Первый урок не лезть к местной флоре я получила, когда мы остановились на ночлег через несколько дней пути по весеннему миру. К тому моменту голая земля сменилась лугами с невысокой травой, но я перестала поражаться резким сменам климатических поясов – какой смысл, если здесь это норма?
Гардах обходил поляну по периметру и что-то выдирал из земли, пока остальные всадники разбивали лагерь. Заметив мой любопытствующий взгляд, он поманил меня пальцем и показал цветы. На длинных стеблях покачивались небольшие бутоны красивого персикового цвета, лепестки которых казались нежными и бархатистыми.
Я машинально потянулась к цветам, но Гардах остановил меня резким:
– Mar nin, mõrí!15
А потом поднес палец к бутону. Растение тут же пришло в движение, а в следующую секунду Гардах отдернул руку. Букет задымился, и всадник бросил его на землю. Кто-то тоненько завыл от боли.
Я испуганно отпрянула и врезалась спиной в Кхаада. Он поймал меня за плечи, не позволив упасть, и кивнул на Гардаха. Я повернулась к всаднику и ахнула. Он демонстрировал мне окровавленный палец, а в его глазах, отбрасывая отсветы на широкие скулы, кипело расплавленное золото.
– Sarí argadá, mõrí, jü argáh.16
Я сглотнула, опустила взгляд на цветы и подавилась изумленным возгласом – это они воют!
Кхаад тронул меня за плечо.
– Dal, mõrí, кasaráh a sün.17
Я уставилась на него в недоумении. Какой сюн? Тут кровожадное растение воет от боли!
– Ah assthá haadahír?18
Я повернулась к подошедшему к нам Драха и ткнула пальцем в тлеющие на земле растения. Он понимающе улыбнулся, но его взгляд стал печальным.
– Sahassõs. Sarí argadá.19
Я неуверенно повторила, продолжая указывать на цветы:
– Сахассьо́с?
Драха кивнул. Его брови надломились, искажая красивое лицо му́кой.
Так я узнала название первого живого организма, к которому приближаться не стоит ни при каких условиях. Убитый всадниками «олень» показался милейшей зверушкой, кайдахары – радужными пони, а окружающий мир перестал быть скучным.
Как может быть скучным мир, в котором тебя могут сожрать цветы?!
На пятнадцатый день после моего появления Кхар Джахар оборвал урок на полуслове, ненадолго уставившись в одну точку, потом повернулся к ехавшему рядом Гардаху и что-то сказал. В быстрой речи я разобрала одно слово: мьаривта́с. И лишь потому, что оно отличалось от знакомого мне мьарив только окончанием.
Гардах восторженно улыбнулся и передал услышанное остальным. Всадники радостно забормотали. По их лицам разлилось воодушевление. Даже кайдахары сбросили привычное оцепенение, вскинули морды и зашевелили ушами, пытаясь понять, что так взбудоражило наездников.
Спустя час мы разбили лагерь у подножия заросшего травой холма. Кхар Джахар сразу уехал, прихватив с собой Гардаха и Кхаада. Видимо, за очередным «оленем». Пару раз в пути я замечала небольшие группы этих животных на равнинах.
Я осматривала невысокие заросли возле шатра, когда меня окликнул Маритас:
– Ah mõrí?
Он вопросительно взглянул на мои испачканные землей руки, и я пояснила:
– Ахра́ сюр… Нин. Сура́хт… сахассьо́с.20
Вот она, разница в произношении всего одного звука.
Всадник понимающе хмыкнул и протянул мне сверток черной ткани. Я забрала его, развернула и недоуменно уставилась на мужчину.
Он дал мне рубашку. Такую же, какую носил сам.
Противный голосок в голове зашептал: тебя к чему-то готовят. К жертвоприношению, видимо… Сейчас переоденут…
Маритас словно прочитал мои мысли и засмеялся, протягивая руку. Я неуверенно взялась за шершавую ладонь и последовала за мужчиной на холм. Пока мы шли, я внимательно разглядывала обилие мелких цветочков под ногами, боясь наступить на что-то, что попытается меня цапнуть. А на вершине всадник сказал:
– Mar mõrí! Salé im valt.
Я посмотрела туда, куда он указывал, и закричала от восторга, прижимая рубашку к груди. Даже несколько раз подпрыгнула на месте под звонкий смех мужчины.
Так вот чему мои спутники и их животные так обрадовались!
Вид на весеннюю равнину был изумительным. Перед нами раскинулось море насыщенно-зеленой травы, над которым местами возвышались вытянутые каменные глыбы-«волнорезы». Но радовалась я как ненормальная по другой причине.
С другой стороны холма раскинулось большое озеро. На берегу в нескольких местах «развалились» огромные камни, силуэтами напоминавшие прилегших отдохнуть людей.
К водоему неспешно брели расседланные кайдахары, и я удивилась – неужели всадники совсем не боятся, что они разбегутся? Нет, я и до этого не замечала, чтобы скакунов привязывали… Да просто не заморачивалась на эту тему.
Вода в озере была настолько чистой, что было отчетливо видно дно. Я успела расстроиться, увидев плывущую тень – неужели там водится кто-то опасный, и я не смогу искупаться? – а в следующее мгновение засмеялась от облегчения. Над водой показался вынырнувший Аик. Он заметил нас, махнул рукой и что-то крикнул. Маритас ухмыльнулся и показал ему… средний палец! И судя по задорному блеску его глаз и ответному хохоту Аика ЭТОТ жест здесь значил то же, что и в моем мире.
Я повернулась к Маритасу и почти завопила от восторга:
– Приносите в жертву! Да пожалуйста! Но сначала дайте помыться, умоляю! Господь всемогущий, расцеловала бы тебя, если бы знала, что можно!
Маритас ни слова не понял, но почему-то покраснел. Он указал пальцем на мой шатер, потом на мою куртку, на рубашку в моих руках и на озеро. Я кивнула, без слов поняв, что он хочет сказать.
– Да, сейчас! В смысле, амту́!
– Amtü!21
– Даа́, амтю́, сейчас!
Я помчалась с холма, не разбирая пути, а в спину мне летел трескучий смех.
В шатре я с блаженным стоном избавилась от одежды, оставив только трусики, и натянула на себя черную рубашку, сладко пахнущую травами и дымом. Она села свободно, как платье-миди большого размера. Я подвернула длинные рукава, сунула ноги в ботинки, набросила на плечи черный плащ, подхватила ком грязной, пропахшей по́том одежды и выскочила на улицу. Едва не сбив с ног Маритаса, помчалась к холму.
– Mar mõrí!
Я резко остановилась и развернулась к всаднику. Он протягивал мне большой сверток серой ткани и… кусок мыла!
Ох! Давно я не была так счастлива!
– Как же я тебя люблю!
Я с радостным визгом выхватила из рук Маритаса самые настоящие драгоценности и помчалась к озеру, снова отметив, что всадник покраснел после моих слов.
К Аику присоединился Драха. Мужчины плавали в подобии шорт длиной чуть выше колена. Они ныряли в воду, выныривали, фыркали и мотали головами, отбрасывая волосы с лица, и явно наслаждались времяпровождением. Но когда я подбежала к озеру, уронила грязную одежду на траву и скинула плащ с ботинками, одновременно воскликнули:
– Mar mõrí!
И резко отвернулись.
Я замерла, озадаченная их реакций. А потом задумалась.
Мы столько времени провели рядом, что я привыкла к постоянному присутствию мужчин. Но все еще уходила дальше, чем хотелось бы, когда естественная нужда гнала в кусты, и все еще со смятением думала – слышат ли они мой храп по ночам?
Потому что СТЕСНЯЛАСЬ.
Мы ничего не знали друг о друге и, не имея возможности нормально общаться, могли лишь догадываться, где проведены наши границы приличия. И сейчас, стоя перед мужчинами в одной рубашке, я могла лишь догадываться, сильно ли их нравы отличались от нравов моих современников.
Я смутила всадников видом голых ног? Может, публичное появление в подобном виде заслуживает в этом мире посмертной печати путаны? Или они решили, что смущают меня, видевшую юбки короче их поясов? Если судить по тому, что я знаю про средневек…
Я глухо выругалась, осознав – я наиглупейшим образом пытаюсь оценить мировоззрение мужчин эпохой, о которой знала из книг и фильмов да пары лекций в колледже. И лишь потому, что увидела у них мечи, бурдюки вместо бутылок да кубки вместо кружек!
Я не могла прочесть мысли всадников. Не могла узнать, что для них ценно и важно кроме солнца, на которое лично я крайне редко обращала внимание, какие у них нормы приличия и моральные установки. А потому пыталась измерить их хоть чем-то, что было мне понятно и хоть как-то подходило новой реальности.
Потому что так устроен наш мозг – любую прореху в картине мира он пытается заполнить хоть чем-нибудь и не всегда верным. И частенько играет с нами злую шутку. И я, попавшая в незнакомый мир, яркий тому пример.
За последние две недели я видела столько чудес! И каждое пыталась объяснить со своей знакомой, а потому безопасной колокольни. Но здесь у оленя все тело в шипах, у лошадей клыки, цветы могут тобой закусить, а люди владеют магией. Закостенелое сознание вопило, что так не бывает, «подставляло» всадников ехидными комментариями, постоянно искало в их действиях подвох, а я позволяла ему обманывать меня.
Прав был Харон, наш мозг ужасно ограничен…
– Ah mõrí?
Я поймала взгляд Драха. Он указал пальцем на берег и спросил:
– Ah sarimás kas va?22
Аик не смотрел на меня, и я не могла оценить выражение его лица, но Драха казался растерянным. Полагаю, тоже пытался понять – смущает меня их компания или нет.
Я немного помедлила, размышляя над сложившейся ситуацией… а потом плюнула на все и с хохотом вбежала в озеро.
В первые пару секунд дыхание перехватило, а потом стало не просто хорошо – лучше мне никогда в жизни не было! Я проскользнула между всадниками и устремилась к центру озера, умело загребая прозрачную воду брасом. Аик что-то крикнул мне вслед, но я не расслышала. Надеюсь, он не предупреждал о чудовище, которое обитает в глубинах этого водоема. А даже если и обитает – пусть попробует выгнать меня из воды! Голову любому монстру отгрызу за возможность искупаться!
Я плыла, и мне казалось, что вместе с грязью и потом от тела отстают дурные мысли и спутанные чувства. Тревоги, опасения и страхи отваливались прелыми комьями и медленно опускались на дно. А освободившееся место заполняло рассудительное спокойствие любимой стихии.
Я кружила на глубине, иногда ныряя и скрываясь под водой, до тех пор, пока силы не начали истаивать. А когда медленно поплыла к берегу, обнаружила, что всадники все время были неподалеку – вряд ли защищали от глубоководного монстра, просто опасались, что утону. Они не знали, что плаваю я превосходно и воду люблю так сильно, что в прошлой жизни наверняка была дельфином.
Интересно, как выглядят местные дельфины? А киты? Тоже в колючках и пластинах?
Всадники достигли берега быстрее меня и ждали, стоя по пояс в воде и пристально следя за каждым моим движением. Их лица были до невозможного серьезными. Грозными даже!
Я позволила себе украдкой полюбоваться их грудными мышцами, резкой линией ключиц, широкими плечами и сильными руками, усмехнулась и набрала в рот чистой озерной воды.
Когда я была совсем рядом, Драха шагнул навстречу и начал говорить:
– Mar mõrí! Cada…
И резко замолчал, когда я, нащупав ногами дно, выпрямилась и выпустила ему в лицо струйку воду. Потом задумалась на секунду – а вдруг смертельно оскорбила?! Но сразу расслабилась, когда Аик рухнул в воду с диким хохотом.
Я рубанула ладонью по озерной глади, отправляя в Драха миллион сверкающих брызг, и рванула на глубину. Отплыв на три ярда, обернулась… и шумно сглотнула.
Губы всадника растянулись в хищной улыбке. Глаза опасно сузились.
– Mar mõrí…
Когда он бросился ко мне, я с визгом погребла в сторону ближайшего валуна.
Наплескавшись и вымотавшись, мы втроем уселись на берегу. Всадники натянули рубашки, а я замотала волосы в серую ткань и закуталась в плащ, наслаждаясь восхитительным ощущением чистого тела и освежающим мысли запахом озера.
Аик что-то напевал себе под нос, а Драха смотрел вдаль, поглаживая траву. Я невольно залюбовалась им.
Мокрые каштановые волосы рассыпались тонкими прядками. Закатное солнце, явно влюбленное в мужчину, смягчило и без того плавные черты его лица. Расслабленная поза, спокойная улыбка, в ярко-зеленых глазах – задумчивость вперемешку с нежностью. Он настолько гармонично вписывался в пейзаж, что было сложно представить, что он, Драха, мог существовать отдельно от него.
Но неужели в этом мире все мужчины такие красивые? А женщины?..
Последняя мысль почему-то не порадовала. Я опустила взгляд на гладящие траву пальцы всадника… и застыла. Даже сердце стало биться медленнее, боясь спугнуть чудо.
Зеленые стебли льнули к его руке, словно разумные существа, обвивали запястье, путались в сильных пальцах, игриво кололи загорелую кожу. Мужчина ласкал травинки, иногда осторожно отщелкивая особо наглые, лезущие без очереди, а я не могла отделаться от мысли, что подсматриваю игру хозяина с любимым питомцем.
Драха прикрыл глаза, наслаждаясь единением с миром. Когда несколько травинок ревниво дернули его за кисть, оттолкнув напористых «соседей», всадник беззвучно засмеялся, разогнал наглецов пальцами и продолжил гладить зеленое море по «холке».
Ну точно хозяин с питомцем!
А что, если это действительно «питомец»? Очередное живое растение? Маловероятно. К моим пальцам приозерная флора не тянется как жаждущий ласки котенок.
Нет. Дело в моих спутниках. Видимо, они все владеют магией.
А что, если в этом мире ВООБЩЕ ВСЕ владеют магией?
Мозг упрямо опровергал саму мысль о такой вероятности, но слова Харона больше не были упреком или оскорблением, а стали предупреждением – не ограничивай себя, допускай невозможное. Все простое и понятное осталось в прошлом! Доказательств за путешествие я получила более, чем достаточно. Да сам Харон, черт возьми! Вот с кого нужно начинать список!
А потом было тепло, хлынувшее из ладони Гардаха, золотые глаза… У Кхаада такие же. Он владеет той же магией, что и отец? Понять бы, какой…
А тот непонятно откуда возникший на хорошо просматриваемой равнине дом? Аик? Кажется, я поняла, почему он не брал меня в седло! Неужели это он создавал строения из снега и не хотел, чтобы я узнала? Голубая дымка, льющаяся из его глаз… Фламберг…
Лечение Маритаса и огонь в его глазах, не сжигающий ресницы и брови… И радужки, ярко-красные, такие нереальные…
Да, совершенно точно – они маги. Но за каким же, простите, хреном им нужна я? Простая женщина из мира, в котором магия существует только в книгах и фильмах! Как МНЕ спасти их мир?
Я невесело хмыкнула. Точно в жертву принесут…
Трава расстроенно обмякла, снова став неподвижной, когда Драха отдернул руку и окликнул меня:
– Ah mõrí?!
О проекте
О подписке