П. А.
Вы в Польше,
Где гласные дольше,
Где легких согласных гавот;
Вы в Польше – не слышу Вас больше.
Без жалости время течёт.
Я Вам напишу непременно, —
Варшава, как старая сцена,
Чуть-чуть подрумянит холсты;
Мазурка гремит неизменно,
Играет Шопен вдохновенно,
А в улочках скроешься ты.
Любите печальную осень,
Где звуки и возле, и после,
Где листья, как птицы, кружат;
Вот пруд и заброшенный мостик —
Виланово. Поздние гости
В дворец королевский спешат.
Вы в Польше.
И ниточка тоньше —
В иголку едва попадёт.
Повозка, забытые рощи,
А время, как старый извозчик, —
Всё тянет и тянет вперёд.
Вы в Польше.
Разлука всё дольше…
Ах, какая пикантная
Пани Варшава:
Возле лестниц, костёлов,
Шопеновских рук,
Возле синей глазури
Подземных вокзалов,
Всё, что тайна, и всё,
Что пронзительно вслух.
Я представил, что мы с тобой просто уедем.
И кусок пирога на тарелке не съеден,
И открытая книга на пятой странице,
И под утро дорога в наш домик приснится.
Я представил, что мы друг по другу скучаем;
Терпеливое лето вдвоём провожаем,
А на старом Амати скрипичная осень
Что-то вслух произносит,
Что-то вдруг произносит…
До встречи немного рассеянно время тянулось.
Вот снег. Вот дорога. Вот ты улыбнулась.
Вот день, поневоле короткий, как строчка.
Вот ночь. Вот рассвет. До свиданья, и точка.
Так кратко, божественно и подневольно,
И даже не больно. Светло и не больно.
Нет чувства утраты, есть чувство смиренья.
Душевные траты в костре на поленьях
Сгорают. До пепла. Вот вновь загорится
До встречи немного, и всё повторится.
Л. Т.
Если ты вернёшься ко мне
На один день, на одну ночь,
Если сядешь в тот же вагон
На той же станции,
Если часы и минуты,
Метели и дожди
Отмеряют нашу вечность,
Если глаза твои
Прикоснутся к моему
Одиночеству,
Я поверю в Бога,
К которому шёл
По длинной смоленской
Лестнице.
Если ты вернёшься ко мне —
Постучись,
Хотя бы за несколько лет.
Вдруг столько зимы
В суете повстречалось
Над пылью дорожной,
Над сплетней досужей.
По вечной дороге,
Сметая усталость,
Нам всем по зиме
В этом мире досталось.
В домофон он всегда говорил мне одну и ту же фразу: «Мальчишка, бегом на четвертый!» Всегда встречал у открытых дверей и каждый раз просил не снимать обувь.
Я приходил к нему почти как в храм на исповедь. Счастьем было оказаться в этом пространстве «неформатных» мыслей, идей и божественной музыки.
Вспоминаю, как иногда, садясь за рояль, Евгений Павлович говорил: «А теперь по заявке Ильи Львовича – «Ласточка». Мы слушали и не могли сдержать слёз. Этой необыкновенной силой очищения обладают многие его песни, которые ещё не раз будут обретать своё второе рождение у новых поколений исполнителей и слушателей.
Его дверь продолжает быть открытой.
До свидания, Евгений Павлович…
Е. П. Крылатову
Эта тихая надежда
И дорога у окна,
Городок над миром снежным,
Отрешённая луна.
Темноты печальный возглас,
Хоть до сумерек сто вёрст;
Монастырь, и чей-то голос —
Что-то важное, всерьёз.
В храме трепетно, негромко,
Чтоб уверовать на миг.
Вязнет тихая позёмка
Дней неспешных, дней твоих.
Ниже каменные своды,
Выше неба океан,
И мелькнёт за поворотом
Твой невыстроенный храм,
Где волнительно, как прежде,
Где и радость, и вина, —
Эти вечные надежды,
Эта долгая луна.
Памяти Евгения Крылатова
Ветер, наотмашь дверь,
Дождь переходит в град.
Время новых потерь,
Время новых преград.
Шторы скрывают луч,
Отодвигая свет.
Облако из-за туч.
Ветхий мой новый завет.
Ноты на проводах,
Мглы предзакатный час.
Музыка на устах,
Музыка входит в нас.
Кружится листопад,
Кружится всё быстрей.
Дождь переходит в град.
Ветер, наотмашь дверь.
Прощенье. Прощания горькие
Всходы.
Надменная память ветрами
Захлёстывает,
Меняются дни, и меняются годы
От осени к осени,
От осени к осени.
От жёлтой листвы до тяжёлого
Ливня —
Всего ничего
И одна пересадка.
Нас тихо накроют угрюмые
Зимы,
Где белая вечность
Диктует порядки.
И всё очевиднее тень
Наважденья,
И грустно, и долго течение
Ночи,
И всё же к утру суждено
Возвращенье
На тихие улочки памяти
Прошлой.
Лишь боль стеариновой
Каплей застынет,
И пёс пожалеет, и друг
Не покинет.
Ю. Розуму
В баритоновом детстве,
Где тихо плывут облака,
Мы живём по соседству
И молоды очень пока.
В нераскрытые двери
Неслышно крадётся февраль;
И забыты потери,
И музыка бьёт через край.
В баритоновом мире
Уже подтянулись басы;
Мы как будто забыли
Взглянуть поутру на часы.
Снег метёт осторожно,
По кругу спешит циферблат.
В этой жизни тревожной
Ничто не вернётся назад.
Повторится виденье,
Где музыка рвётся сквозь сон,
И как будто спасенье,
Звучит и звучит баритон.
Взрослеем, стареем, мудреем,
Придумываем вопреки;
Тропинка осенняя зреет,
Ведёт нас к началу реки.
Почти незаметно теченье,
Теряется тень в зеркалах.
Маэстро играл сочиненье
В моих повзрослевших дворах.
И музыка что-то находит,
И где-то в тревожной дали
Задумчиво флейта выводит
Негромкие ноты свои.
В двенадцать от Шопена вышел,
Ключ повернул и дверь закрыл.
И барабанил град по крышам
И тихо в полночь уходил.
Звучали ноты повсеместно —
От фонарей до облаков,
И продолжал играть маэстро,
Взрывая тишину шагов.
Подслеповатые неоны,
Уютный абажур в окне
Уже читались отстраненно
И чуть подыгрывали мне.
И дворник, в арке исчезая,
Так ненавидя белый снег,
Неслышно гаммы повторяя,
Швыряет музыку на всех.
Пригоршнями глотаю звуки,
Не подчиняя, не виня, —
И, как непрошеные муки,
Сгорают около огня.
И обрастают сновиденьем
И скоротечностью обид;
И проступают объясненьем,
Где не поверить предстоит.
Где подобраться – не пробраться,
Где доглядеть – недоглядеть;
Где просто быть и состояться
Или неведомо прозреть.
Где колесницы беглой Трои
Тирана в бегство обратят;
Где мы встречаемся с тобою,
Где улицы идти велят.
У каждого своя минута.
И, уходя от старых стен,
Пускай пригрезится кому-то
Ещё не сыгранный Шопен.
И музыка набело, набело,
Минуя черновики,
С тобою сегодня ладила,
С тобою писала стихи.
Немного во сне лихорадило
И оберегало не зря.
И всё-таки – набело, набело, —
До шепота сентября.
Розуму
Из Бодрума на скакуне
К роялю, что хранит молчанье.
И будет музыки звучанье,
Что снова неподвластна мне.
И снова перелёты дней,
Наскальный оттиск, крик пустыни,
Где музыка едва остынет,
И оттого ещё сильней
Возникнет брюсовский пролёт
К Тверской, к знакомому подъезду,
Где музыка всегда живёт,
Давая вечную надежду.
Её пленительный черёд…
Весной комаровская осень,
И Финский торопится возле,
И мыслей задумчивый след.
И к небу потянутся сосны,
И рядом – заоблачный космос
И твой незабвенный портрет.
Он будто рояль на пригорке.
И звук, что пронзительно-горький,
По залу всё ближе к судьбе.
Здесь вальсы сменяются полькой,
Здесь звуков огромное столько
И вечность на память тебе.
Теряются цифры и даты.
Уже подъезжаем к Кронштадту.
Финский – на завтра.
Листок календарный,
Столик заказан,
Всё штильно, спокойно.
Август недавний,
Мой август недавний,
В зеркале вновь
Оглянулся невольно.
Финский – на завтра,
Листок календарный.
Путь в комаровскую осень
Не близкий.
Знаю: на годы
Моё опозданье,
И пожелтела
В кармане расписка.
В ней всё указано:
Должен, как должен.
Только отдать
Мне уже не придётся.
В синематографе —
Лица прохожих,
Где-то за кадром
Герой остаётся.
Но я приехал,
Добрался, решился.
Шёл по аллее
С дождливым укором.
День мой случился,
В окне приютился.
Сосны печальные
Спали на хорах.
Вечность кивнула,
Забрезжила, сталась
И, на прощанье,
Дорогой осталась.
Финский – на завтра.
Ахматовский полдень.
Снова придёт комаровская осень,
Снова нагрянет вечерний закат,
Снова летят так пронзительно сосны,
Адмиралтейской стрелою летят.
Засветилось моё Комарово.
И друзья зачастили со мной.
По аллее затеплилось слово,
Рифмы, словно дожди, за спиной.
Мимо, мимо потянутся люди,
Жаркий август мелькнёт за углом.
Только Финский немного остудит
Белой чайкой за белым окном.
Но всё тянет и тянет дорога,
Словно долгое утро на свет.
И посылкой неспешной от Бога —
Запоздалый мой Ветхий завет.
Засветилась прошедшая юность,
Век двадцатый мелькнул за окном,
И моё Комарово вернулось
Тёплой чайкой, неспешным дождём.
Так легка Соломонова мудрость,
Гордый сан от невзгод и потерь.
Приезжай в комаровское утро,
Там, где настежь распахнута дверь.
На Смольном храме пятерня крестов.
И загорится предзакатный вечер,
И крылья разбежавшихся мостов,
Как ангелы, торопятся на встречу.
И снова храм. И день идёт к концу.
Каналов ближних не смолкает ропот
И этот вечер, что тебе к лицу,
Пытается перешагнуть до срока.
Во мне всегда присутствие дождя:
Он с облаком меня соединяет,
И у окошка каждый день встречает,
И провожает на исходе дня.
Он обгоняет музыку порой,
Выпытывая тихие аккорды;
Он повторяет позабытый город,
Играя с повзрослевшей детворой.
Он тайною присутствует во мне.
На запоздалой Выборгской дороге
Покажется необычайно строгим,
Оставив расписанье на стене.
Приду потом, когда пойму тебя.
Я устаю над облаком кружиться.
Во мне всегда присутствие дождя —
Уже звучит и снова повторится…
О проекте
О подписке