Однако, чего не случилось – того не случилось. История не знает сослагательного наклонения, идёт, неторопливо проворачивая своё колесо. Да и кто знает, как сложился бы ход событий, будь белых обитателей колонии Новая Франция (Канады, Акадии, Иллинойса, Луисбурга и Луизианы) в 1754 году не всего 80 тысяч человек, как в нашей реальности, а, предположим, 150-200 тысяч колонистов.

Однако третий шанс закрепиться надёжно в Северной Америке (после попыток 1540-х и 1620-х годов), на континенте, пусть даже без фактора господства флота на море, французами оказался вновь благополучно упущен.

Тем временем роковая Схватка за Америку продолжалась. На юге англичанам удалось наконец объединить земли от Каролины до Мэна, забрав у голландских, шведских и датских конкурентов их владения. Новая Голландия стала Нью-Йорком, Новая Швеция – Делавэром, датские острова присоединили к Вирджинии.

Все эти земли оказались объединены в единую систему, протянувшуюся вдоль современного восточного побережья США. Правда, эти колонии, сбор разноплемённых и разноконфессиональных объединений, периодически так и порывались схватиться между собой в гражданской войне. Однако они и стали прообразом современных Соединённых Штатов, одного из самых могущественных государственных образований в современной истории.

Эта угроза оказалась проигнорирована в Квебеке, Труа-Ривьере и Монреале. На севере французы и их индейские союзники, новокрещённые абенаки, гуроны, оттава и прочие бились не на жизнь, а на смерть с могущественными ирокезами. Им было не до угрозы с юга.

Ирокезская Лига, вооружённая до зубов англичанами и голландцами, безостановочно наступала. В 1686 году индейцы данного племенного союза устроили Лашинскую резню возле самого Монреаля, а в 1692 году дошли до самого Квебека. Канадские и индейские католики могли лишь благодарить бога за то, что ирокезам (на алгонкинском, как уже упоминалось, «настоящие гадюки») не поставили артиллерию и они не умели пользоваться пушками, благодаря чему колонисты могли отсиживаться за своими хлипкими частоколами в поселениях и фортах.

Впрочем, сила солому ломит. Метрополия, королевство Франция в Европе, вливала всё новые ресурсы в Канаду страницу назад говорили об обратном, и колонистам удалось сдержать нашествие ирокезов.

Успехи французов в Канаде в этот период оказались напрямую связаны с деятельностью ещё одного национального героя канадцев, ещё одного отца-основателя их нации, графа Луи де Бюада де Фронтенака, бессменного губернатора Новой Франции с 1672 по 1698 годы. Сбежав, по некоторым данным, от кредиторов в Европе, за океаном он нашёл обширное поле для реализации своей кипучей энергии, организаторских и администраторских способностей.

Уже в 1673 году он основывает форт Фронтенак (современный город Кингстон), главную базу французского флота в восточной части Онтарио, ставя под контроль просторную речную систему реки Святого Лаврентия и Великих Озёр, путь в глубину континента. Отсюда впоследствии знаменитый де ла Саль совершит свой великий поход, пройдёт волоками в районе Детройта и бассейном реки Миссисипи спустится к Мексиканскому заливу в 1681-1682 годах, обрисовав облик будущей Новой Франции: тонкую цепочку поселений и фортов вдоль русел двух великих рек, Святого Лаврентия и Миссисипи, образующих огромные области Канады и Луизианы.

Именно с подачи неукротимого канадского губернатора у Канады в 1684 году вновь появятся собственные вооружённые силы, всего три роты по 100 солдат. Мелочь, которая, тем не менее, сыграла решающее значение в отражении атак на колонию. Именно Фронтенак готовится воевать не на жизнь, а на смерть с беспощадной угрозой с юга – приглядывающими себе всё больше места под солнцем английскими колониями.

В 1670 году к северу от Канады появляется новая угроза, так называемая «Компания Гудзонова Залива». Это было всего несколько промысловых укреплений на южном берегу одноимённого залива, контролирующих устья рек, поднявшись по которым, можно было, тем не менее, через водораздел выйти к Великим Озёрам с севера, отрезав Канаду от сообщений с Луизианой.

И губернатор Фронтенак вновь оказался на высоте. Экспедиция готовилась долго и упорно, в тайне, и увенчалась полным успехом. Отряд из всего 190 человек канадцев и индейцев, без артиллерии и с минимумом необходимого, пройдя на берег Гудзонова залива в 1686 году, внезапно захватил все три опорных пункта англичан здесь, утвердив господство знамени с лилиями (официального символа Франции до Революции 1789 года) в этих холодных краях вплоть до 1713 года.

Стороны шли к массированному конфликту, снова, как в 1627-1629 годах. Наступало время для войны нового типа, переход, метко охарактеризованный историком Юрием Акимовым: «от межколониальных конфликтов – к битве империй». Как два корабля сходились перед абордажной схваткой – так и два противника, застарелых в сражениях в Европе, готовились помериться силами за океаном.

(Заканчивался сплав, формирование двух антагонистических систем на Севере и на Юге. Проблема аборигенных войн (Бобровых на Севере и войны Короля Филиппа на Юге), как и испано-португальско-голландская угрозы, отходили на задний план, а на передний выступал вопрос: кто же всё-таки будет править в Новом Свете?)

Впрочем, Канада теперь оказывалась не так слаба и беспомощна, как 70 лет назад. Обладая приличным (в сравнении, конечно) мобилизационным потенциалом, она готова была дать сдачи.

Главным движителем агрессии против Канады выступал Массачусетс. Это было клерикальное государство пуритан, беженцев от религиозных преследований из Англии. Здесь, за океаном, они нашли свою «Землю Обетованную» и строили свой собственный мир, в котором не было место прочим.

(Прочие английские колонии ещё не вполне осознавали северную канадскую угрозу как объединяющий фактор (тот же Коннектикут, в 1689 году, например, чуть было не воевал с Массачусетсом) и потому до поры оставались в стороне. Но Массачусетс со столицей в Бостоне был самым ярым, самым отчаянным и последовательным противником французов в их лесной и горной цитадели на севере).

Такая модель поведения массачусетских элит обуславливалась рядом факторов. Во-первых, в качестве таковых выступали конфессиональные различия (католики и протестанты, причём последние – самые упорные, по сути, настоящие фундаменталисты того времени, вооружённые идеей о собственном предназначении). Во-вторых, делу враждебности служили географические условия (Массачусетс – самая северная колония Новой Англии, соответственно, наиболее подверженная набегам союзным французской короне индейских племён).

В-третьих и в основных, экономический фактор. Жажда контроля рыбных промыслов на банках к югу от Ньюфаундленда не оставляла массачусетских торговцев, они готовы были на любые ухищрения для достижения своей цели.

Такой единоличный контроль приносил огромные, многомиллионные и даже миллиардные, по современным меркам, барыши их соперникам с западного побережья Франции. Французские и бретонские рыбаки не боялись на рыболовецких шхунах пересекать океан для получения столь солидной прибыли, по мнению обитателей Массачусетса, им следовало поделиться.

Именно Массачусетс спонсировал атаку на Акадию в 1654 году. В 1690 году вспыхнула новая война между Англией и Францией, вызванная государственным переворотом и сменой правящего режима в Лондоне, с последующим неприятием этого факта в официальном Париже, и новое наступление в Америке тут же началось.

Канада очутилась между молотом и наковальней. С запада наступали ирокезы, с моря и юга – англичане. Колония оказалась под двойным ударом.

Подкреплений можно было не ждать. Дело в том, что до поры до времени в европейской международной дипломатии того времени утвердилась так называемая «доктрина о двух сферах». Согласно ней, война в Европе означала экспорт боевых действий через Атлантику, а вот конфликты в Америке, наоборот, отнюдь не влекли за собой эскалацию боевых действий на Старом материке.

Поэтому, узнав о том, что за океаном началась очередная межъевропейская война, массачусетский губернатор Фиппс, предприимчивый оппонент Фронтенака, тут же собрал флотилию и бросился в наступление на Акадию и её восточный выступ, полуостров Новую Шотландию. Война между колониями началась.

Эта война получила в Америке наименование «войны короля Вильгельма». Она получила своё название по имени нового правящего монарха, английского государя Вильгельма Оранского, и продлилась семь лет. В ходе неё новоиспечённый канадский народ вновь показал свою жизнестойкость.

Акадию, вернее, её столицу, Порт-Рояль, на юго-западе Новой Шотландии, массачусетцы захватили очень легко. Всё население области составляло тогда не более тысячи белых поселенцев (не считая местных индейцев из племени микмак) на довольно растянутом побережье, нескольким сотням новоанглийских провинциальных ополченцев, обладавших к тому же господством на море, злосчастным французам было противопоставить банально нечего. Заняв Акадию в мае 1690 году, воодушевлённый Фиппс умчался обратно в Бостон, собирать силы для решающего наступления.

Накопив войска и заключив союзы, массачусетцы попробовали решить дело одним быстрым ударом. Вторжение в Канаду делалось по ставшей в дальнейшем классической схеме. Отряд из привлечённого к участию в войне Нью-Йорка (бывшей голландской колонии Новая Голландия) численностью 900 человек должен был наступать по коридору, ведущему прямо на север по речным системам Гудзона и Ришелье, дорогой, выводящей к Монреалю, а вторая армия, насчитывавшая 2360 человек (2300 ополченцев и 60 индейцев) на нескольких десятках судов с более чем тысячей человек команды во главе с самим Фиппсом следовала морем к Квебеку.

Провидение хранило французскую Канаду. В спешке собранное во второй половине 1690 года, нашествие претерпело крах.

Отряд из Нью-Йорка был остановлен французами на подступах к Монреалю и откатился на южный берег озера Шамплейн, основав там укрепление. Захват Квебека не состоялся из-за позднего времени его атаки (в октябре, когда уже дуют сильные ветра и навигация сильно затруднена из-за туманов) и больших сил, собранных губернатором Фронтенаком (более 2000 человек, включая экипажи двух фрегатов, укрывшихся в гавани; впоследствии подошло ещё 200-300 победителей из-под Монреаля), для его защиты. В сражении 16-24 октября 1690 года рискнувший напасть Фиппс потерпел поражение и ушёл ни с чем, а гордый губернатор Канады мог торжествовать свою победу.

Эта кампания определила ход всех дальнейших наступлений на Канаду – нашествия через узкие дефиле проходов с юга (коридор Монреаль-Нью-Йорк – через озерно-речную сеть река Гудзон – озеро Джордж (Сакраман) – озеро Шамплейн – река Ришелье), запада (со стороны Онтарио, через Осуиго) или северо-востока, со стороны моря по течению реки Святого Лаврентия, – и обусловила специфику успешности обороны колонии: форты на соответствующих направлениях, в узловых точках. Она же показала, что для успеха нападения на французскую Канаду нужно заблаговременное выдвижение (базы англичан находились далеко на юге, а погода осенью делает невозможным длительные осады) и сосредоточение очень большого количества ресурсов – то, на осознание чего англичанам потребуется ещё несколько десятилетий, прежде чем они придут к победе.

Это был перелом в войне. Последующий семь лет французы только и делали, что наступали и возвращали потерянное, а англичане теряли захваченное. Был потерян южный берег озера Шамплейн, в Акадии французский барон де Сен-Кастен во главе отрядов канадских ополченцев, акадских партизан и местных аборигенов-индейцев, сам как дикарь, весь в боевой раскраске, громил посты и отряды массачусетцев и в конце концов отбил-таки Порт-Рояль.

Риксвикский мир 1697 года восстановил статус-кво, и французы смогли вздохнуть с облегчением. А в 1701 году, три года после смерти губернатора Фронтенака (тот так и не увидел цель своей жизни) в Монреале был подписан Великий мир с Конфедерацией ирокезов, подведший черту под десятилетиями упорных войн на континенте.

Всё? Казалось бы, всё, конец бесконечной войне. Ирокезы были замирены, часть их продвинулась к югу и заняла Огайо, английские колонисты на юге оказались разбиты и французским и союзным индейским поселениям в долине реки Святого Лаврентия больше ничего не угрожало.

Мир оказался недолог. В 1702 году война в Европе вспыхнула вновь, и стороны в Америке опять взялись за оружие.

В американских колониях Англии эта война, получившая наименование войны королевы Анны (по имени царствовавшей в Лондоне королевской особы), стала одним из поворотных моментов в истории Нового Света. Она продлилась 11 лет и стоила великих жертв и затрат; она же опять показала сильные и слабые стороны сторон.

Канадцам снова пришлось сражаться. Англичане атаковали с юга, вновь и вновь, но без помощи флота и крупных регулярных формирований получалось у них не очень хорошо. Порт-Рояль атаковали не меньше 5 раз, в 1704-1708 годах, однако каждый раз, при мизерности гарнизона оборонявшихся, многочисленные, но плохо организованные американские колонисты терпели поражение. Наступление на Монреаль с юга генерала Николсона в 1709 году также провалилось. Казалось, канадцы отстояли право на свой образ жизни…

Прибывшие-таки в 1710 году постоянные войска из Англии и флот решили дело. Пал Порт-Рояль, в 1711 году предполагалось комбинированное вторжение через Шамплейн и устье реки Святого Лаврентия, на Монреаль и Квебек, в котором оказалось задействованы силы, сопоставимые с общим населением Новой Франции (свыше 20 тысяч солдат, ополченцев, моряков и индейцев).

Только чудо спасло Канаду в этот год от разгрома. Экспедиция адмирала Уолкера (7500 человек десантной армии (в том числе 5300 солдат и офицеров регулярных войск), 4500 военных моряков), шедшая морем, как и Фиппс 21 годом ранее, выступила в поздний штормовой сезон и потеряла в авариях семь кораблей и сотни людей из своего состава (остатки флотилии укрылись в гавани будущего Луисбурга). Генерал Николсон так и не покинул свой лагерь под Олбани.

Попытка вторжения в 1712 году также провалилась. Англичане прочно контролировали Акадию и морские пути, однако, в силу географических условий, канадский губернатор Водрёй (отец ещё одного будущего губернатора Канады) твёрдо удерживал долину реки Святого Лаврентия, а на территории Ньюфаундленда до самого конца войны продолжалась борьба с переменным успехом.

Утрехтский мир 1713 года оказался тяжек. Были потеряны Акадия с населением около 2 тысяч франкоговорящих, Ньюфаундленд, откуда бежали все французские колонисты. На богатые рыбные промыслы к югу от Ньюфаундленда англичане также наложили свои загребущие руки.

Канада, в которой в 1713 году, по разным оценкам, проживало от 22 до 24 тысяч белых, не считая индейцев, устояла. Рождённая в горниле войн, закалённая, подобно мечу, она продемонстрировала свету своё право на существование. Тем самым, оказались заложены основы для воинской гордости французских канадцев и мечты о реванше (то есть, основан прочный фундамент для дальнейших конфликтов).

(Падение Канады в начале 18 столетия могло иметь непрогнозируемые последствия. Американские колонии Англии (где жило в 1713 году уже порядка 450-500 тысяч своих обитателей) активно развивались, чеканили собственные монеты, создавали свою промышленность (в частности, кораблестроение) и имели нередко взгляды, сепаратные от настроений центрального правительства (те же англичане-католики Мэриленда, немцы Пенсильвании, пуритане Массачусетса, голландцы Нью-Йорка). Вместе с тем, они пока не имели сплочённости, единства. Исчезновение общего врага на севере, вопрос о дальнейшем статусе канадских земель могли заставить события развиваться непредсказуемо).

Американская история прошла ещё одну точку перелома. Дальнейшее развивалось по накатанной схеме.

Самый сильный удар по Канаде нанесло собственное правительство. Оно как будто забыло Канаду, отказалось от неё, как от надоевшей игрушки. В 1715-1740 годах, когда в самой Франции началось гниение и ощущались последствия от десятилетий тяжких войн в Европе, к Канаде возникло отношение как к бесполезной обузе, чему-то ненужному, затратному, мрачному, дотационному.

Тезис Вольтера «не более нескольких арпанов снега» (арпан – старая французская мера площади), подразумевающий экономическую нецелесообразность колонии, именно тогда и зарождался. В Париже по инерции ещё боготворили колонию, но на юге уже активно началось развитие «сахарных островов» и главной житницы французского бюджета, Сан-Доминго, куда завезли сотни тысяч негров-рабов, торговля продукцией с Кариб приносила нешуточные доходы, на этом фоне боевая доблесть канадцев как-то померкла.

Институт «Невест короля» так и не восстановили. Главной ценностью для малолюдной колонии являлись люди, но человеческого капитала как раз и не хватало (особенно женщин). Между тем как посылка хотя бы по сотне девушек в год позволило бы довести бледнолицый генофонд только Канады (то есть, без Акадии, Иллинойса, Луизианы и индейцев) до 60 тысяч человек в 1739 году, а в 1754 году, при сохранявшихся темпах рождаемости – до как минимум 80 тысяч человек (а с Акадией, Иллинойсом и Луизианой – и того выше).

Не было и массовых переселений. В 1720-х годах началась вторая волна иммиграции, однако, как и прежде, это были отправленные отбывать воинскую повинность наёмные солдаты, часть из которых оставалась на поселении, а также горстка чиновников (крестьян почти не было, что бы не писал Пикуль в своём романе «Пером и шпагой»).

Канада превратилась в обыденную кормушку для адмиралов. Последние назначались на должности её губернаторов (колонии находились в ведении Морского министерства, на военно-административные должности садили чинов из флота). Эти люди явно спустя рукава относились к своим исполнительным функциям, деля бюджет, не всегда отпускаемый на финансирование колонии и строительство крепостей и мечтая лишь о том моменте, когда можно будет оставить свои не слишком завидные полномочия.

Затхлый угол мира, дыра мироздания – вот что такое Новая Франция для французов. То ли дело богатые и прибыльные карибские сахарные острова, дававшие в лучшие годы в середине 18 столетия от половины до двух третей поступлений в бюджет!

Тем не менее, кое-что делалось. С потерей Ньюфаундленда колонисты оттуда поспешили перебраться южнее, на остров Иль-Рояль (современный остров Кейп-Бретон). Здесь они основали новую цитадель, Луисбург, откуда могли грозить теперь англичанам.

Этот город, гавань и опорный пункт в линии снабжения Канады, пролегавшей теперь к югу от Ньюфаундленда и далее вглубь континента, через речную и озёрную систему реки Святого Лаврентия и Великих озёр, стал одной из самых главных крепостей Новой Франции. Швартовались и отходили корабли, укрепление охранял небольшой гарнизон из наёмников и «Вольных рот» морской пехоты. 30 миллионов ливров было затрачено на его строительство: астрономическая по тем временам сумма.

Строились и другие крепости – меры экономического развития метрополия, теперь в этом плане развивавшая свои Вест-индские владения, для Новой Франции попыталась заменить отдельными военно-фортификационными начинаниями. Усилиями военно-морского министерства и интендантства Франции колонию теперь пытались превратить в настоящую крепость. На путях следования войск, речных, озёрных и морских коммуникациях, в узостях горных проходов сооружались форты и крепости; росло и число войск, их охранявшее.

Внутри самой колонии была видимость возрождения. В Квебеке и Монреале духовенство и военная администрация, обманутые ложным ореолом величия, грезили о реванше и о возврате Акадии, где под английским управлением жили тысячи их единоверцев и соплеменников.

В 1730-е годы эти настроения усилились. Годы мира и периодические стычки на территории захваченной Акадии (иногда выливавшиеся в настоящие миниатюрные военные кампании) укрепили их. Канадское общество, где всегда было в полтора-два раза больше мужчин, чем женщин, биологически стремилось к войне, а пресловутая доктрина о двух сферах говорила, что не следовало бояться, что данное кровопролитие найдёт отклик в Европе.