Здесь можно выйти из лифта только приложив код-пропуск к сканеру – иначе кнопку этажа просто не удастся нажать. Около лифта стоит несколько конвоиров и один полицейский. Полицейский, заметив мой синий бейдж поднимает приветственно руку, конвоиры, само собой, продолжают стоять как манекены, ничем не выдавая своих супер способностей.

Я медленно иду по коридору, пытаясь отыскать нужный зал. Кругом лишь закрытые двери, серые стены и тусклый свет с потолка. Унылое место, темное, мрачное, холодное, словно подземелье. Меньше всего мне хочется когда-либо оказаться здесь в качестве заключенного. Тренажеры имитаций не обязательно размещены в таких удручающих интерьерах, например, родительский блок совсем не похож на этот. Как и центр подготовки пилотов-пожарников. Там красиво, уютно, светло, а главное в любой момент можно передумать и прервать процесс тренировки, и сама эта тренировка – абсолютно добровольна.

Дверь зала № 17 открыта. Здесь тоже темно. Слабый мерцающий свет падает на большое черное кресло в центре. Выглядит оно довольно жутко, хотя может быть так кажется потому, что мне точно известно, для чего оно. Обычный имитационный тренажер с зажимами для конечностей и обручем для головы. Наиль уже тут. И заключенный. У двери стоит в спячке конвоир – огонек на виске мигает зеленым, руки по бокам от туловища в «положении покоя». Наиль кивает мне, не раскрывая рта, я в тон ему тоже не произношу ни звука. Он выключает наручники на запястьях парня, аккуратно снимает их и вешает на свой ремень.

– Для исполнения наказания вам нужно раздеться полностью.

Мужчина начинает снимать с себя одежду. Тело у него крепкое, сплошь волосатое, на его месте совершенно точно нужно было принимать гормоны. По крайней мере в общий городской бассейн с такой растительностью точно не пустят, только в мужские помывочные на окраинах. Бока у парня немного жирноваты, и задница тоже. Не могу утверждать наверняка, но, по-моему он чем-то пахнет даже несмотря на то, что перед сеансом терапии его должны были помыть. Наиль достает из ящика под креслом одноразовый чехол из тонкого серого неопрена, натягивает его, начиная с подголовника.

– Вот смотри, здесь голова сюда руки, сюда ноги, сюда задница – здесь специальные дырочки на случай если он обоссытся. – Наиль показывает пальцем на крошечные отверстия на пластике лежака. – Гадить ему нечем, клизму с самого ранья делают парни из санблока. А то потом тут не выветришь, не отмоешь. Я сам никогда так не попадал, слава матерям, но ребята рассказывали, был как-то случай. В санблоке то ли отвлеклись, то ли забыли, то ли перепутали, в общем совершенно полного мужика положили на кресло в восьмом зале, прикинь? Три года назад, или что-то около того. Так он им там такой фейерверк устроил, пришлось его прямо вместе с креслом отмывать из пожарного шланга, снова вырубать на неопределенное время…

Я внимательно слушаю, киваю, рассматриваю кресло и пол, изо всех сил стараясь не смотреть на парня. Сколько пройдет времени, прежде чем я начну вести себя с заключенными также, как Наиль? Будничным голосом рассказывать при них о том, что им, возможно, предстоит обгадиться прямо здесь спустя каких-то десять минут? Я даже не знаю, как его зовут, но спрашивать сейчас не самая хорошая идея.

– Трусы тоже снимать? – парень поднимает лицо и смотрит на меня в упор, нижняя губа предательски дрожит. Он немного выше меня ростом и шире в плечах, но выглядит совершенно потерянным и жалким. Я молчу, переводя взгляд на Наиля.

– Все. Снимать все. – говорит тот. – Вот так. Теперь забирайтесь на тренажер.

Преступник делает все очень медленно, то ли тянет время, то ли оцепенел от страха, хотя скорей и то, и другое вместе. Медленно заносит ногу на ступеньку, медленно приподнимается, медленно поднимает колено на тренажер… Когда наконец он лежит на месте, Наиль нажимает на кнопку пульта, и металлические обручи затягиваются на лбу, запястьях, локтях, коленях и лодыжках. Он держится молодцом, хотя с самого начала плачет – без единого звука, маленькие капли то и дело стекают по щеке то с одной, то с другой стороны. Я заглядываю куда-то внутрь себя, чтобы понять, почему мне его жалко и осторожно отступаю за кресло, к подголовнику, где пристегнутая обручем голова и жирная шея с двумя складками. Представляю себе, как этим огромным, полноватым, пахучим, волосатым телом он зажимает на улице какого-то человека, хватает за руки, сует грязные пальцы под одежду, шевелит и бьется мохнатыми бедрами, сладострастно пыхтит, мычит, елозит не бритым, колючим, вонючим слюнявым ртом… Нет, не жалко. Это всегда работает.

– Осужденный Армен Мурадян. За совершение действий насильственного характера, действий сексуального характера с принуждением и применением силы в отношении другого человека вы проговариваетесь к наказанию в виде воспитательного терапевтического сеанса имитации на тренажере виртуальной реальности высокой вовлеченности. Именем Нордроса и Совета Агломераций Земли приговор будет приведен в исполнение через пять минут. После приведения приговора в исполнение, судимость будет считаться погашенной. Вы хотите что-то сказать?

– Мне очень жаль. Мамочка, мне жаль, жаль, – он начинает шептать, но вдруг переходит на рыдания и крик, какое-то нечленораздельное «АААЛЬ.»

Мы быстро выходим, тяжеленная толстая дверь автоматически закрывается. Мы будем присматривать за исполнением наказания из соседней комнаты, через непрозрачное темное стекло, одновременно наблюдая за тем, какой сценарий транслируется в голову осужденного, а главное, как он на него реагирует.

Мария Рэйдоттер, нейрофизиолог, которая разработала первый имитационный тренажер для тренировки пожарных в условиях, приближенных к настоящим, даже представить не могла, что ее вклад в науку приведет к таким последствиям. Тем не менее, изобретение быстро стало популярным не только во всех областях образования, но и в системе исполнения наказаний – с появлением тренажера сама эта система изменилась полностью.

– Ну что, спорим он намочит пол через 20 минут?

– Наверное. Не буду спорить. – Я натянуто улыбаюсь, глядя в монитор. Не хочется показаться заносчивым или невежливым человеком, но участвовать в таких спорах полнейшая дичь. Наиль по-отечески хлопает меня по плечу.

– Ничего, пообвыкнешься и тоже будешь ставить ставки. – он в голос хохочет и садится на стул рядом со мной. – Вот, смотри, началось.

Судя по схематичной картинке на экране, к осужденному приближаются какие-то люди.

– Сейчас эти трое ему наваляют как следует, потом будут насиловать во все дырки, унижать, истязать и, снова, насиловать и бить. Мы с тобой увидим на экране только черно-белое схематичное изображение. «Профилактика перверсий в Блоке Исполнения Наказаний» – в инструкции написано. Чтобы мы с тобой тут не слетали с катушек и не начали возбуждаться, не дай мать, от того как его там трахают, – Наиль опять хохочет.

– Ты шутишь, правда?

– Нисколько. Вам что теперь не читают историю порнографии и репродуктивных перверсий начала третьего тысячелетия?

– Меня перевели из КА, у нас же там упрощенная программа.

– А, ну да, точно. Я и забыл. Значит тебе надо подать заявку на повышение квалификации.

– Конечно. Как только поймаю убийцу.

– Ага. В общем, сценарий наказания адаптируется под каждого конкретного мужчину. Женщин у нас здесь не бывает, как ты догадываешься. В самом начале осужденный получает инъекцию галлюциногена, который здорово облегчает всю процедуру. В обруче на голове – камеры и слаботочные датчики. Комп транслирует ему заданный сценарий, как кинофильм, а датчики на конечностях помогают делать этот «кинофильм» реальным. Если вдруг выяснится по уровню дофамина, что ему нравится то, что происходит – бывает и такое – сценарий мгновенно меняется. Подходящий сценарий поднимает уровень адреналина, норадреналина и кортизола. За всем этим следит само кресло, точнее его ПО⁸. А наша с тобой задача просто следить, чтобы он не откинулся во время процедуры или не возникла какая-то другая внештатная ситуация – пожар, например. Тогда придется его отключать и выносить оттуда.

– Похоже эта штука примерно также работает как тренажеры репродуктивной имитации?

– Да. Как любые имитационные тренажеры. Ничего не происходит на самом деле, все происходит только в его голове. Через шесть часов его отвезут в медблок. Там он придет в себя и обнаружит что у него не выбиты зубы, не сломаны ребра, не отбиты яйца и не порвано анальное отверстие. Он, конечно, очень обрадуется, но сначала его все равно будет выворачивать в унитаз примерно полчаса, потому что наш мозг не умеет отличать настоящие воспоминания от тех, которые ему сейчас делаем мы с тобой. Еще через два часа ему отдадут одежду, покормят ужином и отправят домой, как будто ничего не было. Но он никогда уже не поверит в это. С этого дня он будет жить в реальности, где его избивали, истязали и насиловали то в рот, то в задний проход на протяжении шести часов. В реальности ничего не было, но эта реальность для него закончилась. Отныне и до конца своих дней ему придется жить с воспоминаниями об этих «приятных приключениях». Это идеальное наказание. В том числе с точки зрения этики.

– Ты так думаешь?

– А ты нет? – Наиль выразительно поднимает брови – этот урод взял силой какого-то человека неделю назад. Там сотрясение мозга, другие телесные повреждения и его биологическая жидкость в желудке жертвы.

– Ясно.

Началось. Осужденный начинает дергаться на кресле. На экране монитора схематичная черно-белая фигура сношает наказуемого в задний проход какой-то палкой, или чем-то похожим, пока двое других удерживают его на полу, согнутым пополам. Отсюда не слышно ни звука, но видно, как он пытается шевелиться, сжимает кулаки, напрягает бедра и, судя по всему, визжит как испуганная до смерти свинья.

– Я знаю одно. Когда в следующий раз он захочет удовлетворить свою похоть при помощи насилия, он точно пойдет к доктору за скорректированной порцией гормонов. По крайней мере половина всех прошедших терапию чаще всего именно так и делает. Или повесится в ближайшие два дня. А если похоть снова затмит его куриные мозги, его дело окажется у твоих друзей из КА.

Парень в кресле все также дергается всем телом, и все также раскрывает рот, словно задыхается. Наверное, кричит. Нам не видно его глаз, Слава Праматери, которые плотно закрыты обручем с камерами. В какой-то момент он сильно дергает задницей в сторону, словно пытается избежать чего-то и в тот же момент под креслом появляется небольшая лужа.

– И на сколько вы обычно спорите?

– Ровно двадцать минут. Ха-ха! Я знал, что ты быстро втянешься. Ты знаешь, что за каждое приведение наказания в исполнение полагается небольшая премия?

– Теперь знаю. Наиль, я, наверное, пойду, хорошо? У меня еще полно дел в отделе.

– Конечно. Тебе не обязательно сразу же оставаться на всю процедуру наказания.

– Хорошо. Спасибо тебе. И, слушай… можно задать тебе один личный вопрос?

– Валяй, стажер. – Наиль в очередной раз улыбается во весь рот.

– Ты никогда не жалеешь, что родился мужчиной?

– Это не ко мне, дружище. Я сделал коррекцию еще в 18 лет. У нас в семье так принято. Я в этом смысле абсолютно здоровый человек. Но всякий раз, Ким, всякий раз, когда я провожу беседу с одним из этих уродов мне становится стыдно, что у меня член.

***

– За последние пятьсот лет мы отвыкли и от тяжких преступлений, и от войн. Чтобы не говорили сторонники «Чистой Жизни», обязательная гормональная терапия сделала человеческое поведение управляемым и предсказуемым в самом широком смысле двух этих слов. Мсье Фуко⁹ и другие были правы лишь отчасти, назвав гендер социальной конструкцией. Человек есть не что иное, как самовоспроизводящееся органическое существо, способное к самоуправлению при помощи простых и сложных химических и физиологических процессов. По крайней мере, как мы знаем теперь, непосредственное воздействие на эндокринную систему оказалось наиболее эффективным способом регуляции повседневной жизнедеятельности людей из всех возможных. Политика самоконтроля и сдерживания – вот столпы, на которых держится современный мир, практически свободный от зла во всех его проявлениях. Человеческое существо – это маленький биохимический завод по производству гормонов. Завод, которым можно и нужно управлять.

Карательная хирургия постепенно сходит на нет: согласно отчетам последних десяти лет, количество мужчин, подвергшихся первичной предупреждающей операции ежегодно снижается на 1,5%. О чем это говорит? Это главное свидетельство того, что мы находимся на верном пути. Впервые за много тысячелетий, испробовав религиозный и светский патриархат¹⁰, почти приведший мир к ядерной катастрофе, набив шишек в виде войн, рабства, педофилии, изнасилований и абортов, человечество, наконец, пришло к выводу, что существа, не способные самостоятельно порождать жизнь, никогда не смогут относиться к этой жизни достаточно уважительно. Очень просто и в то же время так сложно, что понадобились тысячи лет, чтобы принять эту данность. Подробный ответ на ваш вопрос «почему так долго» можно найти в рамках спецкурса по «Истории патриархального периода», который также читаю я, и который начнется во втором семестре. В сегодняшней нашей лекции я скажу только что основная причина, естественно, связана с беспомощностью человека в период вынашивания и подращивания детей до того возраста, когда малыши смогут сами позаботиться о себе, овладев навыками самостоятельного приема пищи, переодевания, гигиенических процедур и так далее.

Итак, давайте порассуждаем, что отличает человека от животного? Мышление. Умение воспринимать, сопоставлять, классифицировать и анализировать информацию. Способность делать осознанный выбор, чего бы это не касалось. На протяжении многих и многих веков и нескольких тысячелетий мы использовали способность мыслить для того, чтобы побеждать смертельные болезни, изобретать и открывать новые элементы и материалы, конструировать механизмы, создавать цифровой виртуальный мир, перемещаться по планете и за ее пределы.

Теперь давайте представим собаку. Крупного, массивного кобеля. Например, ризеншнауцера. Давайте предположим, что этот кобель нападает на кого-то из домочадцев, подчиняясь инстинкту продолжения рода. Очевидно, что это будет довольно неприятно, верно? Мало кому понравится, если здоровенное животное вдруг начнет обхватывать ноги лапами, царапать их когтями, пачкать и рвать одежду. Почему кобель так поступает или может поступить, при прочих равных условиях? Почему пес готов использовать в качестве партнера любой объект, не обязательно одушевленный и не обязательно подходящий по размеру? Можем ли мы сказать, что бездумно пойти на поводу у инстинкта, никак не оценивая собственные действия, может только животное? И разве не будет справедливым, считать животным любое существо, не способное обуздать собственный половой инстинкт? Разве не является правильным считать животным любое создание, имеющее исправный мыслительный аппарат, но не использующее его? И если мы признаем, что некоторые человеческие существа, наделенные природой всеми необходимыми ресурсами, в силу каких-то личных причин не задействуют свой разум для принятия решений, но руководствуются инстинктами, значит, мы признаем, что эти существа, определенно, животные, живущие в человеческих телах. И как мы поступаем с кобелями, которым инстинкт мешает жить? Как человечество всегда поступало с жеребцами, кабанами и быками, чтобы сделать их спокойными, уравновешенными, покладистыми? Думаю, ответ очевиден.

Давайте запишем тему следующей лекции и прервемся на десятиминутный перерыв. Итак: «гипертрофированная феминность и маскулинность внешности людей и соответствие стандартам «половой привлекательности» начала третьего тысячелетия». Мы, естественно будем говорить лишь о тех цивилизациях, которые в то время были ведущими в области науки, техники и культуры, по умолчанию исключая отсталые и мусульманские страны. Все, дорогие мои, можете выходить на перерыв.

Я аккуратно выбираюсь с последнего ряда, и поспешно спускаюсь вниз вместе со студентами, чтобы не упустить лекторшу из вида. Ирэна Яндоттэр¹¹ – ведущая преподавательница Института биохимии и генетики человека. Основная дисциплина, которую она ведет – «История гормонального регулирования», но как мне удалось узнать на сайте института, она также читает несколько спецкурсов по другим дисциплинам, включая «Введение в генетику». Ирэна одна из потомков той самой Яны Одрун, которая проводила первые опыты по управлению человеческим поведением при помощи постоянной гормональной терапии в первом экспериментальном поселении. Когда-то давно мы ездили с мамой в это место. Теперь там стоит памятник величиной с двадцатиэтажный дом – роженица в родильной рубахе, с двумя разнополыми малышами на руках. У нее уставшее, но очень счастливое выражение лица, точь-в-точь как у мамы на фотографии. «Справедливая Мать» – так он называется, если я ничего не путаю.

– Ирэна, добрый день! Меня зовут Ким, я детектив из ГУРП.

– Эээ… Очень приятно. Вы, наверное, по поводу … убийства?

– Именно. Вам удобно поговорить здесь?

– Не очень, как и вам. Давайте зайдем на кафедру, заодно выпьем кофейку. Вы пьете растворимый?

– Да, спасибо большое. Отличная идея.

***

– Это все ужасно, конечно. Знаете, мы с мужем в ту ночь были в ресторанчике на том берегу, совсем рядом.

– По странному стечению обстоятельств мне тоже случилось находиться именно там именно в тот момент. Почти в двух шагах.