Национальный состав испанских средневековых рабов был чрезвычайно разнообразен – среди них были черкесы, боснийцы, поляки, русские. Некоторые могли быть захвачены в сражениях с Гранадой и сами могли быть мусульманами. Остальных покупали на процветающих рынках западного Средиземноморья – возможно, в Барселоне или Валенсии, Генуе или Неаполе. Некоторые из рабов, мужчины и женщины, были захвачены на Канарских островах, даже на еще не завоеванном Тенерифе или уже покоренных Ла-Пальме или Гомере. Остальные, по большей части берберы, прибывали из маленьких североафриканских аванпостов – Сахары, находившейся на берегу почти в прямой видимости Канарских островов, или Лансарота. Немного чернокожих рабов могли быть куплены в Лисабоне у торговцев, которые в течение двух последних поколений торговали людьми, закупали их на западном побережье Африки, где-то между Сенегалом и Конго, вероятно, в Гвинее. Многих продавали флорентийские и генуэзские торговцы – в Португалии или, через своих представителей, в Севилье.

Количество рабов не удивительно. Рабство в Средиземноморье никогда не отмирало со времен Античности и особенно процветало во время войн в Испании между христианами и мусульманами. Христиане обычно обращали в рабов своих мусульманских пленных – точно так же мусульмане поступали с пленными христианами, иногда отправляя их в Северную Африку на государственные работы, – а христиане использовали своих рабов-мусульман для строительных работ. Многих рабов использовали в домашнем хозяйстве, а остальные работали на сахарном производстве на островах в Атлантическом океане (Азорах, Мадейре или Канарах). Некоторые хозяева нанимали их за деньги.

Христианское право, как показывают средневековые «Семь партид» короля Альфонсо, как и мусульманское право, зафиксированное в Коране, тщательно определяет место раба в обществе. Иногда раб может владеть собственностью, иногда может выкупить себя. Иногда хозяева обращались с ними даже лучше, чем с наемными слугами. Хозяин обладал полной властью над рабом – за исключением того, что он не мог убить или покалечить его. Ни один еврей или мусульманин, живший в христианском королевстве, не имел права держать рабов-христиан. Заявление таких рабов не требовало доказательств, и никаких жалоб от хозяев не принималось. С рабами хозяева были обязаны обходиться гуманно. Но никто не считал, что рабство будет когда-либо отменено.

Да, рабство в конце концов стало экономически невыгодным в Северной Европе. Англичане, северные франки и фламандцы уже пришли к выводу, что по мере ослабления феодальных связей лучше оплачивать наемный труд. Но мусульманский мир и прежде всего Оттоманская империя абсолютно зависели от рабства, поэтому торговля рабами через Сахару все расширялась. Береговую торговлю обеспечивали португальцы^{114}.

Корона Кастилии имела собственную феодальную систему, поскольку следующими среди бойцов под стенами Гранады были вассалы, которые получали земли или доходы в награду за службу. Около тысячи таких солдат уже получали ежедневное жалованье. К ним следует добавить некоторые войска королевского домена, как кавалерию, так и пехоту городов.

Многие знатные люди также приводили с собой значительные силы. Землевладельцев заботило, чтобы их люди не были встроены в национальную командную структуру. В то же время монархи часто давали таким людям особый ранг, чтобы поощрить их выставить войска. Так, герцог Альба получил звание главнокомандующего. Знать Кастилии без особого энтузиазма относилась к войне, но андалузцы были более преданы королям и часто приводили по несколько сотен человек.

Некоторых солдат привлекла в армию возможность загладить на службе престолу какие-то свои преступления. Петер Мартир де Ангиера, итальянский царедворец, писал архиепископу Миланскому:

«Кто бы мог поверить, что астурийцы, галисийцы, баски и жители Кантабрийских гор, люди, привыкшие творить деяния зверски жестокие и драться по любому поводу у себя дома, будут общаться дружески не только друг с другом, но также с толедцами и коварными андалузцами? Все они живут в гармоничном подчинении властям, как члены одной семьи, говорят на одном языке и подчиняются единой дисциплине»^{115}.

Такие же мысли спустя поколение приходили в голову историку Гонсало Фернандесу де Овьедо в Панаме^{116}. Было необходимо выступить единым фронтом против врага, что объединило испанцев. Еще в XIII веке каталонцы сражались в битве при Лас-Навас-де-Толоса против мусульман под командованием кастильского короля.

И наконец, в испанской армии служили иностранцы. Разве это не был Крестовый поход? Один из таких, португальский капитан Франсишку де Алмейда, через пятнадцать лет станет вице-королем португальских владений в Индии. Можно объяснить его присутствие в войсках тем, что двоюродный дед Изабеллы, Энрике Мореплаватель, прежде чем начал снаряжать экспедиции в Западную Африку, пожелал проявить инициативу в завоевании Гранады. Герцог Гандиа, сын кардинала Родриго Борджиа, также символически участвовал в войне в 1480-х. В войсках имелось некоторое число швейцарских наемников под командованием Гаспара де Фрея, а еще раньше в осаде Лохи участвовал сэр Эдуард Вудвил, брат английской королевы^{117}, который привел с собой три сотни человек – некоторые были родом из этой северной страны, остальные из Шотландии, Ирландии, Бретани и Бургундии, вооруженные по большей части длинными луками и секирами. Было некоторое количество людей из Брюгге, один из них, Пьер Алимане, попал в плен и сбежал из Феса, похитив сердце мусульманской княжны. Генуэзские корабли, принадлежавшие Джулиано Гримальди и Паскуале Ломеллини, находившимся на службе Кастилии, охраняли Гибралтарский пролив.

Армия была разделена на части, называвшиеся баталиями. Авангардом, как правило, командовал великий магистр ордена Сант-Яго, арьергардом – либо коннетабль Кастилии (Педро Фернандес де Веласко), либо Диего Фернандес де Кордова, маршал королевских пажей и старший брат Гонсало, «великого капитана». Король должен был находиться прямо перед арьергардом, по флангам его должны были охранять два отряда солдат, набранных властями Севильи и Кордовы. За ним тянулись около тысяч телег артиллерийского обоза^{118}.

Упоминание об артиллерии напоминает нам, что христиане вели эту войну как бы в двух мирах – рыцарском, с религиозным чувством братства, как в Средние века, вооруженные тяжелыми копьями, дротиками, алебардами и пиками, а также большими луками и арбалетами. Кастильцы имели в своем арсенале средневековые средства осады, такие как bastidas (осадные башни), которые позволяли осаждающим подниматься вровень со стенами; «королевские лестницы», на которых пехоту при помощи блоков поднимали на зубчатые стены; обтянутые кожей конструкции, позволявшие кастильцам приближаться к стенам на уровне земли, а также большие катапульты. Астурийские саперы прокапывали ходы под стены осажденных городов.

Но артиллерийский парк – это уже было из другой эры. В числе нового оружия были аркебузы, изобретенные около 1470 года, которые впервые обеспечили возможность использования порохового оружия одиночным солдатом^{119}. Ломбарды, или мортиры^{120}, являлись даже еще более новаторским вооружением: это были пушки длиной в двенадцать футов, отлитые из бронзы или чугуна с толщиной стенок в два дюйма, стянутые железными кольцами; они метали каменные ядра по 140 штук в день. Иногда эти ядра достигали фута в диаметре и весили до 175 фунтов, или же они могли представлять собой шары, набитые воспламеняющейся смесью, перемешанной с порохом. Пали бы без применения артиллерии Ронда, Алькала эль Реаль?

Таким образом, война была современной, и успех в осаде обеспечивался артиллерией. Она помогла кастильцам захватывать город за городом, словно отколупывая один за другим зернышки граната – а ведь «Гранада» по-испански означает «гранат»^{121}.

Некоторые из этих новых вооружений, как две сотни пушек, отлитых в большинстве своем в Эсихе между Кордовой и Севильей, нуждались не только в порохе, но также в бургундцах, немцах и французах, чтобы их обслуживать. И все же Франсиско Рамирес, один из лучших солдат нового типа, нанесший огромный урон врагу при штурме Малаги, был родом из Мадрида, а пушечные ядра поставлялись из Сьерра-Морены, особенно из городка Константина.

Был еще один признак нового среди предводителей кастильско-арагонской армии – то, что так отличало мужчин и женщин двора Фердинанда и Изабеллы от их предшественников. Многие из них были начитанны, имели много книг, этих новых драгоценностей, которые впервые стали массово доступны в 1450 году благодаря Гуттенбергу в Германии, а потом, около 1470 года, благодаря печатникам Испании, в первую очередь Севильи, Валенсии и Сеговии – первый испанский печатный станок, как считается, был собран в Сеговии в 1471 году Ионом Париксом из Гейдельберга. Многие местные книгопечатники были немцами – результат растущей торговли с Германией, чья столица книгопечатания, Нюрнберг, особенно выделялась из прочих, хотя Кастилия также импортировала немецкие металлические изделия, лен и фланель^{122}.

До сих пор печаталось мало развлекательной литературы. Среди книг были научные публикации, вскоре в них появились гравюры, существовали издания классики. Можно было прочесть письма Цицерона друзьям, а также работы Овидия и Плиния. Имелась «География» Птолемея, «О Граде Божием» святого Августина, но скоро появятся и романы. Один из лучших среди них, «Тирант Белый» Жоанота Мартуреля, появился в 1490 году. Напечатан он был в Валенсии в количестве семисот экземпляров^{123}. Сервантес назовет его «лучшей книгой в мире», поскольку «рыцари в нем люди, а не куклы…». Это страстный роман, особенно его последние главы. Он также хорошо фиксирует смесь жестокости и рыцарственности в войнах того времени. Космополитический аспект отражается в появлении в книге сэра Энтони Вудвила (старшего брата Эдуарда) как «senyor d’Escala Rompuda», в то время как первая часть книги рассказывает о мусульманском вторжении в Англию, отраженном графом Уорвиком.

«Тирант Белый» стал одной из первых «рыцарских» историй, широкая популярность которых была характерна для нескольких следующих столетий. Чтение впервые стало не столько ученым ритуалом, сколько обыкновением, хотя книги до сих пор считались чем-то, что необходимо читать вслух. Длинный перечень невероятных подвигов рыцарственных героев в далеких странах создавал идеал, в котором сливались отвага, доблесть, сила и страсть^{124}. Королева Изабелла, насколько мы знаем, имела у себя в библиотеке книгу «Баллада о Мерлине и поисках Святого Грааля». Все это стало прологом к приключениям испанцев в Новом Свете.

Эти «рыцарские» романы рисовали мир, в котором границы государств были эфемерными. Приключения уносили читателей в «Великобританию» или в Константинополь, и в то же самое время в реальности множество иностранцев бывали при дворах обоих королей и их аристократов. Из Фландрии приезжали архитекторы – например Хуан де Гуас, который построил церковь Сан-Хуан-де-лос-Рейес в Толедо, францисканский монастырь, который являлся вершиной художественных достижений во времена Фердинанда и Изабеллы, а также дворец герцога Инфантадо в Гвадалахаре. Один испанский живописец, Михаэль Литтов, был эстонцем по рождению. Итальянские писатели, такие как Петер Мартир или Маринео Сикуло, давали уроки знати, а вскоре флорентийский скульптор Доменико Франчелли начнет работу над своими замечательными гробницами^{125}.

Баллады и любовные истории также игнорировали государственные границы. И потому испанские рыцари считали Роланда и короля Франции своими героями, хотя их географические знания были несовершенны и столицу Франции они представляли себе стоящей на испанской реке:

 
Cata Francia, cata Paris la cuidad
Cata a las aguas del Duero, do van a dar en el mar!
 
 
Посмотри на Францию, посмотри на город Париж,
Посмотри на воды Дуэро, стремящиеся к морю.
 

Большинство советников монархов в 1491 году находились в Санта-Фе, поскольку там располагались и двор, и штаб-квартира. Среди присутствовавших были все опытные советники Изабеллы – Чаконы, Алонсо де Кинтанилья, Гутьерре де Карденас, Андрес де Кабрера, Беатрис де Бобадилья. При Фердинанде также была его свита – кроме мудрого казначея Арагона, Алонсо де Кабальериа, около шестнадцати «фердинандовских» секретарей^{126}. Первым по важности являлся секретарь по иностранным делам Мигель Перес де Альмаса. Также там был Хуан де Кабреро, мажордом короля и неразлучный его друг. Он спал в одной комнате с королем и был его ближайшим и доверенным человеком. Габриэль Санчес, личный казначей Фердинанда, являлся конверсо, точно так же, как и Кабальериа. Хуан де Коломба, компетентный личный секретарь, служивший Фердинанду с 1469 года, был человеком деревенского происхождения, женившимся на внучке главного магистрата Арагона, Мартина Диаса дез Аукс. В Санта-Фе находился также Луис Сантанхель, который занимался доходами Эрмандады, тоже конверсо, хитроумный политик, который был связан родством и с Санчесом, и с Кабальериа.

Кроме этих опытных государственных деятелей закулисного кабинета, при дворе было много молодежи, имена некоторых из них известны только по подписям под королевскими документами, в то время как другие были людьми будущего, уже видевшими, как, тяжелым трудом заработав репутацию надежного человека, можно в конце концов достичь цели. Мы можем представить, как эти люди каждый день совместно ужинали, добивались взаимопонимания, поглощая турецкий горох, печенье, похлебку и крепленое вино – скажем, из Касалья-де-ла-Сьерра, что в Сьерра-Морене.

Эти гражданские служащие были порой клириками, иногда епископами, монахами или приорами, но зачастую это были люди образованные, letrados, которые лет за десять-двенадцать до того были многообещающими студентами-законниками в университете Саламанки. Некоторые были судьями. Таким типичным государственным служащим являлся Лоренсо Галиндес де Карвахаль, молодой уроженец Эстремадуры, который только-только начал свое впечатляющее восхождение в окружение монархов. Им постоянно приходилось жить в тесноте, размещаться кое-как, спать на голом полу или на жаре, так что в Санта-Фе они чувствовали себя уютно – хоть какой-то отдых от постоянных переездов.

Предки многих из этих людей быстро перешли из иудаизма в христианство сто лет назад, после жестоких погромов. Большинство из них – это касалось и торговцев, с которыми они были связаны либо родством, либо дружбой, – к 1490 году были убежденными христианами и забыли веру своих предков. Однако кое-кто по семейной традиции или по лености сохранил некоторые еврейские обычаи – например, обмывание покойника перед погребением, пристрастие к жареному в масле чесноку или поворачивание умершего к стене лицом. Еще меньшее число их были тайными иудаистами, которые тайно соблюдали шаббат, тайком ели мясо по пятницам и даже хранили пьянящую надежду, что Мессия скоро явит себя – возможно, в Севилье, где королева во время своего долгого там пребывания в 1478 году заметила то, что она сочла постыдной литургической вялостью^{127}. Приор доминиканского монастыря, фрай Алонсо де Охеда, рассказывал ей, что многие конверсо в Севилье возвращаются к своей прежней иудейской вере и таким образом угрожают христианству. Его орден начал эффективную пропагандистскую кампанию против конверсо.