– И что получается: всю грязную работу выполняем мы, когда те, наверху, только указывают нам, что нам делать и как себя вести, а что тогда изменилось в результате нашего восстания? – сидя по вечерам у себя в кабинете, мучился вопросами он. – Выходит, что мы, так и не добившись признания, просто были переведены на другой уровень труда во славу Господа. Но тогда какой смысл находиться здесь, если можно, покаявшись, вернуться наверх, в блеск славы Господа, – вскакивал он с места, прохаживался по кабинету, после чего, успокоившись, садился назад для дальнейших своих откровений. – Тогда, что получается? Либо Люцифер действовал по тайному плану, согласованному с Господом, тем самым обманывая нас, – что, впрочем, требует основательного осмысления, для чего, собственно, нужна была эта скрытность, неужели каждый для себя не посчитал бы за честь служить на этом фланге ответственности? Нет, всё же это совсем не вяжется с божественной сущностью, и он не мог так поступить с нами, – либо все же Люцифер окончательно поглупел из-за своей гордыни. Что, собственно, дела не меняет, и если его устраивает нахождение здесь, то меня это не волнует, – ударом по столу заканчивал свой блок размышлений Баал.

– Пожалуй, Белиала можно будет убедить в том, что наше положение несправедливо, и его может изменить лишь кардинальная модификация системы, – прикидывал Баал дальше, вспомнив как один из высших сановников – Белиал, после назначения Вельзевула не смог сдержать эмоции у него в кабинете и, брызгая слюной, кричал: «И знаешь, что он мне говорит? Мол, Вельзевул – физико-актуален для этого, а мне сует министерство без портфеля, заявляя: что я, по его мнению, как самый преданный его соратник – выше всего этого и, значит – обойдусь. Ха-ха!». – От его смеха тогда дрожали стены, что было довольно странно для Белиала, стоящего в первых рядах не избыточности суеты.

После того памятного для Баала инцидента, он, не имеющий привычки забывать, и решил заручиться поддержкой Белиала.

Конечно, Баал не мог напрямую высказать тому свои мысли, это грозило ему в подозрении на безыдейность. Ведь, кто знает, как себя поведет Белиал, желающий любых путей для достижения своих целей?

Хотя, конечно, и тот мог подумать, что по отношению к нему проводится провокация.

Так что Баалу пришлось завуалировать свой план, скрывая истинные причины задуманной им операции.

До Белиала было доведено, что (по его – Баала – оперативным данным) со стороны Ада ведутся сепаратные переговоры с одним из представителей архангельской братии, и как ему подсказывает чутье, возможно, за ними стоит сам Гавриил, а значит переговоры санкционированы Самим.

– Дальше, – последовал жёсткий ответ Белиала, стоило только Баалу замолчать.

– Информация ещё не полная и слишком путанная, но в общих чертах, ситуацию можно обрисовать так: они хотят купировать последствия, вызванные результатом соблазнения Евы, после чего и был испробован тот плод с древа познания, – сказав это, вновь замолчал Баал.

– Но как? – не усидел на месте Белиал.

– А вот в этом, как раз нет ничего сложного. Нужно всего лишь собрать тот химический ингредиент, который вследствие употребления им плода с древа познания впитался в человека. Ну, а затем – найти неподверженного изменениям мужа и представить его Господу. После чего получить прощение и вернуть себе своё место на небесах, – выдав всё это, Баал замолчал и изучающе уставился на Белиала, который совершенно потеряв покой, то садился, то вскакивал с места.

– Я что-то подобное предвидел! – в очередной раз подпрыгнув с места, зарычал Белиал, потом прошёлся вдоль стола Баала, остановился и, посмотрев внимательно на того, неожиданно тихо спросил. – А мы можем их опередить?

Услышав это (а это было то, чего он жаждал услышать), внутри Баала всё радостно закипело (что, впрочем, должно было остаться незамеченным), и он, помедлив, бесстрастно спросил Белиала:

– Вы говорите о том, о чём я подумал.

«А ты, старый лис, предлагаешь это мне озвучить!», – смотря прямо в глаза Баала, подумал Белиал, но сказал вслух совсем другое:

– Да, действуйте по вашему усмотрению. Если что, моя поддержка будет вам обеспечена.

«Ах ты, паразит, всё на меня хочет повесить!», – ответно улыбаясь, Баал посмотрел в немигающие глаза Белиала.

– Сделаю всё, что в моих силах, – ответил Баал.

– Ну и хорошо, когда есть взаимное понимание, – завершил разговор Белиал.

После этого памятного разговора и завертелась подготовка операции, в которой первый шаг с младенцем был поручен Асмодею, с чем он прекрасно и справился.

Параллельно этому были подготовлены и отправлены на Землю для сбора данных команды из числа доверенных Баалу ангелов. Контакты с небесными ангелами (опять же, в силу секретности дела и нежелательности увеличивать круг посвященных) предполагалось поручить тому же Асмодею, который был всегда не прочь поработать на таком участке соблазнительной деятельности.

– А вот и ты, – заметив Асмодея и, развернувшись к двери, сказал Баал. – А я, видишь ли, предаюсь философствованиям, глядя на эту картину, – повернувшись к висящей на стене, позади от его кресла, картине и, сложив руки на груди, произнёс Баал.

– Что-то новое для себя увидели? – усмехнулся, подойдя к нему, Асмодей.

– А знаешь – да! И я считаю, что это вполне закономерно. Все течёт, всё меняется, и вместе с этим – и мы, которые, хоть и не столь сильно подвержены изменениям, но, тем не менее, моё сегодняшнее видение – совсем не то, что вчера. Так что, если картины только физически, ветшая от времени, видоизменяются, то для меня – не это главное, главнее – когда я сам (или моя субъективность наблюдения) внутренне изменяется и уже видит в ней совсем другое, – изредка переводя свой взгляд на Асмодея, взирающего на картину, выразился Баал.

– Всё относительно, так бы выразился этот человек с портрета, – с иронизировал Асмодей, который, по мнению Баала, не слишком уважителен к серьезности, что, впрочем, не мешало Баалу относиться к тому серьезно.

– Хм… А теперь скажи мне, почему этот портрет (подумать только, какого-то человека?!) висит здесь на самом видном месте, в кабинете начальника тайной канцелярии. А? – снизу взглядом упёрся в подбородок Асмодею более низкий Баал.

– Да кто вас знает? Может это у вас прихоть такая, или же повесили, чтобы смущать посетителей? – попытался сохранить расстояние между собой и Баалом Асмодей, пятясь назад.

– Я тебе скажу вот что: на моём месте и в моём положении, надо иметь не просто верования, а убежденность в своей уверенности, что не одно и то же. И как говорил один человек: «Убеждение – это разумная значимость суждения, имеющее объективное, достаточное основание для признания его истинности…», – чем я и руководствуюсь в своих действиях. Так что я тебе дам один совет, каким бы он странным не звучал из моих уст: иногда очень полезно прислушаться к человеку, – приблизившись к уху собеседника, прошептал Баал.

На что Асмодей немного поморщился, но, тем не менее, не изменил своей привычке иронизировать:

– А не боитесь обвинений в пристрастии?

– Ты же знаешь, где все те обвинители, – лучезарно улыбнулся Баал, отчего на мгновение даже затмил горящий свет лампы, затем отошёл от Асмодея и, вернувшись к картине, продолжил распространять свою мысль. – Это языческое изображение Эйнштейна, как нельзя лучше отражает отношение человека к миру, что и страшит многих там, наверху. Тебе не кажется странным противопоставление языческого, то есть народного, теологическим воззрениям, которые, по сути, и должны служить человечеству, но в реальности противопоставили себя ему, считая народность недожитком развития разума. Выходит, что там, где должна главенствовать вера, место занял разумный научный подход, который и близко не подпускает к себе всякие языческие верования, считая их не просто недоразвитием, а в некотором роде – атавизмом.

– Так я понимаю, это нам на руку, – ответил Асмодей.

– Да ты меня снова не понял, – дёрнулся Баал, недовольный недогадливостью Асмодея. – Получается, что мы – противники человека – на самом деле оказываемся ближе к нему, чем радеющие о его благе небеса.

– Ах, вон оно что… – сделав глубокомысленный вид и придерживая свой подбородок, сказал Асмодей, потом выдержал паузу и спросил. – И что теперь?

– Что, что?! Делать дело! – буркнул Баал, но потом немного успокоился и продолжил. – А ты знаешь, что портрет Эйнштейна, правда, в другом ракурсе, висит там, наверху, в небесной канцелярии? – прищурившись, посмотрел Баал на Асмодей.

– Неужели? – не моргнув глазом, соврал тот.

«Ну, конечно, не знает!», – про себя хмыкнул Баал, но продолжил вслух:

– И ведь же, паразиты, больше интересуются и знают о том, как там за кордоном течёт жизнь, чем волнуются над тем, что творится здесь, под боком. Что всё же, наверное, заложено в них небесной природой, сделав их близорукими к своим ближним, но – дальнозоркими в видении соседских неуспехов, а в особенности – успехов. И тебя разве это не удивляет? – спросил Баал Асмодея.

– Последний, кто смог меня удивить, был Господь, представивший нам человека, после чего я – как и многие из нас – уже ничему не удивляюсь, предоставив эту прерогативу человеку, – стиснув зубы, проговорил Асмодей, замолчал, а затем, как ни в чём небывало, улыбнулся и заявил. – Зато теперь у нас появилась возможность, ох, как удивить этот объект нашего первородного удивления. Ха-ха! – разразился смехом он.

– Ладно, я тебя понял. Но я имел в виду совершенно другое. Этот портрет наши отделения используют, как символ отношения к представителям нового создания творца – людям, которое и может быть выражено только самой личностью человека. В качестве которого, нами и был выбран этот представитель рода людского. И если для нас он олицетворяет наше уверование в то, что всё в мире относительно – небеса имеют на этот счёт иную точку зрения. Они там, наверху, заявляют, что мы опять всё недопоняли и в результате этого – переврали, придав ему облегчённый простонародный смысл, когда как Эйнштейн предложил совсем другое: скорость света всегда постоянна, вне зависимости от того, в какой системе координат она будет измеряться. Из чего они (как всегда!) сделали соответствующие их воззрениям выводы, представив свою концепцию постоянства божественного света, который не зависит от вашего местоположения, то есть: будь ты хоть на небесах, или хоть даже в самом дальнем уголке ада – божественный свет будет тебя всё так же освещать, стоит только тебе обратиться за ним, – выдохнул раскрасневшийся Баал.

– Я всегда знал, что наука служит во благо творца, – задумчиво ответил Асмодей. – И что они, тем самым, решили отблагодарить этого ученого. – Указывая на картину, произнёс он.

– Угу, – кивнул Баал.

– А сам-то он, где наслаждается божественным светом? – спросил Асмодей.

– А разве это имеет значение, если он постоянен в любой точке твоего нахождения, – ухмыльнулся Баал, вслед которому разразился смехом и Асмодей. – Ему представилась практическая возможность изучить постоянство божественного света в разных системах координат, относительность применения которых, будет зависеть от постоянства нашего отношения к нему, которое, в свою очередь, тоже относительно, – продолжал посмеиваться Баал.

Видя подходящее настроение Баала, Асмодей перевёл разговор на другую тему.

– Кстати, раз на то пошло, я хотел поговорить о моём контакте с Серафимы.

– Ну, и что ты хотел? – стал серьезным Баал.

– Хочу, для налаживания с ней доверительных отношений, сводить её на экскурсию по нашим объектам. Ну, и не помешал бы пропуск для этого, – сообщил Баалу в повисшей тишине Асмодей.

– Знаю я эти твои доверительные отношения… – забулькал смех в горле Баала, бросающего взгляд на этого неутомимого в своей области разнотношений Асмодея. – Ты же знаешь, что я для тебя на многое готов. Так что будет тебе пропуск. Вот только когда ты с ней соберешься экскурсировать – дай мне знать, а то мало ли что. Ты же знаешь: у нас тут всякое бывает, – причмокнул губами Баал.

– Без проблем, – ответил Асмодей, ожидая наконец-то услышать то, для чего он был вызван сюда.

Но Баал, казалось, забыл обо всём и, уточнив у него, когда он предположительно собирается привести Серафимы, распрощался с ним.

Закрыв дверь за Асмодеем, Баал ещё раз бросил взгляд на портрет Эйнштейна, подмигнул тому и удовлетворенный этим завалился в кресло, после чего пообуревал немного мыслями, которые вновь вызвали в нём вспышку ярости, что не замедлило выразиться в виде восклицательного монолога:

– А ведь был шанс на прощение, если бы не этот выскочка – Сатана – со своим планом «Древо». Видите ли, тем самым он сведёт на нет всю человеческую затею. И что из этого получилось? Кроме того, что процесс войны стал необратим, и партия радикалов во главе с Сатаной, отодвинув умеренных, сумела занять все важнейшие посты в системе управления, взяв курс на безсантиментное противостояние с небесами. Он, видите ли, думал… Чем? Своей козьей головой? Козлина, – в сердцах завершил свой блок умопомрачения ударом кулака об стол Баал, но затем, осмотрев свой кабинет, продолжил начатое. – Или же всё-таки Люцифер от отчаяния своего положения, решил больше не полагаться на здравомыслие и передал все бразды правления этим выворотням, чьи истинные властные желания ни от кого уже теперь не скрыть…

Но Баал не смог закончить свои размышления – к нему на доклад явился его личный поверенный.

– С мест сообщают… – начал свой доклад поверенный Агн.