Далее речь пойдет о простом, но до сих пор остающемся без ответа вопросе: как такое могло случиться? Как могли немцы допускать в своей среде и совершать беспрецедентные массовые преступления, особенно уничтожение европейских евреев? Безусловно, одной из предпосылок была навязанная государством ненависть ко всему «низкосортному»: к «полякам», «большевикам» и «евреям». Но ответа из этого не следует. Десятилетиями, до появления гитлеровского правительства, немцы были не враждебнее остальных европейцев, а их национализм – не более расистским, чем у других народов. Не существовало и особого германского пути, который можно было бы правдоподобно увязать с Освенцимом. Мнение о том, что в Германии рано развились особые, направленные на истребление антисемитизм и ксенофобия, лишено эмпирических оснований. Ошибочно полагать, что для немецкой аномалии развития, имеющей столь тяжелые последствия, необходимо найти особые, имеющие долгую историю причины. НСДАП завоевала и укрепила свою власть благодаря ситуативным констелляциям. Самые важные факторы для этого находятся после 1914 года, а не до этого периода.
В центре внимания настоящего исследования лежат многообразные отношения между народом и руководством национал-социалистического режима. Доказано, что гитлеровское правление было крайне неустойчивым с самого первого дня. Вопрос в том, как оно стабилизировалось – пусть временно, но достаточно для двенадцати блестящих и разрушительных лет. Вот почему я конкретизирую заданный мной в самом начале вопрос «Как такое могло случиться?»: каким образом такой проект, как национал-социализм (который был настолько явно мошенническим, страдающим манией величия и преступным), достиг такого высокого, сегодня вряд ли объяснимого уровня внутреннего консенсуса и политической интеграции?
Чтобы внести свой вклад в создание убедительного ответа, я рассматриваю нацистский режим с точки зрения, определяющей его как «услужливую диктатуру». Соответственно, на такие важные вопросы лучше всего отвечать, рассматривая его в военный период, в который особенно отчетливо проявились и другие черты национал-социализма. Гитлер, гауляйтеры НСДАП, значительная часть министров, статс-секретарей и советников действовали как классические «политики настроений». Почти ежечасно они задавали себе вопрос: как обеспечить и улучшить всеобщее довольство народа. И каждый день они «покупали» общественное одобрение (или по крайней мере безразличие). На основе такого взаимообмена они установили диктатуру одобрения, в любой момент ее существования имевшую на своей стороне большинство голосов народа. Критические точки, в которых должна была оправдать себя их политика народных благодетелей, выявились в результате анализа внутреннего коллапса в конце Первой мировой войны.
Следовательно, во время Второй мировой войны нацистское руководство первым делом попыталось распределить продовольствие таким образом, чтобы простые люди считали это справедливым. Во-вторых, оно сделало все для поддержания стабильности рейхсмарки (по крайней мере внешне). Таким путем должна была быть доказана беспочвенность скептических замечаний об инфляции военного времени с 1914 по 1918 год и крахе германской валюты в 1923 году. В-третьих, речь шла об обеспечении солдатских семей достаточным количеством денег – что явно контрастировало с ситуацией во время Первой мировой войны. Они получали (после удержания всех вычетов) около 85 % прежнего заработка призывника. Для сравнения: британские и американские семьи получали меньше половины. Жены и семьи германских солдат нередко имели в своем распоряжении больше денег, чем в мирное время, и часто радовались увесистым подаркам, привозимым домой отпускниками, и посылкам полевой почтой из оккупированных стран.
Чтобы еще больше укрепить иллюзию надежной власти (которую при определенных условиях следует улучшить еще), Гитлер добился того, чтобы ни крестьяне, ни рабочие, ни мелкие и средние служащие и чиновники не были обременены излишними военными налогами. В этом также состояло существенное отличие от системы военного налогообложения Великобритании и США. Однако, параллельно с защитой подавляющего большинства мелких германских налогоплательщиков, налоговое бремя для лиц с высокими и очень высокими доходами в германском обществе значительно возросло. Ярким примером политики социальной справедливости, проводимой и демонстрируемой Третьим рейхом, является разовый налог в размере 8 млрд рейхсмарок, который германским домовладельцам пришлось заплатить в конце 1942 года. Противоположный пример можно видеть в освобождении от налога надбавок за ночные смены, работу в выходные и праздничные дни, которое было декретировано после победы над Францией и сохранялось Германией как социальное достижение еще до недавнего времени.
Как бы жестко ни вело себя нацистское руководство в отношении евреев, так называемых низкосортных людей или иностранцев с расовой точки зрения, оно сознательно распределяло нагрузку внутри страны в пользу социально более слабых. Часть I книги как раз об этом.
Разумеется, богатые люди (в то время 4 % всех германских налогоплательщиков зарабатывали более 6 тыс. рейхсмарок в год) не могли набрать из своих налогов суммы, необходимой для ведения Второй мировой войны. Но как была оплачена самая дорогая война в мировой истории, если большинству граждан материально следовало ощущать ее как можно меньше? Ответ очевиден: Гитлер пощадил среднестатистического арийца за счет лишения средств к существованию других людей. Для поддержания удовлетворенности своего народа правительство рейха уничтожило европейские валюты путем постоянного увеличения объема контрибуций. Для сохранения достойного национального уровня жизни оно реквизировало многие миллионы тонн продовольствия, предназначенного для снабжения германских солдат, а затем переправило еще остававшееся в пределах досягаемости в Германию. Ведь предполагалось, что германские армии будут находить себе пропитание в оккупированной стране, они должны были оплачивать свои текущие расходы ее же валютой. Это тоже в значительной степени удалось.
Направленные за границу германские солдаты, то есть почти весь вермахт; все услуги, оказанные за границей вермахту; сырье, промышленные товары и продовольствие, купленные за рубежом и предназначенные для Германии или ее вооруженных сил, оплачивались не германской валютой. Ответственные лица действовали строго в соответствии со следующими принципами: если кто-то на этой войне и голодает, то это другие; если инфляции военного времени нельзя избежать, она должна иметь место везде, только не в Германии. Часть II посвящена разработанным для этой цели финансовым технологиям. Германская военная казна также получила миллиардные прибыли от экспроприации собственности европейских евреев. Часть III повествует как раз об этом.
Далее также показано, как евреев лишали собственности сначала в Германии, а затем в союзных с Германией государствах, а в итоге и в тех странах, что были оккупированы вермахтом. Это происходило образцово-показательным, а не классическим образом. Я поступлю тем же образом в главах, описывающих методы, с помощью которых немцы грабили остальных во время Второй мировой войны. Здесь я также сосредоточусь на том, что является специфическим в каждом конкретном случае, или – в качестве примера – на том, что является типичным в другом случае.
На основе масштабной грабительской и расовой войны национал-социализм обеспечил невиданную ранее в Германии степень равенства и растущей социальной мобильности. Это сделало его популярным и одновременно преступным. Достойное материальное обеспечение, непрямая, с удовольствием принимаемая выгода от крупных преступлений государства (без всякой личной ответственности за них) закрепили в сознании большинства немцев мнение о заботливости своего режима. И наоборот – политика истребления черпала из него свою энергию, так как была направлена на благо народа. Отсутствие заметного внутреннего сопротивления и последующего чувства вины можно объяснить одной и той же исторической констелляцией. Часть IV как раз об этом.
Такой ответ на вопрос «Как такое могло случиться?» препятствует национально-педагогическому сведению к простым антифашистским сентенциям. Его трудно поместить в выставочных стенах и почти нельзя отделить от последующей истории национального единства немцев в ГДР, ФРГ и Австрии. Однако представляется необходимым рассматривать нацистский режим как национальный социализм, чтобы по крайней мере помешать вечно возрождающейся проекции вины на отдельных личностей и точно определенные группы: иногда главным виновником становится сумасшедший, даже душевнобольной, якобы харизматичный диктатор и его «паладины». Иногда – это расовые идеологи (в соответствии с недолговечной модой принадлежности к одной и той же возрастной когорте). В других случаях (выборочно или в комбинации) – это банковские менеджеры, главы концернов, генералы или отряды убийц, опьяненные жаждой крови. В ГДР, Австрии и ФРГ применялись самые разнообразные стратегии защиты. Но они всегда имели один и тот же эффект: обеспечивали большинству населения безмятежное настоящее и чистую совесть.
Существующая литература по затронутым здесь вопросам немногочисленна. Следует упомянуть основополагающий труд Марии-Луизы Реккер «Национал-социалистическая социальная политика во Второй мировой войне» (1985). Полезными оказались эмпирически идеально обоснованные социально-исторические исследования Бирте Кундрус «Женщины-воительницы» (1995) и Кристофа Расса «Человеческий материал» (2003). Есть ряд более ранних исследований о «голодной войне» с Советским Союзом. Поэтому для главы «Рядовой потребитель» не потребовалось особых исследовательских усилий, даже если бы нашлись некоторые новые источники. Она основана на книге «Теоретики истребления» (1991), написанной Сюзанной Хайм и мной, и также на некоторых исследованиях Кристиана Герлаха в книгах «Война, еда, геноцид» (1998) и «Рассчитанные убийства» (2000). Многотомный дневник Геббельса, тщательно отредактированный Эльке Фрёлих, также являлся незаменимым документом из самого сердца национал-социалистического режима по многочисленным отдельным вопросам.
В то время как о бесцеремонном, направленном на благо германского народа управлении распределением продовольствия во время Второй мировой войны кое-что известно, этого нельзя сказать о методах, используемых для стабилизации стоимости денег и ограничения военных прибылей. Гитлер, его советники и сотрудники обоснованно опасались возникновения неприятных повторений 1914–1918 годов. Так, в сентябре 1941 года Геббельс заметил: «Нам будет очень трудно пережить новую инфляцию»[70]. Экспроприация собственности евреев также относится к этому контексту.
Я столкнулся с этой связью между антиинфляционной политикой, ариизацией и благосостоянием германского народа, когда работал с Кристианом Герлахом над исследованием об убийствах венгерских евреев. На более позднем примере Венгрии показывалось, как «мадьяризировалось» имущество местных евреев. В частности, это означало, что мебель из спальни депортированной еврейской семьи покупалась соседями-мадьярами. Доходы от таких сделок, которые проводились сотни тысяч раз в последние месяцы войны, а также банковские вклады, акции и депозиты перекочевывали в государственный бюджет Венгрии, а уже оттуда в бюджет, из которого оплачивались оккупационные расходы вермахта, все поставки в Германию и жалованье каждого германского солдата. Речь шла о случае крупномасштабного государственного отмывания денег, в котором венграм приходилось выполнять грязную работу. Осознание этого стало отправной точкой для настоящего исследования: я хотел знать, практиковался ли обнаруженный мною «венгерский метод» в остальных частях оккупированной Европы. Поэтому для начала необходимо было проверить гражданские финансовые управления и национальные банки Германии, союзных и оккупированных стран. Затем надо было изучить деятельность лиц, ответственных за финансирование войны в вермахте. И наконец, был проведен анализ того, как еврейская собственность превращалась в деньги, как они смешивались с другими денежными потоками и куда они в конечном счете направлялись.
Голландский ученый Я. ван дер Леу уже давно начал думать в этом направлении. Еще в 1950-х годах в его экспертных заключениях для германских судов анализировалась связь между подготовкой к войне, войной и национализацией еврейской собственности. Что касается «небюрократической экстренной помощи» пострадавшим от бомбардировок немцам с помощью содержимого квартир изгнанных и депортированных евреев, недавно был опубликован ряд важных исследований. Следует особо отметить новаторскую работу Вольфганга Дрессена «Об “Операции 3”. Использование немцами соседей-евреев» (1998).
Расследования деятельности германских оккупационных режимов в Сербии (Schlarp, 1986), Италии (Klinkhammer, 1996) или Норвегии (Bohn, 2000) тщательно проработаны, но теряются в обилии местных фактов и предположительной (или реальной) конкуренции между службами. Поскольку военные и административные достижения власти в названных работах анализируются преимущественно с позиций «потерь от преодоления сопротивления», «конкуренции между ведомствами», «неэффективности» и «провалов», читатель в конце озадаченно спрашивает себя: «Как же при всем этом проклятый нацистский режим смог так долго продержаться?» Более специализированные научные исследования, например исследование Герхарда Альдерса о германских грабительских походах в Нидерланды или исследование Жана-Марка Дрейфуса об ограблении французских евреев («Плановые грабежи»), избегают бесполезного научного копания в обычных ведомственных конфликтах.
По главной теме (военно-финансовой политике Германского рейха в 1939–1945 годах) адекватные исследования практически отсутствуют. Более раннюю работу Фрица Федерау можно отложить в сторону, как недостоверную. Автор еще со времен нацизма знал, о чем говорить и что скрывать. Зачастую недавние обширные исследования деятельности отдельных промышленных предприятий, банков и страховых компаний носят в лучшем случае узкоспециализированный характер и мало способствуют исторической контекстуализации. Исследование Манфредом Ортелем великой «Истории германской экономики военного времени» Айххольца дает некоторые важные наблюдения, как и его диссертация в Ростокском университете о Рейхсбанке. Однако, возможный вклад этих двух тематически интересных работ по теме снижается, поскольку Ортель зациклен на вопросе интерпретации фашизма в ГДР и в своих тезисах терпит неудачу в вопросе о том, кому было выгодно финансово-экономическое угнетение Европы.
О проекте
О подписке