Глава 3
«Великое спокойствие и порядок»

Эти католические монархи были весьма прославляемы в те дни за их мудрость и за то, что установили великий покой и порядок в своих королевствах.

Гвиччардини, «История Италии»

В годы своей совместной власти Фердинанд и Изабелла достигли исключительного успеха. Трудно найти важный вопрос, по которому бы их мнения расходились. Их девиз «Tanto monta, monta tanto, Isabel con Fernando» («Все едино, Изабелла есть одно с Фердинандом») указывал на их равенство – оба монарха могли управлять обоими своими королевствами, а также тем или другим. Но это с самого начала было личным замыслом Фердинанда – сложный узел лучше просто разрубить, как это сделал Александр с Гордиевым узлом^{91}.

И Изабелла, и Фердинанд унаследовали от своих предшественников уверенность в том, что королевское правосудие должно защищать слабых и вознаграждать успешных. Они воспринимали свой долг настолько же серьезно, как серьезно относились к своей славе. У них также был дар вызывать доверие даже в душах своих беднейших подданных. Они покончили с хронической гражданской войной, которая была обычным способом выяснения отношений между монархами и знатью в обоих их королевствах. Все хронисты того времени свидетельствуют о жестокостях былых дней – даже если делать поправку на их желание польстить новым правителям^{92}. Их деяния сравнивались с деяниями их современников – монархов Франции и Англии, где короли восстановили мир и порядок после долгих лет гражданских войн. Но ни там, ни там не было такого единения, как между Кастилией и Арагоном.

Постоянно странствуя, сурово подавляя мятежи, благоразумно раздавая награды и титулы, монархи свели знать к положению одного из сословий королевства, тогда как прежде она бывала соперницей Короне. Кастильские дворяне могли все еще вести свою локальную политику, но национальной политики они уже не определяли. Например, в прошлом они составляли большинство в Совете королевства. Но после кортесов 1480 года в Толедо его составили прелат (прежде всего кардинал Мендоса) в качестве председателя, восемь или девять ученых государственных служащих (letrados) в качестве членов совета, а также три рыцаря. Аристократия и высшие церковные иерархи по-прежнему могли присутствовать на Совете – но без права голоса. Этот комитет, который прежде был судебным, становился руководящим элементом управления^{93}. Все больше и больше юридической работы между тем выполнял верховный суд (audiencia real), чьи судьи (oidores) собирались в Вальядолиде.

Задачей муниципальных советников (corregidor)^{94}, которые уже существовали в большинстве крупных городов, было укрепление королевской власти, ибо эти представители Короны, часто происходившие из мелкого дворянства, председательствовали в городских советах. Типичным коррехидором в Толедо был поэт Гомес Манрике, чей брат являлся магистром ордена Сант-Яго^{95}. В 1490 году около пятидесяти таких чиновников, представителей центральной власти, насчитывалось по всему королевству – зачастую в заштатных регионах, таких как маркизат Вильена.

Флорентийский историк Франческо Гвиччардини, дипломат, бывший в Испании в 1512 году, писал, что «эти двое монархов были весьма прославляемы в те дни, – то есть в его дни, – высоко чтимы за их мудрость и за то, что установили великий покой и порядок в своих королевствах, которые прежде были самыми мятежными»^{96}.

До Фердинанда и Изабеллы большая часть королевского дохода поступала от налогов на продажу (alcabala) или таможенных пошлин (almojarifazco). Хотя объединенная монархия не пренебрегала этими источниками, новые люди изобрели новые способы добывания денег – в теории, на войну с исламом, но которые предполагалось сохранить и потом: налог, известный как cruzada, «крестовый» налог; доля от десятины и пожалований церковным собраниям; прямые сборы с епископов и городов. Корона также разработала прибыльные соглашения с Местой – коллегией, которая владела двумя с половиной миллионами мериносовых овец в Кастилии^{97}. В 1488 году Корона попыталась регулировать различные методы взвешивания продукции – имелись большие различия в разных унциях, – объявив, что все меры весов должны согласовываться с недавно установленными стандартами для драгоценных металлов^{98}. Фердинанд добился титула великого магистра всех трех важных военных орденов (Сант-Яго, Алькантара и Калатрава), что принесло ему богатство и славу, ибо эти организации имели много земель и в прошлом служили основой для власти крупнейших аристократов, Альваро де Луна или Хуана Пачеко.

Таким образом, корона Кастилии могла в течение долгого времени обходиться без кортесов, поскольку у нее было меньше необходимости искать дотаций, чем у Арагона. В Кастилии кортесы ни разу не созывались между 1480 и 1498 годами. Это собрание, как упоминалось ранее, в любом случае было не столь влиятельно, как аналогичный орган в королевстве Фердинанда. Присутствия церковников и знати не требовалось, и поэтому они там созывались редко. Число городов, присылавших procuradores (представителей) в кортесы, было снижено до семнадцати^{99}, и большую часть XV столетия от каждого города было не более двух представителей. То есть даже когда королева ощущала необходимость созвать кортесы, поскольку нуждалась в деньгах для войны, ей просто было нужно встретиться с тридцатью четырьмя представителями, из которых многие были ее друзьями, а остальных можно было уговорить.

Что касается международных отношений, то после поражения в 1470-х король Португалии был отстранен от власти и больше не представлял угрозы для Кастилии – и для Канарских островов, которые, как и часть африканского побережья, к тому времени находились в основном под испанским правлением – хотя острова Тенерифе и Ла-Пальма еще предстояло завоевать. Также был достигнут мир с Францией, хотя будущее Перпиньяна и Руссильона (захваченных Францией в 1460-х) оставалось неясным. Англия была связана с Кастилией договором о взаимопомощи, подписанном в Медина-дель-Кампо в 1489 году. Эти дипломатические успехи отчасти были следствием организации Фердинандом постоянных посольств в пяти европейских столицах. Это помогало ему быть более информированным, чем его современники-монархи. Этот успех также был результатом того, что Кастилия и Арагон, пусть у себя на родине и бывшие самостоятельными королевствами, внешне воспринимались как единая сила.

Учреждение по предложению советника Изабеллы Кинтанильи кортесами 1476 года в Мадригалье национального варианта вооруженных братств (hermandades), осуществлявших поддержание порядка на местах, стало рождением кастильской национальной полиции с юридическими функциями: каждый город должен был выставлять одного всадника от сотни домовладельцев. Первым командующим стал сводный брат Фердинанда, Альфонсо де Арагон, герцог Вильяэрмоса^{100}.

Как обычно, когда монархам приписывается какая-то важная перемена, некоторые начинают утверждать, что преобразования начались задолго до правления конкретно этих королей. Историк Тарсисио де Аскона, например, называет всю династию Трастамара и тех, кто их поддерживал, революционерами^{101}. Но достижения этих двоих последних представителей династии, Изабеллы и Фердинанда, были особенными.

Трудно сказать, сколько в точности собралось солдат в Санта-Фе в 1491 году для последнего сражения с исламом в Испании: возможно, от 6 до 10 тысяч рыцарей и от 10 до 16 тысяч оруженосцев в составе армии, которая в целом составляла 80 тысяч человек^{102}.

Фердинанд показал себя благоразумным полководцем – это качество он продемонстрировал и раньше, в кампаниях против португальцев и мятежных кастильцев. Разрушение Тахары, осада Малаги, захват Ронды, прежде считавшейся неприступной, а также маленьких городов, таких как Сетениль (где потерпел поражение дед Фердинанда) и Алора («о ты, град крепкостенный у потока»), были личными триумфами Фердинанда. Он научился импровизировать в самых неблагоприятных условиях^{103}.

Королева в своих приготовлениях в Кордове в 1484-м, как и при осаде Бургоса, показала себя способным интендантом. Она основывала военные госпитали, эффективно снабжала артиллерию, поставляла провизию, присылала людей и лошадей. Инженеры, дорожные строители, кузнецы и быки требовались всегда. Организовать все это было непростой задачей – армия Кастилии потребляла ежедневно 30 тысяч фунтов ржи и ячменя^{104}.

Среди ведущих испанских командиров выделялся порывистый Родриго Понсе де Леон, граф Аркос, рыжий и высокий, герой как современной ему хроники, написанной Андресом де Бернальдесом, так и американского историка XIX века Уильяма Прескотта. Дон Родриго воплощал в себе рыцарский дух, исповедовал честь, отвагу, верность монархам, куртуазность и щедрость. Шотландский философ Дэвид Юм писал, что «в XV веке в Испании рыцарский дух и благородство подпитывались воображением людей и развились в настоящий культ»^{105}.

Хотя дон Родриго одно время поддерживал Хуану Бельтранеху и португальцев и нарушил королевское перемирие с Гранадой в 1477-м, чтобы захватить два маленьких мусульманских городка в следующем году, он также спас Фердинанду жизнь в бою^{106}. Он был опытным командиром – в 1482 году он собрал 2500 всадников и 3000 пехотинцев у Марчены и незаметно провел их по сложной местности, чтобы захватить богатый город Альгаму – наиболее замечательный подвиг этой войны. Он также изобретательно построил деревянную крепость, способную вместить 14 000 пехотинцев и 2500 всадников, чтобы они могли послужить при осаде Малаги в 1487 году.

Более космополитичным рыцарем был Иньиго Лопес де Мендоса, блистательный граф де Тендилья, племянник кардинала Мендосы, который стал губернатором Альгамы после ее падения. Он был послом в Риме и поразил Ватикан своим экстравагантным поведением^{107}. Мы не должны забывать и о наследном коннетабле Кастилии, Педро Фернандесе де Веласко, графе Аро, который был ранен в лицо при Лохе. Пост коннетабля стал в его семье наследным в 1472 году – как раз в то время, когда пост адмирала Кастилии был пожалован семейству Энрикес. Это был хороший способ обеспечения лояльности. Герцог Медина Сидония, некоронованный король Севильи, в свое время поставил сто галер с припасами для королевской армии при осаде Малаги.

Эти и многие другие аристократы воевали так, словно, как минимум, заглядывали в «Трактат о достижении воинского триумфа» (Tratado de la Perfection del Triunfo Militar), написанный секретарем королевы Альфонсо де Паленсия, или в «Рыцарский катехизис» (Doctrinal de los Caballeros) покойного епископа Бургосского, Алонсо де Картахены.

Историки одно время любили описывать одежды, которые носились при этом воинственном дворе. И ранее как мужчины, так и женщины одевались так, чтобы производить впечатление. Например, английский рыцарь сэр Эдуард Вудвил был одет в длинную кольчугу, поверх которой носил «французское сюрко из темного шелкового броката». Коней также часто наряжали в шелк, а мулы, на которых ехали дамы королевы, были, как мы читаем, «богато украшены». Королева по случаю носила парчовую юбку. Ее подруга, Фелипа де Португаль, носила платье настолько плотно расшитое, что оно защитило ее от кинжала убийцы при Малаге^{108}. Таким образом, война стимулировала торговлю и, как всегда, технологические нововведения. Капитаны Кастилии жили между этими двумя мирами.

Под началом этих капитанов служили люди изо всех уголков Испании. Их можно было разделить приблизительно на восемь групп. Во-первых, это были муниципальное ополчение, кавалерия и пехота – преимущественно кавалерия. Все регионы Испании, включая далекие Галисию и Бискайю, присылали своих людей. Во-вторых, здесь были три главных военных ордена, Сант-Яго, Алькантара и Калатрава, которые сыграли столь важную роль в прежних войнах с исламом. В этой войне с Гранадой они были мобилизованы в последний раз. Орден Сант-Яго снарядил около полутора тысяч рыцарей и примерно 5000 пехотинцев, другие два – чуть меньше^{109}. Они не всегда показывали себя хорошо – командующий ордена Сант-Яго, Алонсо де Карденас, в 1483 году возглавил атаку на Малагу из Антекеры, но заблудился в Сьерра де Ахарка и потерпел жестокое поражение, хотя свою жизнь спас. В-третьих, монархи имели королевскую гвардию в тысячу конных копейщиков. Ими командовал Гонсало Фернандес де Кордова, младший сын одной из знатнейших семей Кордовы. В юности он был пажом архиепископа Каррильо, постоянно сражался в войнах с Гранадой, начиная с Альгамы, был ранен в сражении при Сумии и особенно проявил себя в совсем не романтическом деле tala – уничтожении сельского хозяйства в веге Гранады. Он всегда считался «зерцалом рыцарства» – надменен со знатными, прост с солдатами, учтив при дворе, не терял самообладания при любых условиях, особенно в бою. Его владение арабским делало его хорошим переговорщиком, равно как и воином. Самый страшный для мавров кастильский военачальник, Фернандес де Кордова был Ахиллом без мрачного символа суетности этого эпического героя – его уязвимой пяты^{110}.

При каждом из монархов Кастилии всегда находились по пятьдесят вооруженных арбалетами телохранителей, monteros de Espinosa, традиционно происходивших из живописного кастильского городка под этим же названием в очаровательной долине в южных предгорьях Кантабрийских гор. Их задачей было оберегать персону государя денно и нощно^{111}.

В-четвертых, были отряды из эрмандад – полицейских сил, организованных в национальном масштабе в 1476 году. Во время войны они выделили 1500 копейщиков и пятьдесят стрелков, разделенных на отряды. Эти войска часто находились под командованием дворянина и обычно составляли гарнизоны захваченных городов.

Также нельзя не упомянуть армию слуг и рабов, которые обслуживали монархов и всех прочих выдающихся членов двора, включая клириков. Вероятно, на службе короля состояли одновременно около тысячи человек^{112}. Рабы были с Канарских островов, из пленных мусульман, захваченных в прежних войнах, а также чернокожие из Африки.

Члены испанского двора, испанская знать и торговцы, церковники и пекари всегда обычно держали по два раба, а особо знатные – намного больше. Например, у герцога Медина Сидония в 1492 году было девяносто пять рабов, многие из них были мусульманами, среди них около сорока чернокожих^{113}. В 1490 году в Испании насчитывалось примерно 100 000 рабов, основная часть – в Севилье. Некоторые рабы могли быть потомками рабов из Восточной Европы, которых продавали в Западной Европе в Средневековье, заменив старое латинское слово «сервус» на «слав»^[5].