Глава 5

М-да… Ну да ладно, я к нашему герою вернусь и по сути продолжу.

Попал, значит, наш Петька по командной иерархии в непосредственное подчинение к Картофану и до самого окончания своей славной службы Родине с ним, как с родным отцом, бок о бок жить и служить должен был. Ну а по части службы непосредственно, как я же уже и говорил, так Петьке повезло, будто он не только с серебряной ложкой во рту и в рубашке до самых пят родился, но еще и корону императорскую при рождении на своей головенке имел. Пристроиться кодировщиком, да еще в таком славном заведении, как ставка войск, это вам не фунт изюму! Это все одно, что на улице забесплатный лотерейный билет найти, а потом по нему ВАЗ-2106 цвета сафари выиграть. А «жигуль» выиграв, чтоб комплект счастливой удачи совсем уж полным стал, еще и домик в окрестностях Большой Ялты по наследству от ранее неизвестной бабушки получить.

Так практически никогда не бывает. Ну разве что один раз в миллион лет. А вот Петьке сфартило и повезло-таки несказанно. Призвали и после шестимесячного обучения в специальной учебной части именно в этой рай земной и именно на эту должность служить определили. Служи себе, друг-солдатик, секретным кодировщиком, в дела которого практически никто носа сунуть права не имеет, ходи без всякого строя по тенистым аллеям паркообразной ставки и теплому климату приморского города круглый год радуйся. В общем, замечательно комфортные условия для службы Судьба ему преподнесла. И будь он малость поумнее или хотя бы немного постарше, распорядился бы этим замечательно и с приятной истомой оставшиеся полтора года «службу тащил» бы. Но нет, ни старше Петька, ни опытнее, ни даже мало-мальски умнее в свои полные восемнадцать лет пока еще не был, и потому неприятность с ним все ж таки произошла. По чистой глупости произошла.

И вот как оно все случилось…

Отправил как-то Картофан Петьку, как непосредственный начальник на это все права имеющий, на ответственное задание: ночью у большого генерала в кабинете военный порядок и гражданский лоск навести. По-простому, тщательно убраться то есть. А чтобы всю глубину и трагедию предстоящей работы понять, вы, товарищи дорогие, должны знать, что у большого генерала и кабинет большим быть обязан. Ну как большим… Огромным! Он же генерал, он же не управдом какой-нибудь. Ему же, генералу, по громкости звания и высоте ранга помещение для службы абсолютно сообразное этому самому званию полагается. Ну не могут генералы себе позволять в клетушках «три на три» ютиться и в таких сжатых и убогих условиях великую военную стратегию обороноспособности страны вершить. Не помещается оборонная парадигма в маленьких помещеньицах! Никак не помещается.

Вот и у этого, к которому Петьку, как горничную, прибираться отправили, кабинет был совершенно не маленьким. Многие жители страны по тем временам в квартирах поменьше и поскромнее жили, чем тот кабинет генеральский. Раза в три поменьше и поскромнее. Его, кабинет этот, если как следует присмотреться, и кабинетом-то назвать было бы затруднительно. Слово «кабинет» – это так, общепринятое определение помещения, из четырех стен, одного потолка и, как правило, из одного пола состоящего. На самом же деле там, где Петьке чистоту и порядок наводить предстояло, кабинетное помещение не в единственном числе присутствовало. Там на самом деле комнат во множестве было.

Помимо самого кабинета, где Петькин генерал за дубовым столом неимоверных размеров заседал и чрезвычайной военной важности дела вершил, была тут и приемная, деревянными панелями в человеческий рост обитая, со столом важного ординарца-секретаря и множеством кресел для бедолаг, на прием по приказу генеральскому прибывших и в томительном ожидании изнывающих. И отдельная гардеробная комната присутствовала, где генерал свои парадные мундиры, белоснежные сорочки да цивильные костюмы на случай гражданских променадов в чистоте и порядке хранил. И спаленка укромная была, дорогим по тем временам кондиционером снабженная и двуспальную кровать уставшему генералу предлагающая. А еще и отдельная комната неофициальных встреч и заседаний, где за уютным столом, на мягких стульях сидючи, можно было генералу в кругу друзей звездно-лампасных какой-нибудь государственный праздник встретить. Ну или просто посиделку задушевную в богатом застолье провести.

В этой задушевной комнате как раз ни одного окошка не было и стены ни с чем, кроме как с помещениями проверенными, не граничили. Так что тут можно было, в честь наступившего торжества как следует алкоголем нагрузившись, развязанных языков и последствий от вольнодумия и крамолы, вслух произнесенных, не опасаться. Ну разве только если кто из «посидельцев» потом по каким-то своим соображениям на всех остальных не решит «рапортичку» кому надо и куда надо настрочить. Но это такое, это дело частное… Вот эта самая комната приятельских компаний Петькину планиду в тот раз и подпортила. По его же собственной глупости подпортила.

Удивительной уютности была та комната, друзья мои! Небольшая, но при этом чудесно благоустроенная. Весь пол, умелыми мастерами из штучных дубовых паркетин выложенный, покрывал мягкий ковер с удивительно красивым орнаментом. Что ты! Не ковер, а произведение искусства! И не так чтобы Петька раньше ковров никогда не видел, нет, видел, конечно же. И во множестве видел. У них самих, то есть в квартире Петькиной, ковров аж два было. Красный и зеленый. Синтетическими нитями не самого лучшего качества по жесткой джутовой основе тех ковров был выткан совершенно идентичный узор. Вот только на один побольше красной синтетики пустили, а на второй – побольше зеленой. Такие коврики тогда во множестве семей были, потому как особого разнообразия ни промышленность ковроткаческая, ни кошельки рядовых сограждан себе позволить не могли.

И еще деталька: коврики эти, две трети цветовой гаммы светофора в себе содержащие, как правило, не на полу лежали, как это приличным коврам положено, а на стенах яркими пятнами располагались. Ну, потому как ковер – это дефицитная ценность и яркое выражение благосостояния семьи, а кто же в здравом уме и трезвой памяти семейные реликвии по полу разбрасывать станет? Никто! Совершенно никто. Вот и висели на стенах, как правило, над диванами в больших комнатах, гордо именуемых «зал», эти узорчатые коврики «два на три», радуя глаз и годами аккумулируя в себе пыль. А этот, генеральский, тем Петьку в самую глубь мозга поразил, что, во-первых, был он соткан из удивительно мягкой шерсти и длина ворса у этой шерсти была даже немного больше, чем волосы на Петькиной голове, во-вторых, цвет ковра был удивительно мягко-бежевым и красноты какой-нибудь или, положим, зелени в его замысловатых орнаментах не просматривалось вовсе. Ну и в-третьих, ой, мамочки мои, вы только подумайте, что за ересь и преступление, он не на стене висел, а прямо по полу, под самыми ногами свое узорчатое сокровище раскинул.

Ну и мебель. Мебель в том тайном кабинетике вся, что ни на есть, дорогой и очень удобной была. Мягкой кожей цвета любимого Петькой сливочного пломбира обитой. У Петьки дома диван был, на котором он всю свою детско-юношескую жизнь провел. Хороший такой, зеленый. Качественной рогожей обитый и крепкими нитками не совсем ровными строчками прошитый. Петька на этом диване с малолетства по ночам спал, а днем, развалившись уютно, в черно-белом телевизоре замечательные мультфильмы рассматривал. И мал тот диван Петьке начал становиться только тогда, кода он в девятом классе своего собственного отца размерами роста обогнал. Ну так вот, даже кресло в той генеральской комнате, у полированного журнального столика стоящее, было и больше, и удобнее Петькиного дивана. А столы со шкафами и полками всяческими? Это решительно чудо какое-то! Петька по малости лет и узости кругозора тогда еще не знал, что бывает мебель ручной работы, и потому, когда эту, генеральскую, воочию улицезрел, подумал, что делали ее на какой-то волшебной фабрике и не иначе как аж в самой Москве. Да что там в Москве. Наверняка в самом Ленинграде делали!

Нужно честно сказать, что каким-то особым благосостоянием и чрезмерным материальным достатком Петькина семья не блистала и бытовой роскошью с излишествами похвалиться особо не могла. Правда, и бедностью в их доме тоже никогда не пахло, а потому считались они вполне себе среднедостаточной, совершенно типовой в плане финансового благополучия советской семьей. В тогдашние времена отношение к богатству как к таковому было несколько иным, и народ, на коммунистической идеологии взращенный, больше мечтал о научных открытиях и полетах в дальний космос, нежели о дворцовой роскоши собственного жилья. Хотя чего же греха-то таить, мещанские мечтания о «красивой жизни» и «неимоверном богатстве» сидели где-то в глубине каждого строителя коммунизма. Не обделены были этими стяжательскими чувствами и Петькины родители. Откладывая и накапливая рублик к рублику месяц за месяцем, с большой помпой и тожеством закупали они потом имущество, призванное служить подтверждением того, что и их семья вполне себе может пожить красиво. Будь то новый телевизор, бытовой кондиционер или даже немножечко подержанный мотоцикл «Восход-2М».

Одним из объектов такого бытового богатства Петькиных родителей был набор хрусталя, с гордостью и пиететом выставленный на всеобщее обозрение за сдвижными стеклянными витринами серванта. В не самый богатый набор входили в том числе две лодочки-салатницы, огромное плоское блюдо с резными краями, полусферическая чаша непонятного назначения, несколько стопок разного калибра, рюмки в виде остроносых стрелецких сапожков и шесть фужеров на длинных и изящных ножках. У двух фужеров, правда, эти самые ножки были сломаны в середине, и потому их прятали позади всего остального, радужно переливающегося великолепия, соединив ножку в месте разлома резиновой трубкой. Трубку за тарелками и салатницами видно не было, и потому вся экспозиция смотрелась вполне себе прилично. Так было в Петькином доме. Но Бог ты мой, что за хрустальная роскошь и феерия творилась в зеркальных шкафах генеральской комнаты задушевного отдыха! Глядя на это радужно переливающееся великолепие, можно было совершенно точно поверить в то, что весь город Гусь-Хрустальный работал на эту выставку достижения стекольного мастерства никак не меньше двух месяцев. Всем народонаселением и всеми имеющимися фабриками!

Именно в этой комнате генеральского уединения Петька впервые понял, что холодильники бывают и больше коробки из-под телевизора, а сами телевизоры могут быть цветными и их можно, вы только подумайте, какое чудо, без помощи плоскогубцев с канала на канал переключать. Все увиденное, конечно, сильно поразило Петьку, и смотрел он на эту роскошь, как первобытный папуас с затерянного острова на жестяную банку из-под кока-колы, вынесенную на берег морским прибоем. С замиранием сердца и трепетным благоговением смотрел. И хотя, конечно же, друзья мои, все это великолепие по своим физическим качествам и хрупко, и к поломкам склонно, все ж таки не поломка какая по неосторожности и не утеря товарного вида чего-либо из ценного генеральского имущества Петьку под монастырь подвели, нет. Вовсе не угробленное имущество сгубило Петьку.

И вот что на самом деле произошло.