Рогатый бизнес

У нас деловая встреча. Я, Анатоль, финская братия и менеджер по закупкам одного из наших супермаркетов Анна Ивановна сидим в кабинете директора и пьем кофе.

Шефа нет. Он уехал с Мана перенимать опыт в Лондон. В прошлом году он уже был в Лондоне. И ему там, очевидно, понравилось. А позапрошлой зимой он летал перенимать опыт в Австралию – там, как вы сами понимаете, как раз было лето – и привез оттуда много полезного: бронзовый загар, воспоминания на всю оставшуюся жизнь и твердое понимание того, что кенгуру в Мурманске не приживутся.

Анатоль прихлебывает из чашки и нервно поглядывает на финнов. У него тоже богатый опыт делового сотрудничества. Так, совсем недавно он продал партию песцовых шкур в Штаты. В Америке шкуры тут же уценили и отказались платить контрактную стоимость. Сборы были недолги. Через три недели Анатоль и наш неизбывный директор вылетели в Нью-Йорк. Вернулись они спустя еще две недели – довольные до чертиков. О шкурах больше никто не вспоминал. И денег от их продажи, даже с учетом уценки, никто не видел.

Анна Ивановна вертит в руках банку сухого концентрата апельсинового сока, привезенного финнами в качестве образца и выставленного на стол. Она, как все женщины, более откровенна в своих желаниях.

– Игорюша, – спрашивает она меня, – а они нам подарят по банке такого концентрата?

– Это с какой же радости, Анна Ивановна? – изумляюсь я.

– А ты спроси у них, Игорюша, спроси, – не унимается Анна Ивановна.

– Да не подарят они.

– Это почему же? Я вот в прошлом году была с делегацией в Норвегии. Так нам, как только приехали, сразу выдали по пятьсот крон. Да, вот так.

– Так это ж с делегацией…

– А ты все же спроси, Игорюша. Чего тебе стоит.

– Да перестаньте вы, Анна Ивановна!

– Нет, ну как же. А дай я сейчас сама спрошу.

И Анна Ивановна пускается в дебри английского языка:

– Ай тейк? – показывает она на банку. – Возьму, да? Тейк?

– Да, – кивают финны в ответ.

– Сколько тонн она возьмет? – спрашивают они меня.

Я краснею и объясняю, что мадам хочет взять именно

одну эту банку. Так сказать…

– Для образца? – «догадываются» финны.

Им в голову не может прийти, что человек в норковой шубе может клянчить двухдолларовый порошок.

– Да, да, для образца, – облегченно выдыхаю я.

Финны еще раз кивают.

– Берите, Анна Ивановна, – разрешаю я.

Анна Ивановна засовывает концентрат в сумку, ее лицо светлеет.

– Я же говорила, что подарят, – торжествует она.

– Угу, – бурчу я и жду самого главного.

Самое главное заключается в том, что Анатоль, разжившийся где-то по дурости спилками оленьих рогов, хочет втюхать их финнам.

– Это такой ценный товар, – убеждал он меня. – Иностранцы отрывают с руками.

И вот Анатоль дергает щекой, достает из портфеля грязный опилок сантиметров десяти длиной, протягивает его Ари и ожидающе смотрит на меня. Ари брезгливо берет огрызок двумя пальцами.

– Олений рог, – гордо уточняю я. – Товар просто уникальный. Только для вас Анатолий Степанович может поставить… Сколько у вас там есть? Может поставить триста килограммов.

Ари недоверчиво вертит чудо-товар в руках.

– Качество отменное, – перевожу я Анатоля.

– А зачем они нужны? – удивляется финн.

Анатоль выглядит растерянным, когда я переадресовываю вопрос ему.

– Зачем – не знаю, – разводит он руками. – Но иностранцы так берут охотно…

Птица Феликс

Мы с Ари целый день ездили по мелким мурманским фирмешкам. Финны ищут новых партнеров для сбыта своих товаров. Я заранее прозвонил несколько адресов. И сегодня мы сделали набег.

Сначала заглянули к толстому дядьке. Я как-то встречал его в Финляндии. Он плавал в аквапарке Саарисельки кверху брюхом, как дохлая протухшая рыба. И на его груди красовались пятна какого-то экзотического лишая. Рядом плескались две его подружки.

Мы сразу узнали друг друга и обменялись рукопожатием, как родные. Вспомнив о лишае, я внутренне содрогнулся, но виду не подал. Поговорили «за жизнь». Финны предложили ему торговое оборудование. Он как раз собирался открыть новый магазин. Лишай повертел в руках фото и ткнул пальцем в дату (финны по глупости сервировали снимки датой):

– Прошлый март. Если его за полгода никто не купил, кому оно нужно?

Ари, когда я ему сообщил об этом, зацокал языком. И мы убрались восвояси.

Следующим номером в нашей программе был Феликс. Я знал его давно. Еще с тех пор, когда он заведовал овощным магазином, проворовался и был уволен. Мне рассказывали, что, когда его вызвало начальство, чтобы вручить «черную метку», он чуть не плакал и умолял не передавать дело в суд. Его пожалели, и он отделался статьей «по недоверию».

Прошло несколько лет, и Феликс возродился из пепла. Он открыл несколько магазинов и арендовал оптовые склады. Обзаведясь всем этим, Феликс зажил в свое удовольствие. И тут же приобрел себе под квартиру весь первый этаж новенькой высотки в центре. Высотка – я знаю это, потому что мой шеф имел несчастье проживать именно в ней, – считалась элитной и раскуплена была на корню «новыми русскими», что превратило для шефа жизнь в ней в сущий ад.

Начнем с того, что на седьмом этаже жил Акоп Оганесян – строительный король города, который, кстати, этот дом и построил. Дядя Акоп любил бастурму и готовил ее сам по старинным рецептам с использованием особых специй, за которыми специально периодически посылал гонца в Турцию.

Он закупал килограммов двадцать мяса, обмазывал его этими самыми специями и вывешивал на кухне. Ядовитая перечная вонь разъедала глаза уже при входе в подъезд. А слабый запах чувствовался за два квартала.

– Дядя Акоп готовит бастурму, – говорили жильцы соседних домов, принюхиваясь в своих квартирах.

Шеф, с его аллергией, истерически чихал и проклинал свое богатство, которое закинуло его в этот чертов дом.

На последнем, десятом этаже жил рыбопромышленник с утраченной для истории фамилией. В морозную зиму, как раз когда отвоняла Акопова бастурма, он решил устроить на чердаке сауну и для этих целей зациклил там отопительный стояк. Отапливаться стали исключительно его квартира и чердак с сауной.

Три дня девять нижних этажей клацали зубами, спали прямо в норковых шубах и кляли на чем свет стоит городские власти. На четвертый день кто-то случайно узнал, что в соседних домах тепло есть. Стали докапываться до истины. И уже на пятые сутки делегация из женщин в помятых от спанья норках и стая сопливых детишек молотили посиневшими руками в двери рыболова.

– Что ж ты, сукин кот, творишь! – взревела, как Ярославна на валу, жена Акопа Оганесяна – Изольда Оганесян. – У нас уже бастурма заморозилась!

– А чтоб ты сдохла со своей бастурмой! – визгнул из-за двери рыболов, но на следующий день отопление все-таки разомкнул.

Шеф тихо балдел, оглушительно сморкался, пил чай с малиной и грозился съехать в спальный район, к народу.

Вот в эту-то воронью слободку и въехал Феликс, приобретя, как я сказал, весь первый этаж. Четыре месяца дом сотрясался от грохота перфораторов. На пятом месяце ремонт был закончен, и Феликс пригласил соседей на новоселье.

Когда Акоп, рыбный король, мой шеф и их жены вошли в Феликсову берлогу, их прошиб холодный пот. Хозяйской волею на этаже были снесены все стены и перегородки, кроме наружного контура. Абсолютно все. Девять верхних этажей держались на четырех стенах и добром слове. Один громкий чих или неосторожный возглас – и мой шеф рисковал очутиться вместо шестого на первом этаже вместе с Акоповой бастурмой и сауной рыболова. Торжества были скомканы, Феликса прижали в углу и потребовали немедленно принять меры. Еще три месяца потребовалось ему на возведение арок и колоннад.

Шеф тихо плакал, проклинал свою деловую хватку и искренне завидовал обитателям одноэтажных бараков. Следующее новоселье Феликса прошло без осложнений, не считая того, что несколько гостей, отправившись на поиски туалета, чуть не заблудились в аркадах.

Вот к этому-то Феликсу мы с Ари вломились в офис с предложением о сотрудничестве. Феликс тут же проникся важностью ситуации и сразу пошел на контакт.

– Есть у меня идея, – сказал он мне. – Хочу построить шестиэтажный гипермаркет с подвальным гаражом. Есть все: чувства, мысли, фантазия и добрая воля. Не хватает малого – ста сорока миллионов долларов. Все окупится через каких-нибудь двадцать лет. Да ты переводи, Игорь, переводи.

Но я не стал это переводить. Я просто посмотрел Феликсу прямо в глаза и откровенно сказал:

– Феликс, неужели вы думаете, что, если бы у меня были знакомые, готовые без всяких гарантий вложить куда бы то ни было сто сорок миллионов долларов, я сидел бы сейчас здесь перед вами? Да если бы у меня были такие знакомые, я давно жил бы в Ницце на вилле стоимостью три миллиона баков и имел в Швейцарии счет еще на сто тридцать семь миллионов. И этот финн, – я указал на Ари, – имей он таких знакомых, поступил бы точно так же.

Такая вот птица этот Феликс.

По законам военного времени

Чтобы понять дальнейшую неразбериху, нужно немного углубиться в лингвистические дебри. Фраза «katso, please: military laki» состоит из смеси английских и финских слов. «Katso» по-фински означает «смотри». «Please» по-английски – «пожалуйста». «Military», тоже по-английски, – «военный». А вот с «laki» в нашем случае вышла несуразица.

Дело в том, что в финском языке есть долгие и краткие согласные, которые выполняют и словоразличительную функцию. Проще говоря, одно слово может отличаться от другого только одним этим долгим или кратким согласным звуком. На письме долгота обозначается удвоенной буквой, а на слух почти незаметна. Так вот, «lakki» по-фински означает «фуражка», a «laki» (с кратким «к») – «закон». Отсюда и значение всей двуязычной фразы меняется кардинально.

А теперь сама история.

Мы выходим с Юсси и Пертти из бара, где мои приятели по финской традиции купили на дорожку водки, и идем к машине. Когда мы уже готовы в нее залезть, к нам подбегает маленький человечек, достает из кармана офицерскую кокарду, сует ее финнам под нос и говорит задушевно ту самую замечательную фразу:

– Katso, please: military laki.

Плохо зная финский, я не обращаю внимания на злосчастное «laki». И без того все понятно: мужичок хочет продать иностранцам эту самую кокарду с военной фуражки, которую, не зная слова «кокарда», он и упоминает. Посмотрите, мол, пожалуйста. Я вежливо улыбаюсь в ответ и отмахиваюсь. Тем большее недоумение вызывает у меня реакция моих финнов. Они бледнеют, потом сереют. Трясущимися руками Юсси отмыкает машину. Косясь то на меня, то на субъекта с кокардой, Пертти спрашивает:

– Можно ехать?

– Конечно, – недоумеваю я.

Мы трогаемся с места. Финны все время воровато оглядываются. Они, в отличие от меня, поняли ситуацию совсем по-другому.

– Это из-за водки? – спрашивает Юсси, его глаз нервно подергивается.

– Что из-за водки?

– Проблемы с военными.

– У вас проблемы с военными? Какие проблемы? Вас что, пограничники задержали при въезде?

– Нет, но вот этот товарищ…

– Какой?

– Да вот только что. Из ЧК. С полицейским значком, который он нам предъявлял. Это из-за водки? Мы не имели права столько покупать, да? Это стратегический русский продукт?

Тут я начинаю понимать, о ком идет речь, и пытаюсь выяснить, что же такое произошло. Через пять минут ситуация проясняется. Финны сияют от радости:

– Мы думали, что в лучшем случае нас отправят на двадцать пять лет в Сибирь. А в худшем – вывезут за город и расстреляют без суда и следствия.

Гармонь, моя любимая

Ари опостылела жена. Но он очень любит свою семилетнюю дочку Аниту. Это я знаю от него самого. И вот во время очередного приезда он проедает мне плешь просьбами достать для Аниты гармошку. Бизнес ему не в бизнес.

– Когда закрываются магазины? – теребит он меня с обеда. – Мы успеем? Я должен ее купить во что бы то ни стало.

– Успеем, успеем, – утешаю я его.

Задача оказывается элементарной. Все полки в салоне музыкальных инструментов уставлены гармошками, баянами, аккордеонами всех размеров, цветов и фасонов. Ари пробует пару инструментов. Играть он не умеет, поэтому звуки извлекает душераздирающие. Вдруг его блуждающий взгляд устремляется на балалайку.

– Игорек, как ты думаешь, что играет громче – гармошка или балалайка? – ищет он моего совета.

– Думаю, что гармошка, – теряюсь я. – А твоя дочка на чем хочет играть?

Ари хмурится:

– Да ей, собственно говоря, все равно. Она ни на чем играть не умеет. Я целыми днями на работе. А жена все время дома. Так хочется, чтобы дочка играла как можно громче. Я гармошку беру. Пусть играет. Чтоб у жены голова раскалывалась.

По две курицы за страницу

Ко мне в кабинет заявляется директор птицефабрики по

фамилии Булыга. Он держит в руках бумажный сверток. Из свертка капает.

– Готов контракт, Игорюша?

Булыга – друг моего шефа. И мне пришлось взять на перевод его контракт.

– Угу, готов.

Булыга сует сверток мне в руки.

– По две курицы за страницу, Игорюша. Как и договаривались.

– Угу, – говорю я.

А что мне еще остается сказать? Денег у птицефабрики нет. А куры пока есть. И был еще один трактор. Какой-то новый, иностранный. Но его судьба уже решена переведенным мною контрактом. Булыга продает его шведам, а взамен получает для себя бэушную легковушку «вольво».

Я держу в руках сверток, и куриная кровь капает мне на туфли.

– Не тяжело вашим птичницам будет без трактора, Василий Сергеевич? Последний ведь он у вас? – спрашиваю я.

– Ай, – отмахивается Булыга, вытирая платком пальцы, – справятся! Не ходить же мне пешком на работу. Спасибо, Игорюша.

Неуверенный Егорыч

– Мы обязательно найдем вам хорошего переводчика с финского. Есть у нас такой человек. И за ним уже послали, – обещает Мана.

В директорском кабинете тесно. Мы учреждаем автотранспортное предприятие. И финны собираются продать нам седельные тягачи вместе с фурами. Разговор серьезный.

Чтобы порадовать Сеппо, Мана послал за своим знакомцем Петром Егоровичем.

Пока Егорыч не появился, мы приступаем к переговорам. Технические термины для меня трудноваты. Разговор идет медленно. Однако в течение часа мы все же выясняем модель тягача, грузоподъемность фуры и объем кузова, количество осей, в том числе ведущих, нагрузку на грунт, нагрузку на ось, тип рефустановки, расход топлива ведущего дизеля и дизеля рефустановки и подходим уже к температурным максималам рефустановки…

В это время в кабинет заходит мужичок с папочкой в руке.

– Егорыч! – приветствует его Мана.