Лиза встала ко мне чуть ближе. Ждать пришлось недолго: мужчина тут же развернулся и пошёл в сторону автомобиля. В руке он держал пачку сигарет, которую распаковывал, не прекращая разговаривать по телефону, плотно прижав его плечом. Волосы мужчины зализаны назад, дорогие брюки были по колено забрызганы дорожной слякотью, на раскалённом лбу выскочили вены. Что именно он кричал в трубку, не понятно, но судя по красным глазам и резким движениям, он был очень недоволен. Курил нервно, махал руками как сумасшедший, а выронив пачку сигарет в лужу, он стал истерично топать ногами. К этому времени дедушка уже давно дошёл до переулка и скрылся из виду. Последнее, что мы успели разглядеть с этого спектакля – громко захлопнувшаяся дверь иномарки, которая резко дёрнулась с места и уехала вдаль, игнорируя светофор. Лицо Лизы говорило: признай, что я права. Ехидная улыбка, прищур, лёгкое облизывание губ. Но гордыня так просто не сдаётся.

– Ну, возможно, у него плохой день. Да и потом: не все олигархи такие злые, да и дедушки с такой пенсией едва ли будут каждый день прыгать от радости.

– Вот именно! Люди разные, но все мы ищем свое место здесь. Может, этот олигарх хочет жить спокойной, хоть и бедной, жизнью, но не может, а потому – несчастен. Пойми, важно не то, сколько у тебя денег. Важно то, где ты себя чувствуешь счастливо.

– Университет разве подходящее место?

– Не совсем. Просто там больше всего мечтателей, а мечтатели с горящими глазами – очень счастливые люди. От них идёт такая сильная энергия, что заставляет тебя улыбаться этому миру и соглашаться на его авантюры, даже на самые безумные. Потому я и вышла с тобой.

Я сел на лавочку и глубоко задумался. Снег хрустел под ногами, а вдалеке дворник загребал его лопатой и вываливал в сугроб к дереву, после чего посыпал участок солью. Лиза села на лавочку рядом и стала пристально на меня смотреть.

– Знаешь, когда я смотрю на думающих людей, меня саму тянет на размышления.

Она закинула одну ногу на другую, покачивая сапогом в такт, потом отвернулась и стала наблюдать за снегирями на ветках берёзы. Солнце начало медленно садиться, спрятавшись за крышами, но небо все еще оставалось ярким. На улице по-прежнему было очень светло.

– Лиза, а как ты относишься к совпадениям?

– В смысле?

– Ну, когда в голове появляется мысль, а потом в жизни происходят некоторые события, и эту мысль ты обдумываешь снова и снова. И всё будто по сценарию, одно за другим.

Снова ослепительная улыбка.

– Это не совпадения, а вселенная упорно хочет что-то сказать.

– Думаешь? – откуда взялась эта дрожь в голосе?

– Уверена, Лёша.

Посмотрев на часы, она встала и поправила причёску. Мы обнялись, я проводил её до остановки, а затем наблюдал, как она махала мне рукой из уезжающего автобуса. Странное, но очень приятное знакомство.

Домой я возвращался в темноте и не мог думать ни о чём другом, кроме слов Лизы Комаровой. Сидел у окна полупустого автобуса в самом конце, чтобы никому не мешать, упираясь ногами в соседнее кресло. Я следил за светом от согнутых фонарей, машины проезжали, автобус скрипел и шипел, покачиваясь влево-вправо, в салоне было холодно. Постоянное движение автобуса успокаивало, и я думал только об одном: а может, это и есть послание? Что, если сегодняшняя встреча с Лизой и моя тайная затея – и правда послание, которое мне хочет донести некая вселенная? Матвею скажу – будет ржать всю ночь напролёт, я знаю.

Я вышел на улицу. Уверен, звёзды над головой были бы ярче, если бы кто-нибудь отключил фонари хотя бы на час. Дорога стала более скользкой, когда я подходил к дому. Меня остановил дворовый кот, взобравшийся на мусорный бак. Серая шерсть, тощее тело, грациозные лапы, прямая спина, большая морда и зелёные глаза. Он гордо прошёлся по баку и подошёл поближе, вальяжно передвигая лапами и не отводя взгляда. Затем он сел, начал вилять хвостом, пока продолжал на меня смотреть. “У меня ничего нет, извини”, – подумал я, после чего улыбнулся и протянул руку, чтобы погладить. Кот не стал убегать или противиться, к моему удивлению, а наоборот: вытянул голову, зажмурился и начал мурлыкать. Каждое прикосновение к холодной влажной шёрстке делало кота более ласковым, пока он наконец не вытянулся полностью и разлёгся. Почесав ему брюшко, я убрал руку в карман и направился домой. Обернувшись, кота я уже не увидел, но из темноты донеслось благодарное мяуканье.

Преодолев в несколько шагов лестничный проём и приложив кучу усилий, чтобы открыть входную дверь, я оказался дома. Как только я закрыл дверь на ключ, я тут же понял, что что-то не так. В квартире было необычно чисто, очень тепло, а ещё… Стоял вкусный запах. У нас в квартире? Я, может, этажом ошибся?

– Леха, лентяй года 2007! Давай быстрее разувайся и дуй на кухню. Помогать будешь.

Раздевшись и повесив куртку на советский крючок, я вбежал на кухню и застыл в полном удивлении. При ярком свете в фартуке стоял Матвей, его руки были в муке, на столе лежала доска, а рядом с ней – пустая стеклянная бутылка, тоже в муке. Неподалеку стояла кастрюля, а на самой доске лежало то, что мы, видимо, будем сегодня готовить.

– У нас же есть пельмени в морозилке, разве нет?

Матвей удивился, заглянул в морозилку, и стал громко смеяться.

– В натуре, в морозилке. Ну, не каждый день получаешь премию от Палыча.

– Палыч и премия? Я скорее поверю, что ты уволился.

– Так, умник, надевай фартук и бегом сюда, научу делать тебя настоящие деревенские пельмени, – я надел фартук и подошёл. – Значит так, все очень просто: на мне тесто – на тебе сами пельмешки. Вот кастрюля с мясом и луком, уже посолено.

Рядом с кастрюлей стояла грязная мясорубка. Каждое своё наставление Матвей подкреплял подробной демонстрацией.

– Берёшь мясо, вот так, двумя пальцами, в руке скатываешь в шарик, выкладываешь. Затем берёшь вот эти диски из теста , раскатываешь, кладёшь и вот так зацепляешь, – он дал мне получившийся пельмень в руки. – Вопросы есть?

– Только один, товарищ генерал. Сколько новобранцев отправится в кастрюлю?

– До тех пор, пока фарш не кончится. Что не съедим – отправим к собратьям. А теперь давай, не отлынивай!

– Так точно, товарищ генерал!

На самом деле я был даже рад такому сюрпризу. Не потому, что не ел почти весь день, а потому, что мог сейчас не забивать себе голову всякими вопросами, что судьба, а что нет. Пельмени лепились легко, и в скором времени вся доска была украшена маленькими пухляшами. Сегодня Матвей был особенно весел: интересовался, что я делал в универе, сколько пар отсидел, было ли что-нибудь необычное, но кроме лоха с сигаретным дыханием, знатно упавшего с лестницы, я ничего вспомнить не мог. Вскоре мы оба смеялись.

– Чё, прям при всех?

– Ага.

– И учебники покатились? Как в каком-нибудь фильме Гайдая?

– Это надо было видеть, брат. Это надо было видеть. Ну, а ты как? Когда успел мясо купить?

– Дак это, у грузина твоего сторговался. Говорит: “Ты знакомый его, слушай. Он хоть парень ленивый, но торгуется горячо, как настоящий джигит!” Я и взял. У тебя ж там мясо хорошее? Не хочу потом ночевать на фаянсовом троне.

– Хитрый старый жук. Меня, значит, гоняет туда-сюда, ящики таскать заставляет, а тебе он почти даром дал кусок мяса!

– Но-но-но! Деньги были уплачены! И потом, отказываться от халявы, особенно нам, нельзя, – он схватил меня за руку и начал кричать. – Да кто ж так пельмени лепит! Ты что, лепишь их, чтоб слона прокормить?

Я посмотрел на те два десятка, что слепил сам.

– А что не так?

– Да они размером с шайбу. Проглотишь – подавишься. Лепи меньше, не стрелять же ими из рогатки. Экономия, Лёха. Э-ко-но-ми-я!

– Кайф обломал!

Погода за окном стала спокойнее. В темноте скрылись голые кроны деревьев, белоснежные лужайки и дорожная грязь. Оставались только дома-муравейники напротив. Кто-то безмятежно читал, сидя в тёплом кресле и попивая горячий чай, кто-то продолжал усердно работать за компьютером, а в самой верхней квартире горел голубой светильник со звёздами. Квартира ребёнка, подростка – не важно: смотрится очень красиво. Руки были в муке по локоть, в кистях ощущалась ноющая боль, тесто прилипало к пальцам, отчего приходилось периодически мочить руки в стакане с водой. Будь у меня масло – было бы проще. Матвей перестал лепить тесто где-то спустя двадцать минут, затем встал у плиты. От запаха варёного мяса живот перекрутился и начал урчать как кашалот.

– Фух… Многовато работы.

– Опять отлыниваешь!

– Да фарш кончился. Наконец-то…

Деревянный стул у окна стал отличным местом отдыха. Руки свисали, ноги расслаблены, я истощён.

– Вот это отдых, – выдал Матвей, мешая пельмени.

– Стоять и два часа лепить пельмени – отдых?

– Это лучше, чем восемь часов кряду двигать ящики до ржавого драндулета. Да, тебе письмо пришло.

– От кого? От Деда Мороза? Объясняет, что в этом году Почта России задержит мои подарки?

– Сходи проверь, не ёрничай!

Тяжело вздохнув, я с недовольным лицом зашёл к себе в комнату. Сверху шкафа свисал пыльный ковёр, который поселился тут ещё до того, как я с Матвеем съехался. По словам Игната Захаровича, хозяина, он получил этот ковёр вместе с квартирой, но даже человек-сплетник, который готов засунуть свой нос в любую ссору, не притронулся к ковру. Кровать не застелена, подушка стоит у стены, на столе – бумаги вразброс. Поставив рюкзак, я проверил стол. В центре действительно лежало неоткрытое письмо. Ничего острого у меня не было. На конверте стояла необычная печать, а прописные буквы соседствовали с печатными.

“ГРАЖДАНИНУ Жданову Л.В.

В соответствии с Федеральным законом “О воинской обязанности и военной службе” Вы подлежите призыву на военную службу и обязаны 4 апреля 2007г. к 09:40 явиться в ОВК по адресу…

Военный комиссар Чернышевский Г.М.”

Холодный пот, шок, ком в горле, животная паника… Меня охватило отчаянье, и с каждым прочитанным словом мне становилось хуже. Я сам не понял, как сел на кровать, выронив письмо из рук. В голове всё стало наперекосяк. Я представил, как трачу год в месте, которое может меня натурально сломать. Потратить год в таком-то месте. У меня ведь и денег нет, чтоб взятку дать… Я будто зверь, загнанный в угол. Стремительно подойдя к Матвею, чувствуя собственное сердцебиение, запинаясь спросил:

– Матвей, а… А ты как это, ну, письмо достал?