Шести миллионам безработных в 1933 году Гитлер пообещал «работу, работу и еще раз работу». Он смог достичь своей краткосрочной внутриполитической цели за пять лет, однако управление труда рейха сообщало о более чем 2,5 млн безработных в конце февраля 1936 года, а годом позже – о 1,61 млн[75]. На фоне глубочайшего мирового экономического кризиса зарплаты и пенсии находились в состоянии стагнации. В 1928 году (лучшем году Веймарской республики) совокупность всех трудовых доходов составила 42,6 млрд рейхсмарок, в 1935 году – 31,8 млрд. Лишь спустя три года сумма заработков поднялась до уровня десятилетней давности[76]. Почасовая оплата труда, оклады, обычные пенсии и пенсии чиновников были по-прежнему значительно ниже. До 1945 года доходы сельскохозяйственных производителей, в сравнении с проданным количеством продукции, оставались значительно ниже уровня 1928–1929 годов[77].
Но иллюзорного ощущения восстановления экономики и авторитарной решимости в этом вопросе было достаточно, чтобы подавляющее большинство населения сохраняло лояльность национал-социалистическому государству. В конце 1933 года, после нескольких месяцев ожидания, в широких буржуазных кругах возобладало мнение о «все большей уверенности и вере в то, что при этом правительстве Германия возродится снова». Это слова лейпцигского анатома Фосса, которого я уже цитировал[78]. Нелегально въехавший в страну связной Социалистической рабочей партии Вилли Брандт характеризовал настроение берлинских рабочих летом 1936 года как «если и не восторженное и не подчеркнуто дружелюбное», но «уже и не враждебное режиму»[79].
После свободного и (вопреки всей агитационной кампании антифашистов) абсолютно однозначного референдума в январе 1935 года регион Саар вернулся в состав рейха. Вскоре последовали всеобщая воинская повинность и вход войск в демилитаризованную Рейнскую область. Одновременно началось стремительное вооружение вермахта сверхсовременным оружием. Тем самым правительство рейха нарушило Версальский договор и вышло из Лиги Наций, что сделало его популярным в народе. В глазах подавляющего большинства оно показало фигу тем, кто обвинял Германию в «развязывании войны», «позорном мире», «бесчисленных притеснениях и унижениях слабых». В первые годы Гитлер принес удовлетворение сбитому с толку народу, агрессивному внутри себя и по отношению к другим странам.
Когда он взял на себя управление правительством, экономический спад уже остановился. Его финансовые политики в нужный момент поспособствовали начавшемуся подъему: они увеличили краткосрочный государственный долг для снижения уровня безработицы и создания дополнительной внутренней покупательной способности. Это избавило государство от ненужных социальных расходов и обещало смещенное во времени увеличение государственных доходов.
И действительно, в 1933–1935 годах налоговые поступления увеличились в абсолютных цифрах на 25 %, или почти на 2 млрд рейхсмарок. При этом параллельно на 1,8 млрд сократились расходы на пособия по безработице. С этой точки зрения государственные кредиты в размере 3,8 млрд рейхсмарок в относительно короткий срок сами собой рефинансировались. Казалось, что политика прогнозирования более благоприятного будущего окупается в буквальном смысле. Пропаганда выдумала формулу германского экономического чуда[80], а признанный экономист Гюнтер Шмёльдерс опубликовал свои эссе «Эпохи высокой эффективности финансовой экономики рейха» и «Совершенная ценовая политика»[81].
Но из-за того что правительство почти на 300 % превысило свои дополнительные доходы статьей расходов, за первые два года режима национал-социализма государственный долг вырос на 10,3 млрд рейхсмарок[82]. Единственным важным налогом, который был поднят для покрытия все больше растущего дефицита перед началом войны, был налог на прибыль, введенный Веймарской республикой в 1920 году. Повышение этого налога в два раза (с 20 до 40 %) происходило в четыре этапа в период с августа 1936 года по июль 1939-го и проводилось с целью ударить, в частности, по тем корпорациям, которые зарабатывали деньги на буме производства вооружений. Одновременно государство расширило базу налогообложения компаний, то есть значительно сузило возможности списания основных средств[83]. Если в 1935 году доходы государства от налога на прибыль составляли 600 млн рейхсмарок, то к 1938 году они достигли 2,4 млрд рейхсмарок. В 1935 году их доля в общей сумме налоговых поступлений составляла 7 %, а в 1938 году – уже 14[84]. Германское руководство четко понимало политическую выгоду от таких социально-уравнительных мер. В годовом отчете Главного управления безопасности за 1938 год отмечалось: «Повышение налога на прибыль производит благоприятное впечатление, особенно на рабочий класс». Оно воспринималось как знак того, что расходы на вооружение будут покрыты «за счет справедливого распределения нагрузки» и «высокие прибыли крупных компаний будут использованы соответствующим образом»[85].
Имеющая широкий спектр действия социальная и налоговая политика облегчила жизнь многим семьям, закон о подоходном налоге от октября 1934 года значительно увеличил необлагаемую налогом базовую сумму, дав преимущество малоимущим. Реформа была разработана таким образом, чтобы государственные доходы в целом не сокращались. Поэтому необходимо было компенсировать разницу «соответствующим дополнительным налогообложением одиноких людей, состоящих в бездетном браке пар, а при определенном уровне доходов – и супругов с одним или двумя детьми». Уравнивание бремени семейных расходов, введенное по причинам демографической политики, также включало ссуды для вступающих в первый брак, доплаты на обустройство квартиры, субсидии на получение образования и детские пособия. Хотя в абсолютных цифрах рейх потратил на это до 1941 года относительно небольшую сумму – немногим более 3 млрд рейхсмарок[86].
Страховой сбор на случай безработицы, который наемные работники должны были платить до 1934 года, был немного снижен и в целях уравнивания взимался со всех налогоплательщиков по более высокой налоговой ставке. Пересмотр налогов, который основывался на идее равенства, также включал в себя и их повышение: безработица вскоре снизилась, но страховой сбор на случай безработицы (в так называемый фонд оплаты труда) остался в полном объеме[87].
С 1933 до середины 1939 года Германский рейх потратил на вооружение около 45 млрд рейхсмарок. Сумма по тем временам просто астрономическая: она более чем в три раза превышала весь доход рейха в 1937 бюджетном году. Следовательно, на конец августа 1939 года долг составлял уже 37,4 млрд рейхсмарок[88]. Борьба с безработицей и перевооружение финансировались за счет огромных кредитов. Даже Геббельс, любивший высмеивать финансистов как «мелких буржуа», писал в своем дневнике о «бешеном финансовом дефиците»[89].
Поэтому в январе 1939 года правление Рейхсбанка выразило Гитлеру свой протест: «Неограниченный рост государственных расходов подрывает любую попытку составления регулярного бюджета, ставит государственные финансы на грань краха, несмотря на сильное ужесточение налогового пресса, и разрушает центральный банк и национальную валюту. Не существует ни одного гениального и хитроумного рецепта или системы финансовой и монетарной технологии, никакой организации и никаких мер контроля, которые были бы достаточно эффективны для сдерживания разрушительного воздействия чрезмерных расходов на нашу валюту. Ни один центральный банк не способен поддерживать национальную валюту в условиях инфляционной политики государственных расходов»[90]
О проекте
О подписке