где на ключевых путях стояли французские форты да жили переметчивые индейские племена.

Далеко не всегда указанные племена оказывались лояльны французской короне, если судить по той же Ирокезской лиге. Периодически «дорога жизни» оказывалась атакована, в зависимости от политической конъюнктуры вождей, её сторожевые форты – осаждены.

Названная «дорога» в течение десятилетий шла через Великие озёра. Она проходила названные водоёмы, затем делала извив через озеро Мичиган и форт Детройт и дальше шла на юг, в долину Миссисипи и Миссури. Решение «срезать» указанный угол через Огайо, проникнув с северо-востока в долину этой реки и заключив союз с местными племенами, и стал одной из причин эскалации войны с французами и индейцами в 1754-1760 годах.

Следовало отличать собственно «Новую Францию» (как совокупность всех владений Франции в Новом Свете) и отдельные её области. Самостоятельно считались Канада (долина Святого Лаврентия, земли к северу от Великих Озёр), Акадия (современные канадские провинции Новая Шотландия и Нью-Брансуик) – как мы помним, официально находившаяся во владении англичан, но оспариваемая французами, – острова Иль-Рояль и Сен-Жан под властью губернатора Луисбурга, Огайо, Иллинойс и огромные просторы Луизианы, представленные большей частью бассейна Миссисипи. Последние были совсем непохожи на современный маленький американский штат с тем же именем в составе современных США.

С военной и экономической точки зрения области эти представляли собой полуизолированные друг от друга территории. Последовательно сосредотачивая против них превосходящие силы, противники могли бить их по частям. Обладая господством на море, англичане могли последовательно «выкусывать» сперва Акадию, затем Луисбург, затем, за удалённостью, Огайо, после чего, отрезав от всех сообщений, могли уже угрожать самому сердцу Новой Франции – Канаде.

Канада, как следовало отметить, стояла особняком. Почти всё французское население было сосредоточено здесь, в компактной и тёплой долине реки Святого Лаврентия. Это было сердце, самое сердце тех огромных владений, что контролировала Франция в Америке в 1754 году.

Самой природой эта страна превращена была в крепость. С севера Канада оказывалась прижата непроходимым и безлюдным плато, а с юга – густыми лесами и горной цепью Адирондаков, северо-восточного отрога хребта Аппалачи.

Административное деление и иерархическая система подчинение государственной власти Новой Франции были путанными, основанными ещё на феодальном принципе освоения колонии. Существовали отдельные губернаторства Канады, Луисбурга, Луизианы, формально не подначальных друг другу, каждое со своим генерал-губернатором (флотским чином в адмиральском звании, поскольку колонии традиционно для Франции находились в ведении военно-морского министерства). Губернаторы назначались из Парижа, волею короля, и его же распоряжением снимались.

В рассматриваемый период (до начала войны с французами и индейцами 1754-1760 годов) в Квебеке правили четыре губернатора. С 1725 по 1747 годы колонией правил Шарль де Буаш, маркиз де Богарнэ, в 1747-1749 годах его сменил граф Ролан-Мишель Барри де ла Галиссоньер, знаменитый впоследствии победитель английского адмирала Бинга в морском сражении при Минорке в 1756 году, его заместителем в 1749-1752 годах стал Жак-Пьер де Таффанель де ла Жонкьер, участник экспедиции Анвилля в 1746 году, затем в 1752-1755 годах власть перешла в руки маркиза Мишеля-Анже Дюкена, того самого, при котором разгорелся конфликт в Огайо.

В 1755 году Дюкена сменил Пьер де Риго, маркиз де Водрей-Каваньяль, последний канадский генерал-губернатор. О нём будет рассказано отдельно.

Само устройство Канады также было неоднородным. Нижняя Канада, по сути, состояла из трёх отдельных мини-губернаторств (Квебека, Труа-Ривьера и Монреаля) и двух городов «с особым статусом» (Квебек и Монреаль). Каждое губернаторство или «город с особым статусом» выставляли своё ополчение под отдельным командованием своего административно-военного чина.

Основу военной, административной и экономической деятельности колонии составляли так называемые «сеньории», полуфеодальные владения, каждое со своим правителем, обязанные выставлять по мобилизации отряд ополчения во главе с капитаном-сеньором. Число их составляло 250 территориальных единиц.

За малой численностью населения сеньории кооперировались и выставляли сводные роты, по одной роте от каждых двух-трёх сеньорий. Кроме того, сеньории были объединены в своего рода «округа», выставлявшие уже сводную группу ополчения из нескольких рот, именовавшуюся «батальоном» или «бригадой». Впрочем, вопрос об организации обороны Канады будет ещё освещён самостоятельно.

По горизонтали власть в Канаде была разделена на три самостоятельные ветви: военно-административную, интендантскую и духовную. Военно-административная была представлена, как уже говорилось, генерал-губернаторами и подчинёнными им лицами, прочие две выглядели следующим образом.

Интендантство (а со времён Людовика Четырнадцатого интендантство во Франции было отдельным, самостоятельным учреждением) было представлено деятельностью в Канаде интенданта Франсуа Биго. Человек этот был непростой и хитрый, занимавший эту должность с 26 августа 1748 года. Его жизнь непрерывно была связана с Северной Америкой с 1739 года (когда он был послан в Луисбург).

Биго знал все входы и все выходы, превратил деятельность интендантства, по сути, в свою монополию, своё личное предприятие, активно злоупотребляя хищениями и получая с коммерческих операций канадских торговцев свою долю прибыли, на чём сколотил целое состояние. Однако за свои деяния он оказался наказан самой судьбой: на судебном процессе в 1761 году, посвящённом расследованию нелицеприятных результатов войны в Канаде, Биго, по сути, был сделан «козлом отпущения», лишён всего, опозорен и умер один в нищете в Швейцарии.

Духовная власть оказывалась представлена шестым по счёту канадским епископом Анри-Мари Дюбрейлем де Понбрианом, возглавлявшим епископат в Новой Франции. Он занимал эту должность с 1741 года до самого падения французской Канады. Будучи формально подчинённым католическому Риму, он, искусный политик, тем не менее лавировал во взаимоотношениях с Парижем, от которого получал финансирование, не брезгуя отношениями со светской властью.

При нём активизировалась деятельность ордена иезуитов, имевших самую надёжную поддержку «сверху». Именно они, эти люди в чёрных сутанах, проповедники и агитаторы, так развили свою деятельность, появляясь то тут, то там, подобно теням, подстрекая индейцев из христианских миссий, пропагандируя убийства еретиков среди канадцев и акадских крестьян и выступая в качестве злейших врагов американских колонистов на юге.

Тем самым, в Канаде середины 18 века существовало только два основных пути наверх: военный, от кадета или солдата и до офицера, и духовный (для чего следовало закончить семинарию). Впрочем, оставалось ещё поприще торговцев, но оно крайне мало ценилось, а также чиновничье, но большей частью они являлись приезжими и для занятия соответствующей должности требовалось образование (а университет в Квебеке не мог дать потребное количество кадров).

Такова была Канада середины 18 столетия.

1.2. Американские колонии Британии.

В нескольких сотнях километрах южнее лежали Тринадцать колоний (как их всё чаще называли) Великобритании. Узкая полоска земли, протянувшаяся на тысячу миль от северных болот Мэна до южных топей испанской Флориды, зажатая между Атлантическим океаном и горной цепью Аппалачей. Многолюдные, шумные земли, каждая со своей спецификой, экономикой, законодательством и даже управлением.

Их население составляло потомков англичан, шотландцев, ирландцев, голландцев, немцев, шведов и даже датчан, пытавшихся колонизировать Вирджинские острова (впоследствии у них отобранные), и прибывало ещё. Потоки иммиграции из Европы не шли ни в какое сопоставление ни с испанскими, ни с тем более французскими аналогами.

Этому способствовал целый ряд факторов. Как отметил отечественный историк А. А. Киселев: «Колонисты XVII в. еще задолго до образования США увидели в этих землях «большие возможности». Почти каждый из 200 тысяч англичан (а эмиграция XVII в. была в основном английской), пересекших океан, ехал в Новый Свет ради участка собственной земли, возможности создания собственного торгового предприятия, возможности свободно исповедывать любую религию, наконец, ради создания «Града на Холме» – того самого Потерянного Рая, о котором говорили Мильтон и пуританские проповедники. Английские колонисты XVII века уезжали в неведомые, населенные воинственными дикарями земли Запада, чтобы спастись от ужасов английской действительности. Зачем им нужна была здесь власть Англии с её абсолютизмом, англиканской церковью, революциями, заговорами, монополиями, высокими налогами, войнами?».

В отличие от французов, большая часть которых не видела интереса в североамериканских колониях, английские поселенцы ехали за лучшей жизнью. Поэтому путь Тринадцати колоний – это колонизация «снизу» в отличие от колонизации «сверху» французских владений за океаном. Самостоятельно преодолев первые трудности, которые чуть не уничтожили Новую Францию в короткий период до установления королевского управления, американские колонии Великобритании развивались и заселялись.

Способствовал этому и благодатный умеренный климат, сопоставимый с европейским. Территория Тринадцати колоний, современное восточное побережье, лежит куда южнее той же Украины, а проходящий мимо Гольфстрим делает условия для земледелия сопоставимые с средиземноморскими.

Вся эта картина дополнялась могущество британского флота, защищавшего протяжённое побережье от атак иностранных каперов. Последнее, собственно, и заставляло долгое время колонистов, достаточно рано в основной массе осознавших себя отдельной нацией, мириться с официальным вмешательством метрополии в их дела и присутствием королевских губернаторов и таможенников. Впрочем, государственные потрясения в метрополии и разная степень внимания к колониальным делам позволяли колонистам обходить самые неприятные меры британского законодательства.

Колонии, как уже отмечалось, оказывались достаточно густо населены (правда, в сравнительных величинах и большая часть населения к тому же концентрировалась вдоль побережья). При ширине 200-300 километров и протяжённости в 1500 километров они имели, по разным данным, в середине 18 века 1140-1170 тысяч белого населения и 250-270 тысяч негров-рабов (в среднем по 4 человека на квадратный километр, некоторые провинции, тот же Массачусетс, были населены плотнее) – примерно в 20 раз больше, чем у их соперников-французов на севере!

Следует всё же заметить, что такая плотность населения была всё ещё невелика по меркам Старого Света и примерно сопоставима с плотностью населения тогдашней европейской части России. При этом предгорья, приграничные, лесистые земли, «фронтир», на которые часто нападали индейцы или (на севере) ещё и канадцы, сохранялись почти безлюдными, а жители колоний, как уже говорилось, ютились в городах и селениях вдоль берега океана.