Взглянув на часы, я понял, что опаздываю. Резко вскочив, я начал собираться, даже не заваривая утренний чай. Матвей спал в соседней комнате мертвецким сном – последствие вечерней смены. Обуваясь, я схватил в руки куртку, но надел её только на улице, когда бежал к остановке. Зайдя в автобус, я выбрал самое тихое место, сел и засунул наушники в уши. Контролёров не было – к счастью безбилетника. За окном было очень темно, вместо солнца – свет от фар и фонарей вдоль чёрного проспекта. На светофорах автобус стоял по несколько минут, причём очень часто. На одном из перекрёстков я увидел пустой трамвай. Он выглядел как большая деревянная коробка с полостью. Редко встретишь такой трамвай для перевозки грузов в наше время. Пятидесятилетний дед ел бутерброд с сыром и докторской колбасой, пока у меня урчал живот. Советские брюки с широкими штанинами, откуда выглядывали рыночные кожаные туфли с трещинами, большой серый свитер, поверх которого была натянута кожаная жилетка. Даже шапки на голове не было, хотя было холодно, а плешь покрыла половину седой головы. Морщины и грубая щетина, уставшие глаза. Почему-то даже сквозь окно, небольшую метель, утреннюю мглу и расстояние в семь метров доносился запах портвейна. Или мне так показалось. Доев, работяга вытер руки о жилет и стал взбираться наверх по ступеням к кабине, опираясь на перила. Автобус тронулся, и я стал смотреть на проезжающие мимо машины, голые ветки деревьев и прохожих. Ценю вид из окна движущегося авто на колёсах именно за переменчивость, если можно так сказать. Видишь ты старую ржавую девятку или шестёрку, а через пару минут уже новенькая немецкая бэха с вылизанными до блеска номерами и тонированным стеклом. Или, например, переходит дорогу мама-одиночка в шубе из норки и тащит сына в смешной яркой шапке за руку, а в противоположную сторону идёт типичный представитель интеллектуальной элиты с шарфом на шее и высокомерием в глазах, одним словом – сноб. Столько людей с разной судьбой в одном городе, на одной улице.

Так сильно замечтался, что чуть не проехал свою остановку. Выйдя на улице Юлиуса Фучика и пройдя пару метров, я достал на ходу пропуск, открыл тяжёлую дверь РГГУ и оказался внутри.

Я сидел на подоконнике напротив кабинета, где через пару часов начиналась пара. Само здание выделялось большими белыми колоннами и европейским стилем, а на фоне серых скучных панелек универ смотрелся более благородно. Деревянная тяжелая дверь и охранник встречали и портили настроение первокурсникам, а красная дорожка, прикреплённая к полу еле заметными позолоченными металлическими палками, внушала уважение и даже страх. В коридоре, ведущем к кабинетам, было очень шумно. Обсуждение экзаменов, обмен шпорами и последними новостями – ежедневный фон студенческой жизни, а в самих аудиториях всегда хотелось спать: парты шатаются, голос лектора тихий, а речь – монотонная. За окном взошло солнце, осветив улицу, машины и людей пастельно-розовым цветом. Лучи света, бившие в окно, освещали тёмный коридор, а частицы пыли, попадая под них, меланхолично кружились. Даже храм скуки порой может быть красивым. Я закинул ноги, чтобы не добавлять работу уборщице, но слякоть теперь была на подоконнике. Потом вытру. До пар оставался ещё час и, сидя с книгой о старой Европе в руках, я планировал провести время интересно и с пользой. Вся книга была законспектирована в тетрадь с желтоватыми листами в клетку карандашом, заточенным кухонным ножом. Заметки были очень короткими, но ясными, отображающими суть. Рядом с местом, которое хотелось посетить, были мои рисунки. Сама тетрадка теперь походила на энциклопедию “Путеводитель по Таллину”.

– Какой смешной у тебя нимб над головой.

Тихий женский голос, похожий на журчание ручья, оторвал меня от тетради. Возле меня стояла молодая девушка лет двадцати в серой водолазке, тканевой юбке с небольшим узором и в чёрных колготках. На её шее было непонятное украшение странной формы из дерева, напоминавшее медальон. Яркости образу добавляли серьги с тёмным камнем, контрастирующие со светлыми волосами, опускавшимися до лопаток, а над ее губой была еле заметная родинка. Глаза чистого голубого цвета широко смотрели на меня, а улыбка на лице и привлекала, и пугала. Незнакомка наклонила голову вбок, держа в руках потёртый рюкзак с турецким брелоком в виде голубого глаза. И хоть она и стояла очень скромно, но её пронзительный взгляд заставлял смущаться. На миг мне показалось, что на мне нет одежды. Спрыгнув с подоконника, я быстро встал, закрывая лужу слякоти.

– Из-за солнца? – улыбнулся я.

Она молча кивнула как маленькая собачка.

– Ты бы мог сойти за святого. Подожди, не двигайся! – сделав фотографию на телефон, она тихо посмеялась, подбежала ко мне и показала, что получилось, а затем встала обратно и продолжила смотреть. – Безымянный святой призрак Гуманитарного Университета.

Ужасно неловко. Я даже не знал, как реагировать.

– Ну, хорошо… Спасибо за комплимент, наверное?

Вежливо кивнув, я собрался уходить, но незнакомка хихикнула, прикрыла рот рукой и зажмурила на секунду глаза. Меня будто отправили в космос без скафандра, а передо мной был непредсказуемый пришелец.

– У тебя взгляд очень…

Девушка вновь подошла на пару шагов ближе, внимательно всматриваясь в моё лицо. Наконец, подойдя почти вплотную, она села на подоконник и продолжила рассматривать…

– Эм… У тебя с головой всё хорошо?

– Знаешь, в моём старом доме висела картина художника. На ней рыжий мальчик собирал яблоки. Он был в одной рубашке и серых штанах. Вы с ним очень похожи.

– Так… может быть, я пожалею, что спрошу, но… Чем же я похож на парня с яблоками?

– Тягой к чему-то. Мальчик тянется к яблокам, чтобы сорвать урожай, и ты тоже тянешься к чему-то, но к чему – пока не знаю, – незнакомка слегка кокетничала.

– Да ну? – поинтересовался я играючи. – Допустим. Тогда где моё яблоко?

– Ты сам должен ответить на свой вопрос, глупый.

Слова её были странными, но говорила она тепло и непосредственно, а взгляд был очень милым. Когда она перестала меня рассматривать своими глубокими глазами, то вздохнула, протянула руку, погремев своими браслетами, и гордо представилась:

– Комарова Елизавета Геннадиевна, студентка второго курса факультета славянской и скандинавской культуры РГГУ! Приятно познакомиться.

Взглянув на лицо, затем на руку, я осторожно, но с любопытством ответил:

– Лёша. Жданов Лёша, студент третьего курса экономики.

В глазах Лизы появился немой вопрос.

– Экономического факультета РГГУ. Мы в одном вузе учимся, зачем уточнять?

– Кто знает? Вдруг ты здесь друга ждёшь? Или лектор – твой отец, а может, дедушка. Поводов много, а вопросы лишними никогда не бывают.

– И почему же ты именно ко мне решила подойти?

– Говорю же: нимб. Это – настоящий знак! – рассмеявшись, она облокотилась на стену и стала теребить один из браслетов. – А я вообще очень люблю сидеть и говорить с незнакомцами. От них можно узнать много интересного. Например, ты знал, что советское эскимо было самым вкусным мороженым? Не знаю, где его достать, но очень хочу попробовать!

– Если это тебе сказал какой-нибудь дед на остановке, то поверь мне: они все так говорят.

– Ой, только не говори, что тебе не хотелось бы попробовать! А что это у тебя?

Ткнув пальцем в заметки, я прикрыл их и убрал в рюкзак.

– Да так, ерунда…

– Она вырвала у меня тетрадь и пролистала пару страниц перед тем, как я взял её обратно.

– Ого! Какие красивые рисунки. Тебе бы в художники

– Ты же прочитать ничего не успела. И потом, кто тебе разрешил брать чужие вещи?

– Давно тетрадь ведёшь?

– Ну… Со вчерашнего вечера, но это неважно! Если ещё раз возьмёшь мои вещи, то…

– Не буду, если сам не дашь почитать!

Я неохотно посмотрел на неё. Лиза сидела напротив меня, наклонившись всем телом вперёд, и сверлила меня взглядом. Её выходки и слова меня невероятно бесили, отчего у меня на лбу, кажется, вспухла вена. Но её детское поведение, любознательность, счастливое лицо и широкая улыбка… Будто она вовсе и не хотела меня выбесить, а ей вправду было интересно. Осторожно протянув руку, я передал ей рукопись. С каждой пролистанной страницей я готовился быть осмеянным, отчего моё сердце сжималось как губка. Но этого не произошло. Наоборот, она искренне удивлялась, смеялась и продолжала увлечённо читать. Странное утро какое-то, если подумать. Комарова вернула рукопись, а затем отвернулась, рассматривая плитку под ногами. В коридоре продолжал стоять шум. Вопрос “что это за девчонка и с какой планеты она свалилась?” железно поселился в башке. Рукой она дотронулась до своего ожерелья, что-то сказала про себя, вытянула руки и улыбнулась, взглянув мне в глаза.

– Спасибо большое, Жданов Лёша.

Робот с непонятными фразами, ей богу.

– За что?

– Как за что? Ты ведь поделился своей тетрадью. А ещё твоя позитивная энергия подняла мне настроение.

– Что ещё за энергия, о чём ты?

Она начала вертеть кольцо с рисунком, напоминающим солнце. Милая улыбка на лице пугала и очаровывала. Как ей это удаётся?

– Каждый человек излучает свою энергию, и он ею делится с окружающими. Плохой человек делится негативной энергией, и наоборот.

– Ага, как же. Так и поверил. И как же этот “обмен электричеством” работает? – рассмеялся я.

И тут она внезапно схватила меня за руку.

– Аккуратней!

Прямо сейчас я передаю тебе положительную энергию.

– Каким образом? Пока что ты меня только пугаешь и вводишь в ступор, если быть честным.

Поправив волосы, Лиза искренне рассмеялась. Мне на миг стало весело.

– Когда человека держат за руку, он не чувствует одиночество, верно? Ты сидел на подоконнике в обнимку с книжками. Это может быть для тебя интересно, не спорю, но ты же не с друзьями, а один.

– Кто сказал, что мне нужны…

– На каком курсе, ты говоришь?

– На третьем, а что?

– Третий курс, а сидишь в гордом одиночестве уже целый час. Ну и странный же ты.

“Ну да, а человек, который хватает людей за руки и называет их святыми при знакомстве, вообще не странный”, – хотел было сказать я, но мысль так и осталась мыслью. Лиза продолжила.

– Ты нуждаешься в людях, как ни крути. И сейчас тебе уже не так тоскливо, – в этот момент она улыбнулась, убрала локон волос за ухо и отпустила руку. – Чувствуешь? Руке стало холодно.

– Ну… Слушай, это какой-то бред, если честно.

– Любой может отвернуться от мысли, которая кажется ему сложной. А ты попробуй её принять. Вдруг она проще, чем кажется. А может, и вообще окажется полезной.

Ненадолго задумавшись, я уже хотел было похвалить её за интересную мысль, но она перебила, положив руку на плечо.

– Я всё обязательно расскажу, но позже. Пора на пары. Была рада с тобой познакомиться, Жданов Лёша!

Помахав рукой, Лиза Комарова так же странно и внезапно скрылась в толпе студентов, как и появилась полчаса назад. Это было самое странное знакомство, которое только можно было себе представить. Однако скрывать не стану, было весело. Да и частично она права: руке правда стало холодно, но это не вопрос абстрактной “положительной и отрицательной энергии”, а банальный теплообмен. Но рука у неё была приятной на ощупь. Мягкой и очень тёплой. Да и глаза у неё красивые.

На парах делать было нечего. Сегодняшней темой была инфляция: какой-то там рост, падение, рецессия… Всё это было жутко неинтересно. Я всегда садился за самые высокие парты, чтобы меня там никто не трогал и, тем более, не спрашивал. Мы с преподом давно, хоть и без договора, поняли друг друга: он ко мне не пристаёт, я ему не докучаю. За окнами шёл снег, и еле слышно завывал ветер. Аудитория ничем не отличалась от остальных, разве что стены белее, да и доска новая, а вот парты с железным каркасом, окрашенным в красный, тяжелые двери, скользкие от слякоти ступени – вся эта картина одна и та же уже который месяц. Сидя за партой, я выписывал интересные факты из исторических справочников, параллельно подмечая незнакомые термины из английского языка. На первых рядах сидело человек двенадцать, не меньше, и только четверо из них что-то записывали и даже отвечали на вопросы. Фигура в коричневом костюме с длинными седыми кудрями, свисающими до подбородка, в больших очках с нелепой оправой и старыми ботинками по-прежнему ходила взад-вперёд, вертя кусок мела в руках. Голос был монотонный, скучный – как раз идеальный для того, чтобы на него не отвлекаться и спокойно выспаться. Именно препод по экономике, чьё имя и отчество я так и не запомнил, обеспечивал здоровый сон на парах в восемь утра. Огромное спасибо, препод.

Записывая очередную заметку про Домский собор, самый старый в Таллине, на миг я затосковал от того, что всё в моей жизни уже который год повторяется. Преподы, пары, зачёты, сессии, возвращение домой и общение с людьми, заканчивающееся спустя два месяца. Где они сейчас? Имена даже с трудом могу вспомнить. И как только можно жить в мире, где тебе постоянно скучно? Разве что… Снова вспомнил тот блин с творогом. С момента переезда в Москву меня не воодушевлял ни огромный город, ни университет, ни то, чему обучаюсь. Словно меня поместили в ментальную клетку, откуда нельзя выбраться. Ты просыпаешься, ходишь в университет, иногда гуляешь по городу и вечером ложишься спать. Подумать только: целых три года я потратил на просиживание штанов. Насколько бы Лиза Комарова не показалась мне странной, она хотя бы искренне верит в свои слова. Да и пары она, кажется, не пропускает. Может, в её словах действительно есть что-то магическое. Вдруг мне и вовсе было суждено её встретить сразу после листовки? Я не верю в судьбу, но насколько же эти события вовремя произошли, чтобы пробудить во мне хоть какой-то интерес к жизни.

– Молодой человек, лекция давным-давно закончена! Прошу, покиньте аудиторию.

Монотонный голос препода прервал размышления, и я посмотрел вперёд.

– Алё, галёрка! Я говорю, покиньте аудиторию для другого курса! Жданов, оглох что ли?

Вещи быстро были собраны в сумку, стук ботинок о ступени гулким эхом отражался от стен. Бегло сказав “до свидания” и кивнув в сторону старика, я вышел из аудитории. Передо мной был тот же коридор и большой поток студентов. Они ходили парами, группами из трёх-четырёх человек или даже целой толпой. По некоторым с первого взгляда было заметно, что они донашивают одежду за старшими братьями, а кто-то, наоборот, расхаживал в самых трендовых вещах, но таких выпендрёжников на весь университет было очень мало. Внимание они приковывали знатно, чего они и добивались.

– Друг, подскажи, где 112-я аудитория?

Паренёк в синей рубашке и тёмных брюках с каштановыми волосами, круглым носом и небольшими кудряшками встал слева от меня, держа в руках конспект. На лбу выступили капли пота, а от рук пахло дешёвым табаком.

– Понятия не имею.

Он побежал вверх по лестнице, но споткнулся и упал. Когда листы конспекта разлетелись в разные стороны, а первокурсник (то, что это был именно первокурсник, я понял сразу!) судорожно их собирал, я залился смехом, вытирая слёзы. Как он перескакивал с одной ноги на другую, ронял портфель, бил рукой по перилам от гнева… Это надо было видеть. Затем краем глаза я заметил знакомые волосы и серую водолазку на выходе. Надев куртку, я подбежал к ней и положил руку на плечо.

– А, Лёша! Рада снова тебя видеть.

– Да, привет. Ты сейчас выходишь из универа, да?

– Ты очень наблюдательный, – застёгнутый рюкзак и надетая после моих слов шапка дали ответ сами собой.

– Я тут подумал, не хочешь пойти…

– Да, почему нет? – её улыбка стала шире.

– Я… я ведь даже не сказал, куда.

– Не важно. Мир даёт возможность для приключений, почему бы ей не воспользоваться?

Мы пошли в сторону Новопушкинского сквера, где я часто проводил время летом, убивая скуку. Только теперь цветущая зелень сменилась снежным покрывалом. Сквер разделяли две дороги с оживлённым движением машин, а далеко впереди виднелось небольшое кафе, куда я очень сильно мечтал зайти, но у меня никогда не было денег, чтобы заказать хотя бы кофе. Облака были объёмными и тягучими. Окна домов, выходившие на улицы, отражали солнце, дорогу, знаки и даже машины. Вдоль дорог стояли деревянные лавочки, а рядом – голые деревья с хлопьями снега на кривых ветках. Они казались мне одинокими. Прогуливаясь, мы с Лизой почти всё время молчали, и мне от этого было дискомфортно, поэтому я иногда пинал ногой плохо лежавшие камни; а вот Комаровой было вполне комфортно гулять в тишине, рассматривая дворовых котов, большие стаи голубей и прохожих.

– Жданов Лёша, можно я открою небольшую тайну?

– Только если перестанешь называть меня по фамилии.

– Вот как? Почему? Она тебе не нравится?

– А имя тебе на что? К тому же, это грубо. Это так, на будущее.

– Согласна. А знаешь ли ты, что у каждого имени есть особый тайный смысл? Моё, например, означает “обет Бога”, а вот был у меня знакомый…

– Просто не зови меня по фамилии, хорошо?

Я сказал слишком грубо, Лиза сразу изменила тон. Дурак.

– Хорошо, как скажешь, – ответ прозвучал очень тихо.

Мы прошли ещё несколько метров в молчании, только на этот раз она смотрела себе под ноги, а улыбка пропала с лица. Если я собираюсь грубить дальше, то зачем её вообще позвал?

– Извини меня. Это было грубо. Так что там была за тайна?

Лиза снова посмотрела щенячьими глазами, кокетливо отвела взгляд в сторону и вдруг протянула мне мизинец.

– Обещай, что никому не скажешь, – я согласился. – Ох, в общем, я не учусь в твоём здании. Меня там вообще быть не должно.

– Подожди, что? – удивился я.

– У меня кафедра на другой ветке метро.

– Как же ты тогда… Погоди, а зачем… Так, я немного запутался.

Лиза рассмеялась.

– Ну, я всем говорю, что учусь в университете, но не говорю, в каком именно здании.

В её хитрой улыбке было что-то зловещее и приятное.

– Так, хорошо, предположим. Тогда другой вопрос: зачем ты кочуешь по другим факультетам? Много свободного времени или слишком скучно?

– Студенты. От них я и беру энергию.

– Универ – что-то вроде места силы, понял.

– Да нет, не из-за здания. Как бы объяснить… Что для тебя счастье? Вот конкретно для Жданова Лёши.

– Ну, любой дурак знает, что такое счастье: даёшь машину поновее, квартиру пошире и зарплату побольше.

– Оно не в домах и, тем более, не в предметах. Вот взгляни на этих двух и скажи, кто счастлив больше.

Она указала пальцем, чуть не задев подбородок, на парочку, которая словно специально там стояла по воле случая. Из дорогого немецкого автомобиля в чёрном пальто вышел серьёзный бизнесмен с темными волосами и широкими плечами, гневно разговаривая с кем-то по телефону и направляясь в сторону продуктового магазина. А рядом с ним, возле стеклянной двери, стоял очаровательный дедушка, лет семидесяти, с усами, одетый в шубу из норки, шапку и валенки с советскими брюками на армейском ремне, держа в руках прозрачный пакет с мягким и, по всей видимости, ещё тёплым батоном хлеба, а на руке у него висел другой пакет, с конфетами.

– А что с ними? По мне, так мужчина более счастливый. Машину его видела? Эх, мне б такую…

– Согласись: дедуля выглядит беззаботным, не так ли?

Я пригляделся и заметил у деда на лице широкую улыбку.

– Хотя у него в руках только хлеб и немного конфет, да и одет он просто… – продолжала Лиза.

– Я бы даже сказал, бедно, – съязвил я.

– Какая разница? Он так радуется продуктам! Кто знает, может, к нему сегодня внуки в гости приедут.

– Допустим… А мужик, который из машины вышел?

– Подождём немного.