– Этому собранию сумасшедших дам недостаёт только маркизы де Брезе! – заметил про себя капитан, скромно садясь в наиболее тёмном углу салона. – Чёрт меня возьми, если я раньше подозревал, что этот гражданский помощник генерала-перуанца действительно практикует медицину. Я с удивлением обнаруживаю в Сен-Труа человека, которого я, оказывается, до сих пор совершенно не знал. Если только эти дамы не из простых статисток, арендованных на час в театре исключительно только ради меня. Господи! Как бы это не было странно и невероятно, но в Париже всегда найдётся женская клиентура для продавцов универсальных шарлатанских лекарств, приезжающих из-за границы. Сен-Труа быстро сообразил, что ему нужна благообразная вывеска, дабы его не смогли обвинить в том, что он жил трудами неправедными, занимаясь незаконными, уголовно наказуемыми делами, и он выбрал профессию, оставляющую ему много свободного времени, и дающую возможность легализовать большое количество денег.

Появление Нуантэля произвело небольшую сенсацию среди пациенток доктора, больных модным в Париже неврозом. Без сомнения, они совершенно не были готовы к встрече в салоне у их любимого доктора со столь прекрасным кавалером. Разговоры тут же прекратились, руки, теребящие страницы модных альбомов, остановились, и их глаза потянулись к красивому капитану, но он сделал вид, что не заметил повышенного внимания к своей персоне. Нуантэль пришел сюда не для того, чтобы обрести успех на любовном поприще, да и, впрочем, клиентки Сен-Труа его ничуть не интересовали, и вскоре он с удовольствием констатировал, что консультации Квебекца не были слишком долгими. Не случалось более десяти минут без того, чтобы дверь его кабинета скромно открывалась и доктор не показывался на пороге, приглашая новую пациентку, но Нуантэль был столь укромно скрыт в своём углу в глубине салона, что Сен-Труа не мог его заметить, так как помещение было освещёно довольно слабо лампами, покрытыми абажурами с плотной тканью. При каждом появлении известного практика одна из дам вставала, вызываемая его грациозным жестом, и бесшумно проникала в алтарь, у которого, судя по всему, было два выхода, поскольку больше её никто в этом салоне не видел и, по прошествии некоторого незначительного времени, её сменяла другая. Каждая проходила по очереди, без спора… и бесшумно, так как Сен-Труа посещали только хорошо воспитанные люди, а его негр распределял среди них номера очерёдности только ради проформы.

Нуантэль прибыл последним из всех присутствующих в салоне, но очередь его не волновала, так что он спокойно ожидал, пока она рассосётся, думая о вещах, действительно волновавших его и о которых до сих пор ему не хватало времени серьёзно подумать. Сен-Труа и Ласко связывала довольно тесная дружба, это было несомненно, и у них также были общие интересы с Голиминым, это тоже было очевидно. Какие это были интересы и на чём основывался этот союз, который пережил поляка? Над каким сумрачным произведением вместе работали эти три искателя приключений? Всегда ли ограничивались они тем, что всего лишь использовали женские тайны, или существовали между ними связи, рождённые для более серьёзных преступлений? Последнее из этих двух предположений казалось маловероятным, и однако Нуантэль его абсолютно не отбрасывал, так как у него сложилось очень плохое мнение обо всей этой иностранной шайке.

В то время, когда он размышлял таким образом, салон канадского доктора быстро опустошался. Осталась только одна, маленького роста персона, кругленькая и свежая, словно утренняя роза, которая совершенно не производила впечатления женщины, терзаемой нервами, хотя она, судя по всему, немного волновалась, сидя в удобном кресле. Капитан решил, что она пришла просить у доктора рецепт для похудения, и он развлекался тем, что украдкой её рассматривал, когда вдруг услышал в прихожей голоса людей, один приглушённый, негра, вероятно, и другой, более громкий и слегка хрипловатый. Это был шум, слишком лёгкий, чтобы признать в нём перепалку, но в этой квартире, тихой и молчаливой, как церковь по ночам, эта лёгкая перепалка производила странное впечатление. Полная дама прислушалась к возникающему скандалу и, внезапно, дверь резко открылась и какой-то субъект кинулся в салон, крича цветному слуге:

– Раз я тебе сказал, негритос, что я войду, значит я сделаю это! Мне надоело стоять на улице, и я хочу увидеть твоего и своего патрона. Я болен, и мне нужно проконсультироваться с ним.

Негр не осмелился преследовать этого странного клиента, который вызывающе уселся на стуле на другом конце салона, не смотря ни на кого. Это был какой-то рубаха-парень, большой весельчак, похожий на празднично одетого рабочего, увенчанный шапкой, которая, казалось, была намертво привинчена к его голове и, к большому удивлению Нуантэля, с лицом висельника: красный нос любителя дешёвого спирта и дряблый рот, как следствие постоянного употребления трубки, плюс землистый цвет лица – результат того и другого. Настоящий тип уличного грабителя.

– О! – Подумал капитан, – Кажется, что Сен-Труа обзавёлся в Париже прекрасными знакомствами. Он не сможет утверждать, что этот шалопай из парижских предместий страдает неврозом. Но именно у этого человека нашлись дела, которые ему именно сейчас необходимо урегулировать с владельцем этой модной лекарни. Какие дела? Это было бы чрезвычайно любопытно узнать… и я это узнаю. Мне просто необходимо это выяснить… а посему мне требуется самому завязать разговор с этим грубияном.

Дама в это время осторожно приблизилась к двери кабинета и, как только она приоткрылась доктором, тут же устремилась туда с такой стремительностью, что у Сен-Труа просто не было времени, чтобы рассмотреть нового клиента, который только что пришел к нему. Нуантэль также был невидим им в своём углу и держался там настоль смирно, так, что у канадца не возникло никакого подозрения о его присутствия.

Мужчина, похожий на работягу, не совершил не малейшей попытки опередить тучную даму, но он что-то бормотал при этом сквозь зубы, качаясь на своём стуле, как медведь в берлоге, и в конце концов встал, намереваясь пойти к дверям кабинета Сен-Труа.

– Отлично! – Сказал про себя Нуантэль, – Сцена, обещает быть забавной и поучительной, и я не пропущу из неё ни слова. Решительно, я сегодня нарвался на золотоносную жилу. Все ко мне прибывает вовремя и, надеюсь, мне с первого же раза повезёт преодолеть стену частной жизни этого столь дорогого во всех смыслах этого слова доктора Сен-Труа.

И капитан сильнее, насколько это было возможно, съёжился своём углу, чтобы на него было невозможно обратить внимание. Место было превосходно для незаметного наблюдения за происходящим в салоне, к тому же клиент с красным носом, казалось, не замечал никого вокруг него. Он ёрзал от нетерпения на своём стуле, издавая время от времени глухое ворчание, словно русский медведь в берлоге.

– Бедняга мечтает выпить, – подумал капитан, которому уже попадались на его жизненном пути такого рода специфические пьяницы, – он хочет алкоголя любого вида, но изрядной крепости, и пришел требовать от Сен-Труа что-нибудь для увлажнения своей луженой глотки.

Толстощёкая клиентка не злоупотребила временем доктора, так как буквально по прошествии четырёх минут он пришел взглянуть на салон, надеясь, без сомнения, никого больше не увидеть, но, когда он открывал дверь своего кабинета его преждевременно улыбающаяся физиономия оказалась нос к носу с краснорожим посетителем, и последующий диалог начался тотчас же на мажорном ладу:

– Как! Это опять вы! Что вы делаете здесь? Я же вам запретил появляться здесь в часы приёма посетителей.

– Возможно вы и правы, но я не могу застать вас уже два дня… а у меня больше нет ни одного су в кармане. И тогда, раз у меня больше нет средств к существованию, я сказал себе: «Вперёд, нужны решительные средства! Иди и возьми своё.»

– А я… я обязан, в свою очередь вам сказать, что мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Позавчера, вы получили своё вознаграждение и… оно… было последним.

– Последнее! Ты закончил, напыщенный дурак! Последнее! Ах, ладно, но мне это кажется странным. В то время, когда я вкалывал по ночам на улицах Парижа, рискуя двадцать раз за ночь получить ответный удар по голове от обихаживаемого мной буржуа, моя просьба имеет для вас настолько мало значения, что вам позволительно дать мне отпуск, крича об этом, словно носильщик на вокзал. Любой лакей имеет право на жалованье в конце недели, я же хочу всего лишь получить свои сто пятьдесят франков в неделю после восьми месяцев работы, и думаю, что это не чересчур много.

– Вы сошли с ума.

– Нет… и в доказательство этому я могу вам сказать, что если вы не раскошелитесь… поверьте мне, что мой будущий поход будет не в кабачок-кабуле, а к комиссару квартала, чтобы поделиться с ним обстоятельствами нашего общего маленького дельца. Мне всё равно, пойти к нему в участок одному, или мы совершим поездку втроём… все вместе. Вы, судя по всему, большой шутник, как и ваш друг, генерал из Перу. Я не буду томим одиночеством во время путешествия на галерах к одному печальному острову.

– Замолчите, презренный вы человек! Я вас услышал.

– Я сражаюсь лишь за своё. Так что выкладывайте всё, что мне причитается, или я закричу громче.

– Уверены ли Вы, что мы здесь одни? – Спросил доктор, выдвигаясь на середину салона.

– Добрый день, мой дорогой, – сказал Нуантэль, внезапно появившись перед ним.

Сен-Труа чуть не упал навзничь при виде капитана, но у него ещё хватило присутствия духа, чтобы повернуться к своему знакомому, вложить ему несколько луидоров в руку и вытолкать его к двери прихожей, проговаривая:

– Возвращайтесь завтра, мой друг… завтра утром… я вам дам одну инструкцию… а сегодня вечером я тороплюсь, и кроме того мне нужно встретить этого господина.

Жалобщик, только что так живо описывающий своё жалкое существование, также был немало удивлён появлением нового персонажа в приёмной доктора, так как без сомнения, для него тоже стало неожиданностью внезапное появление Нуантэля, и совершенно очевидно он тоже не имел ни малейшего желания продолжать этот поучительный разговор в присутствии свидетеля. Он позволил себя прогнать, и капитан остался наедине с доктором.

– Я вас, возможно, побеспокоил. – произнёс Нуантэль. – Вообразите, что я здесь уже около получаса, и буквально заснул в углу приёмной у вашего камина. Пребывая среди полудюжины красивых женщин это совершенно непростительно, но как же тепло и уютно в этом салоне! Но пронзительный голос вашего клиента меня внезапно разбудил.

– Что! Действительно так? Вы спали? – Пробормотал Сен-Труа, пытаясь вернуть присущий ему апломб.

– Мой Бог! Да! Ни разу в жизни я не смог дождаться аудиенции, не позволяя себе поигрывать со сном, и два раза в моей жизни это случилось в приёмной у военного министра, а ещё два раза я принялся храпеть в приёмной Его Превосходительства, да так сильно, что даже пропустил мою очередь. Этот недуг, в результате, заставил меня оставить мою военную карьеру. Так это был, следовательно, ваш клиент? Он не показался мне довольным оказанным ему вами приёмом.

– Это один бедный работяга, о котором я безвозмездно забочусь, и который иногда сердится, потому что я ему предписываю определённый режим, соблюдать который он не хочет, ведь я ему рекомендую трезвость, а он не прислушивается к моим советам. Все его помыслы по прежнему обращены к алкоголю.

– Алкоголики! Какие красивые слова изобретены теперь, в наше время! В 8-ом гусарском полку мы сказали бы просто: «эти пьяницы». Итак, как я понял, ваш больной питает слабость к сильным ликёрам? Вы правы, мне действительно показалось, что он говорил о выпивке.

– Ах! Вы расслышали то, о чём он говорил?

– Только несколько слов… которые мне показались очень бессвязными… побольше су… чтобы пить… проводить время ночью на улицах… Я там ничего толком не понял и, собственно говоря, и не пытался понять.

– Этот несчастный человек – наполовину сумасшедший. У него сильный невроз желудка и я, к моему огорчению, пока не достиг успехов в его лечении, чем сильно огорчён. Но вы, мой дорогой капитан, разве вы тоже нуждаетесь в моих хлопотах?

– Я, доктор, что вы! Нет, Слава богу! Мой мозг в хорошем состоянии, и что касается желудка… то вы сами видели, как он функционировал в воскресенье в «Золотом Доме.» Этот пирог из малиновок остался в моей памяти. Вы должны были бы мне дать рецепт его приготовления.

– Именно этим я обязан вашему визиту ко мне?

– Не совсем точно. Я пришел, чтобы немного объясниться с вами.

– Любое объяснение, какое вы только пожелаете. Следовательно, потрудитесь войти в мой кабинет, ведь время моих консультаций ещё не закончилось, так что только в кабинете мы не подвергаемся риску, что нас кто-нибудь побеспокоит.

– Неужели это могут быть другие алкоголики?

– Нет… опоздавшая клиентка. Вы не представляете, до какой степени женщины бывают неточны.

Кабинет квебекского медика был просторным, но ещё менее освещённым, чем его салон. Плотные обои зелёного сукна заглушали звук голоса, так что было трудно мечтать о месте, более выгодном для признаний. Врач – это в некотором роде исповедник, и Сен-Труа, который истово, в некотором роде, религиозно, осуществлял это профессиональное правило, закрыл на запор дверь, введя в кабинет Нуантэля. Затем он усадил его рядом с собой и начал разговор ласковым голосом:

– Я готов предоставить вам любую справку, в которой вы нуждаетесь. Извините меня за то, что я не предложил Вам сигару. Вы понимаете… я принимаю здесь только нервных… излишне раздражительных женщин… и даже запах табака может вызвать у них обморок. О какой справке, следовательно, идёт речь?

– Я же вам сказал, что мне нужна не справка, а всего лишь одно объяснение, но я не настаиваю на своих словах. Я пытаюсь только узнать, почему вы нанесли в прошлый вторник, точно неделю тому назад, визит Джулии д’Орсо, в её доме на бульваре Малешербе.

Доктор слегка вздрогнул при этих словах, что не ускользнуло от внимательного взгляда капитана.

– Я нескромен, не правда ли? – тут же добавил Нуантэль.

– Нисколько, нисколько! – ответил Сен-Труа с совершенной вежливостью. – Позвольте мне напрячь память. Это было, Вы говорите, в прошлый вторник?

– Да, на следующий день после смерти графа Голимина.

– Действительно, теперь я припоминаю. Итак, все очень просто. Я пошёл к этой бедной женщине потому, что она меня позвала, чтобы со мной проконсультироваться.

– Значит, она была больна?

– О! Ничего серьёзного. Лёгкий невроз… да, невроз лица. Это самоубийство графа произвело на неё очень живое впечатление, и потрясение вызвало нервный срыв…

– И так как она знала, что вы и только вы – первый врач мира по заботе о чрезмерно возбуждённых нервах, она тут же обратилась к вам. Что же, ничего сверхъестественного. Вы ведь её знали до этого визита?

– Исключительно визуально.

– И затем… вы не возвратились к ней?

– Мой Бог, нет! Это было абсолютно бесполезно. Лечение, которое я ей предписал, вылечило больную за сутки. И я безутешно сожалею о том, что сумел слишком быстро её освободить от неудобства, которое бы, если бы оно продолжилось, несомненно помешало бы мадам д’Орсо, пойти на этот бал Оперы, где её, как известно, поджидала смерть.

– Не сожалейте об этом, доктор! Это было предписано ей на небесах. Когда фатум вмешивается в дела, ничего нельзя поделать. Судьба Джулии состояла в том, чтобы завершиться на маскараде. Ваша состоит в том, чтобы, возможно, помочь мне обнаружить преступника, который её убил.

– Я…?! Но мне об этой печальной теме известно не более вашего, – сказал Сен-Труа с живостью, которая заставила капитана улыбнуться. – Я был в Опере с Ласко, в ложе, смежной с ложей мадам д’Орсо, но мы ничего не видели, абсолютно ничего. Следователь вчера нас допросил по этому поводу, и мы ему заявили, что к нашему большому сожалению, мы не в состоянии его о чём-либо проинформировать.

– Я понимаю это, но, возможно, вы сможете мне сказать… мне, кто не является следователем по делу о расследовании обстоятельств смерти мадам д’Орсо… руководствуясь каким мотивом вы в прошлый вторник представились Джулии от имени моего друга Гастона Дарки.

Удар, нанесённый капитаном, был так же прям, сколь и не предвиден, и доктор был застигнут им врасплох. Он покраснел до ушей и ответил подавленным голосом:

– Это ошибка… вы плохо информированы, капитан.

– Напротив, вполне неплохо. Вы назвали Джулии, которая вас отнюдь не звала к себе и не была больна, превосходную причину, объясняющую ваше появление. Вы ей сказали, что месье Дарки вас послал узнать последние новости, и добавили, что были близким другом всё того же Дарки. И, простите мою смелость, эти два утверждения были… мягко говоря, неточны.

– Я протестую, – пробормотал Сен-Труа, ёрзая в кресле, – мадам д’Орсо не могла вам рассказать об этом.

– Нет, я её не видел, но я беседовал с её горничной.

– Её горничной? – машинально повторил доктор, который вполне очевидно начинал терять голову.

– Да, некую Мариетту, девушку очень смышлёную, смею Вас уверить! Она пришла к Гастону Дарки вчера утром, вы слышите, я уточняю, и я там тоже оказался, и она рассказала передо мной обо всём том, что я вам повторил только что. Вы, я предполагаю, окажете мне честь, поверив моим словам.

– Я вам верю, мой дорогой капитан, но… эта женщина могла придумать…

– У неё нет никакого интереса лгать. Впрочем, если Вы оспариваете эти её утверждения, есть очень простое средство разрешить спор, и оно состоит в том, чтобы устроить вашу встречу и личное объяснение, и…

– Это бесполезно… её речи ничего не стоят, я их опровергаю… и я надеюсь, что вы благосклонно примите мои объяснения.

– Я вижу, что вы не понимаете серьёзности ситуации, – холодно сказал Нуантэль. – Если бы шла речь только о том, чтобы знать, кто из вас – вы или эта субретка сказали неправду, я бы не беспокоился. Ваши дела не являются моими, и для меня мало важно, проникли вы к д’Орсо под одним предлогом или под другим. Но моему другу Дарки это небезразлично. Он находит неприличным тот факт, что вы воспользовались его именем без его разрешения, он буквально ранен таким употреблением своего имени, которое вы совершили, и вы догадываетесь, без сомнения, что именно меня он прислал к вам, чтобы объясниться.

Этот последний удар абсолютно выбил из седла Сен-Труа. Несчастный практик не был воинственным храбрецом и перспектива дуэли его ужасно испугала. Любой ценой он хотел избежать сражения и изыскивал средство удовлетворить Дарки, не подставляя себя под удар шпаги.

– Следовательно, – продолжил капитан, – я вас прошу назначить мне время встречи с одним из ваших друзей, чтобы мы смогли вместе установить условия дуэли. Дарки желает, чтобы всё было закончено в течение суток. Если вы предпочтёте выбрать генерала Ласко, это облегчит ситуацию, с ним, как с человеком военным, я легко смогу договориться и быстро уладить все формальности.

В то время, как Нуантэль таким образом разговаривал с квебекцем, тот уже нашел окольный путь, чтобы выпутаться из этой западни, в которую он попал.

– Никогда, – воскликнул он, – никогда я не сражусь с месье Дарки, который мне внушает наиболее живую симпатию. Я предпочитаю удовлетворить его претензии, заявив, что я ошибся, воспользовавшись его именем.

– Прощение! Этого не достаточно. Надо было бы понять, почему вы использовали его имя, или, скорее, пользуясь им, обманули мадам д’Орсо.