– Так точно, Иван Дмитрич, – потупился Жуков, положив руки на колени. Потом потянулся к книжице, – меня заинтересовали в списке три фамилии, – взглянул на начальника.

– Фамилии потом, чем привлекли твое внимание?

– Своей неуемным стремлением завершить бракоразводные дела в кратчайшие сроки, но наш пропавший секретарь, словно каменная скала, стоял на своем и тормозил их продвижение к заветной цели. Вот эти господа, где только не побывали на аудиенциях, дошли до самого обер—прокурора, но тот, сослался на то, что решение данного вопроса находится в ведении Духовной Консистории, не дал делам ход, а оставил решение на милость господина Комарова. И такое положение длится почти что год.

– Да, крепок духом Афанасий Петрович, раз выдержал годовалую осаду.

– Не только крепок, но и отписал обер—прокурору письмо с изложением своего видения семейных уз и тот в свою очередь согласился с доводами, приведенными секретарем.

– Что было далее?

– Как ни странно, но жалобщики месяца два тому успокоились, и их не было ни слышно, ни видно, словно смирились со своей участью.

– Тогда же пропали паспорта у комаровских земляков, – дополнил слова помощника Путилин.

– Мне тоже пришли в голову те же мысли.

– Насколько богаты наши жалобщики?

– Достаточно, что подкинутая сумма не особо облегчила их карманы.

– Хорошо, Михаил Силантич, получи—ка, голуба моя, новое задание. Тебе предстоит узнать адреса…

Жуков с улыбкой протянул своему начальнику книжицу, открытую на странице, где были мелким почерком под нумерами прописаны адреса.

– Молодец, тогда мне необходимо знать, все ли из них находятся в Петербурге?

– Разрешите, Иван Дмитрич, Вас покинуть для исполнения поручения?

– Дак я тебя и не задерживаю.

Михаил в веселом расположении быстрым шагом покинул кабинет.

– Вот и все, – пронеслось в голове у начальника сыскной полиции, – кажется у клубка остался один кончик. Бедный, бедный секретарь, хотя, что ж я его жалею, каждый страдает, как наш Спаситель, за свои убеждения. Люди, какие б ни были, всегда остаются людьми. К каждому из них можно подобрать ключик, даже к самому закоренелому душегубу, а господин Комаров возомнил себя человеком, скрепляющим семейные узы посредством воспрепятствования и затягивания бракоразводных дел. Да, не могу не согласится, он стоит на страже духовного, но каждого надо рассматривать в отдельности, ведь жизнь часто подставляет ногу, а при падении не всегда успеваешь подстелить соломки. Вот взять хотя бы Серафима Никитского, образованный человек, Университетский курс философии прослушал, книгу даже написал, казалось бы радуйся жизни, ан нет сколько он крови попортил, пока не вывели его на чистую воду. Но в нынешнем деле просто все получается, как то нескладно. Похитили секретаря, можно подумать заманили за город и заперли в доме, чтобы он из—под замка не мог шагу ступить. Пока Миша занят делом, проверю я одну мыслишку, как заноза вонзилась фраза в голову.

На извозчичьей коляске быстро добрался до Консистории, хотя казалось, что плетется не резвый конь, а кляча, едва передвигавшая копыта по булыжной мостовой. Привратник с важным видом прохаживался у входа, завидев Ивана Дмитриевича, он ничуть не удивился, а наклонил с почтением голову, словно давно ждал повторного визита начальника сыскной полиции.

– Чем могу быть полезен? – без излишнего лебезения, но с каким—то достоинством произнёс он.

– Вот что, голубчик, – Путилин на миг остановился, прикусив нижнюю губу, – будь любезен, вспомни еще раз то утро, когда господин Комаров в последний раз подъехал ко входу к месту службы.

– Вашество, – приложил руку к груди, – я тогда Вам все поведал, что сохранила моя память, ничего нового к сожалению добавить не могу.

– Все же попробуй припомнить тот миг, когда Афанасия Петровича окликнула женщина в черном, – спросил Иван Дмитриевич.

– Хорошо, попробую, в то утро они еще сконфузились от окрика.

– Это понятно, но дама ничего ему не показывала?

– Не понимаю, 1.

– Дама ничего ему не передавала?

– Нет, – с уверенностью отрезал привратник, потом в его глазах мелькнула искра сомнения, он задумался, пощипывая бороду, – хотя постойте, – пальцем водил по губам, – постойте, а ведь Вы совершенно правы, господин Путилин, как же я не заметил. Дама достала из маленького ридикюля какой—то листок, протянула ему, Афанасий Петрович прочел и только после этого сел в коляску.

– Ошибки быть не может? Ничего не путаешь?

– Нет, нет, господин Путилин, я явственно вижу сию картину, ведь Афанасий Петрович стоял вот так, – привратник поворотился, показывая, как стоял в утро исчезновения секретарь Духовной Консистории, – правым боком ко мне.

– Больше ничего примечательного не припоминаешь? – еще раз задал вопрос начальник сыскной полиции. – Мне важна всякая мелочь.

– Ей Богу, – привратник перекрестился, – Вашество, не помню, – и покачал головою, ну, ей Богу, не помню да и добавить больше ничего не могу.

– И на том благодарствую, – Иван Дмитриевич скривил губы в вымученной улыбке и пошел быстрой походкой, стуча тростью по камням мостовой, к ожидавшей его извозчичьей коляске. Всю дорогу чертил правою рукою перед собою какие—то непонятные воздушные знаки, иногда резко перечеркивая и только изредка приподнимались брови, чтобы вновь нахмурится, сводя их к переносице. Ничто не могло отвлечь Путилина от тревожащих мыслей.

Медленным шагом, не обращая внимания на дежурного чиновника, Иван Дмитриевич прошел к лестнице и, держась правою рукою за перила, начал подниматься. Мыслей было много, но все какие—то скоротечные, словно искры вылетавшие мотыльками из яркого костра.

Кабинет встретил пустотою и безразличным взглядом Государя, на который Путилин ответил разведенными руками, мол, простите, Ваше Величество, делаю вопреки всему, что в моих силах, и лелею надежду – завершить сие непростое дело. Как бывало всегда, подошел к окну и посмотрел вниз на неширокую улицу, наполненную городским несмолкающим шумом. Там простоял с четверть часа, переваливаясь с пяток на носки, отбросив прочь тревожившее его в данное мгновение.

Когда за спиною скрипнула дверь, Иван Дмитриевич не обернулся, ибо пребывал в полной уверенности, что неуемный помощник, никак не отучится от вредной привычки входить без стука, вернулся с хорошими вестями и расследование близится к завершению.

– На щите иль со щитом? – повернул Путилин голову, с потаенной надеждой смотря в глаза Михаила, на лице которого сквозь маску смущения проступали черты довольства выполненным поручением.

– Не скажу, что обладаю полной картиной, но некоторые сведения имеются, – Жуков остановился у стола, поглядывая на стул.

– Присаживайся, голубчик, присаживайся, – Иван Дмитриевич понял усталый взгляд помощника, – небось намаялся, бедолага, бегая по городу.

– Не скажу, Иван Дмитрич, что Вы не правы, – произнёс Михаил, шумно опускаясь на стул, – но маленько гудение в ногах присутствует, словно уж не мои.

– Ладно, о себе поведаешь потом, – Путилин быстрым шагом пересек кабинет, присел в кресло, наклонившись вперед и облокотившись руками о столешницу, – не томи, докладывай.

Миша жеманно повел плечами.

– Да в общем докладывать— то не о чем.

– Как так? – вскинул брови начальник сыскной полиции.

– Все интересующие нас лица в городе, разве что за исключением Сергея Павловича Новосельцева, да и тот за городом, в своем доме в Сестрорецке.

– Хорошие новости, хорошие. Вот что, голубчик, отправляйся—ка к ним и пригласи их прибыть ко мне, – Иван Дмитриевич перехватил удивленно—уставший взгляд помощника, – хорошо, придется мне самому нанести визиты нашим подозреваемым. Адреса, – протянул руку.

Некоторое время Путилин пребывал в задумчивости, потом придвинул к себе стопку бумаги, где в углу значилась надпись отпечатанная в типографии «Министерство Внутренних Дел». Размашистым почерком написал десяток слов и поставил свою подпись.

– Так, Миша, убирай усталость подальше в карман, бери коляску и развези—ка господам сии приглашения, – пригрозил пальцем, – вручи лично в сиятельные руки, лично, – повторил начальник сыска.

Сам же снова подошел к окну.

– Иван Дмитрич, – окликнул Путилина, поднимающегося по лестнице помощник.

Начальник сыскной полиции остановился в ожидании, когда подойдет Жуков, – все оповещены, лично каждому из них вручил приглашение.

– Молодец, – Путилин продолжил подниматься, – как они восприняли бумаги?

– У меня складывалось впечатление, что не были удивлены моим приходом, даже некоторые из них испытали какое—то облегчение, словно с себя сняли непосильную ношу.

– А Новосельцев?

– Я был удивлен, когда его жена взялась переслать приглашение.

– Ничего удивительного, – Иван Дмитриевич остановился на площадке, – завтра, надеюсь, прояснится ситуация с исчезновением нашего героя.

– Ваша правда.

Ровно через час после разговора на лестнице в дверь постучал дежурный чиновник.

– Иван Дмитриевич, – с порога начал он, – к Вам посыльный от графини Прозоровской с приватной просьбой.

– Зови.

Вошел средних лет мужчина с коротко постриженной бородой и в отутюженном костюме, он смущенно посмотрел на Путилина.

– Прошу прощения, Ваше Превосходительство, но мне поручено поговорить с Вами без свидетелей.

– Вы свободны, – обратился к чиновнику и добавил, глядя на Жукова, – приготовь чаю.– Потом повернул голову к посетителю, – я к Вашим услугам. – тот достал из внутреннего кармана пиджака длинный конверт синего цвета и, молча, протянул хозяину кабинета.

Иван Дмитриевич достал из конверта лист плотной бумаги, развернул. В верхней части красовался замысловатый герб.

«Господин Путилин!

Я удивлена полученным приглашением и мне не хотелось бы появляться в полицейском отделении, афишируя свой приход. Если возможно сохранить инкогнито, прошу вас посетить мой дом сегодня в семь часов по полудни.»

Внизу красовалась размашистая подпись.

Начальник сыскной полиции оторвал взгляд от листа бумаги и произнёс, адресуя посыльному.

– Передайте графине, я непременно воспользуюсь ее предложением.

Посыльный наклонил голову, показывая, что передаст в точности слова Путилина, и вслед за этим вышел.

Когда снова вошел Жуков, то увидел сидящего за столом Путилина, опершегося подбородком о руки.

– Сегодня мы приглашены к графине Прозоровской.

– К Прозоровской? – изумился помощник.

– Так точно, – отрапортовал начальник, – к незабвенной графине Прозоровской, являющейся одной из подозреваемых. Так что будь любезен, приготовь костюм к аудиенции.

Ровно в семь Путилин и Жуков вошли в трехэтажный дом на … улице.

– Голубчик, – произнёс Иван Дмитриевич, протягивая швейцару цилиндр и трость, – доложи графине, что прибыл господин Путилин.

– Мне приказано Вас проводить.

– Выполняй поручение.

В гостиной, в которую был препровожден начальник сыскной полиции и его помощник, было светло, множество свечей освещали каждый закуток. В креслах сидели дамы – хозяйка графиня Прозоровская, в сиреневого цвета платье с пышной прической, рядом Глафира Нистратовна Новосельцева, пока еще жена промышленника, владельца многомиллионного состояния. В третьем с длинной папиросой в руке Ирина Мельникова, самая молодая, но уже претендующая на разрыв семейных отношений после нескольких лет замужества.

– Дамы, – Путилин галантно наклонил голову, приложив правую руку к груди, при этом смущенно улыбнулся, – и господа! – мужчины стояли вместе, бросая настороженные взгляды на начальника сыскной полиции. – Чрезвычайные обстоятельства принудили меня просить у Вас аудиенции для решения весьма щекотливого вопроса, который, поверьте, мне не хотелось выносить на суд общественного мнения.

– Nous avons besoin de cette limier? (Что от нас нужно этой ищейке?) – произнёс граф Прозоровский, выпуская дым изо рта.

– Graf, plus silencieux. Laissez—nous commencer; entendre le limier. (Граф, потише. Давайте для начала послушаем эту ищейку).– Сказал Сергей Павлович и обратился к Ивану Дмитриевичу, – и чем, милостливый государь, мы обязаны столь экстравагантной встрече.

– Позвольте у Вас полюбопытствовать, – Путилин обвел присутствующих взглядом, – насколько я осведомлен все вы собрались разорвать семейные узы?

– Это, господин полицейский, не Ваше дело, – раздраженным тоном произнёс Новосельцев.

– Да, я прошу простить за вторжение в интимную сторону ваших отношений, но речь идет о судьбе некоего господина, который препятствовал вашему счастью.

– К Вашему сведению, – граф Прозоровский пронзил Путилина заинтересованным взглядом, – у каждого из нас хватает недоброжелателей. Так о ком из них идет речь?

– О господине Комарове, – Иван Дмитриевич старался каждого окинуть взглядом, стараясь угадать охватившие присутствующих чувства.

– Боже мой, – наигранно воскликнула госпожа Новосельцева, – что же случилось с вышеуказанным господином?

Ни у кого ни лице не промелькнула искра заинтересованности судьбой секретаря Духовной Консистории.

– Он пропал, – без всякой интонации произнёс Путилин.

– Пропал? – повторила Глафира Нистратовна, а у самой промелькнули в глазах озорные искорки.

– Увы, пропал, – начальник сыскной полиции развел руками, – приехал, видите ли, к месту службы и подле самых дверей, взял и пропал, как нос господина Ковалева.

– Простите, чей нос? – нахмурил лоб господин Новосельцев.

– Серж, – повысила голос Глафира Нистратовна, по всей видимости привыкшая одергивать своего не очень образованного мужа, как иногда говорила своим наперсницам. То только сжал в раздражении губы.

– В одно прекрасное утро проснувшийся майор Ковалев, – Иван Дмитриевич смотрел только на Новосельцева, – обнаружил, что его собственный нос исчез и начал жить своей жизнью, так повествуется в сочинении литератора Гоголя.

– Как я полагаю, – граф Прозоровский перебил Путилина, – вы пришли не рассказывать нам о сочинениях литераторов, а с более определенной целью.

– Совершенно верно, – наклонил голову в знак согласия, – у меня совершенно другие цели.

– Мы вас слушаем и давайте без предисловий.

– Без предисловий, так без предисловий, – умолк на минуту, – я спрашиваю у вас всех: зачем вы похитили господина Комарова?

– Что себе позволяет этот господин? – в раздражении произнёс граф.

– Он выполняет свою работу, – и уже по—русски обратился к Путилину, – и у вас есть основания для таких чудовищных предположений?

– Некоторые существуют.

– Предъявите и нам.

– В то злосчастное утро, когда секретарь исчез, не вы ли, госпожа Мельникова, – он поворотил взгляд к Ирине, – в черном платье и вуалью на лице поджидали Комарова у дверей Духовной Консистории? Не вы ли? – ее щеки покрылись румянцем, она хотела что—то произнёсти, но Путилин остановил ее жестом и продолжил, – я не знаю, под каким предлогом вам удалось предложить сесть в коляску, но увезли его вы. Так?

Ирина молчала.

– Это переходит все границы приличия, – прошипел господин Мельников, – врываетесь и сюда и бросаете нам необоснованные обвинения.

– Мишель, успокойтесь, – произнёс Новосельцев, – это только лишь слова.

– Хорошо, – Мельников присел на стул, – продолжайте свою прелюбопытнейшую историю. Продолжайте.

– Извините. господа, – Иван Дмитриевич заложил руки за спину, – но я пришел к вам не как чиновник сыскной полиции, а как частное лицо. Мне не хотелось выносить данное происшествие на суд общественного мнения, тем более, что я уверен: господин Комаров находится в добром здравии. Не так ли, господин Новосельцев?

Тот ничего не ответил, только сжал пальцы так, что они хрустнули в наступившей тишине.

– Его можно разыскать в вашем доме в Сестрорецке, не так ли? Не делать же мне там обыск? Тем более это влечет вынесение данного дела на суд прокурора.

Желваки играли на скулах Сергея Павловича.

– Господа!

– Да, этот подлец у меня, – перебил Путилина осипшим голосом Новосельцев.

– Серж, что ты творишь? – попытался образумить граф Сергея Павловича, тот только отмахнулся.

– Господа, я надеюсь сегодня же ночью чиновник Консистории вернется в свою квартиру и вы полюбовно решите связанные с его самовольным заключением вопросы.

– А если нет?

– Мне не хотелось бы доводить дело до судебных властей и раздувать скандал.

– Разве наше дело наказуемо? – с удивлением произнёс граф Прозоровский.

– Не хочу вас огорчать, Ваше Сиятельство, но ваши действия попадают под действие статьи тясяча пятсот сороковой статье Уложения о наказаниях.

– Serge, mais vous avez dit le contraire? (Серж, но ты же утверждал обратное?)

Новосельцев вместо ответа отвернулся к окну.

– Господа, я понимаю ваше негодование действиями секретаря, но не надо же опускаться до уровня разбойников, тем более, что положение в обществе обязывает вас к более разумным решениям.

– Перестаньте, господин полицейский, этот подлец откладывал решение по нашим бракоразводным делам только по причине наших состояний.

– Я думаю, что полученный урок пойдет на пользу духовному чиновнику, и искренне надеюсь, что и вы вынесете из него определенные выводы.

– Вы правы, мы поступили глупо, – глухо прозвучал голос графини Прозоровской.

– J’esp; re que cette affaire se terminera heureusement pour tous les (Надеюсь, что данное дело завершится благополучно для всех), – с улыбкой на губах произнёс Путилин на французском языке, – pour ce permis de tirer sa r; v; rence (а за сим разрешите откланяться).

Смутился только граф Прозоровский, не ожидавший от сыскного таких познаний.

Некоторое время шли молча.

– Иван Дмитрич, а когда Вы заподозрили неладное в деле? – спросил уже на лестнице Михаил.

– Первые сомнения меня посетили, когда я нашел в бюро паспорта. Напоминало, что кто—то прямо таки желал, чтобы они были обнаружены не кем— то, а именно мною, начальником сыскной полиции, чтобы отправить розыски по ложному следу и на первых порах это действительно удалось. Я бросился, словно борзая, учуяв добычу.

– А я был уверен в виновности господина Комарова, больно все складывалось не в его сторону, ведь паспорта, деньги, притом уклончивый ответ из иркутской губернии.

– Нет, у меня все стало в обратную сторону, ответ из губернаторской канцелярии добавил немного ясности, а паспорта и деньги подброшены, тем более для этих господ сумма была отнюдь невелика.

– Н—да.

– Из губернаторской канцелярии не хотели выносить сор из избы, там в деле не все обстоит законно и поэтому в своем донесении они уклончиво касались щекотливой темы – дела его отца.

– Для чего эти господа похитили секретаря?

– Просто не нашли ничего лучшего, чем похищение и хотели выставить господина Комарова в нехорошем цвете, а когда увезли его в Сестрорецк, в головах наступило прояснение и не знали, как им поступить дальше.

– А как они его удерживали? Силой?

– Нет, думаю, опаивали маковым отваром, а может и иным сонным зельем. Он и спал эти дни, не подозревая об интриге округ его имени.

– Иван Дмитрич, а я бы не догадался об отваре. Но господа—то…

– Ты же видел облегчение, скользнувшее по их лицам.

– Я не пойму, Иван Дмитрич, как вы догадались, что именно Мельникова была той дамой в черном?

– Ну, Миша, внимательнее надо быть. Швейцар говорил о высокой даме. Так?

– Так, но все дамы сидели?

– Совершенно верно, сидели на одинаковых креслах, а кто из них был выше?

– Но прически?

– Внимательность развивай, господин Жуков, внимательность.

– Вы думаете, все окончится благополучно?

– Я уверен в этом, том более господа полюбовно решат вопрос с пропавшим чиновником.