Эбби отнесла банку колы домой, не открывая. Через неделю губа зажила, швы сняли, но осталась некрасивая ссадина цвета ягодного варенья. Хантер Приоле из-за нее называл Эбби сифилитичкой, зато Гретхен не упоминала ссадину ни словом.
Губа окончательно заживала, а Эбби думала, что Гретхен не могла не смотреть «Инопланетянина» – его все смотрели! Однажды она завела с Гретхен в столовой серьезный разговор, но та повторила:
– Я не смотрела «Инопланетянина».
– Не может быть! – возразила Эбби. – Даже в Советском Союзе смотрели «Инопланетянина» – так в «60 минутах» говорили!
Гретхен долго помешивала в тарелке фасоль и, наконец, решилась:
– Обещаешь никому не говорить?
– Ладно, – ответила Эбби. Гретхен наклонилась к ней, залезая длинными светлыми прядями в тарелку с котлетой, и прошептала:
– Мои родители – в Программе защиты свидетелей. Если я пойду в кино, меня похитят.
Эбби была в восторге – у нее появилась опасная подруга! Наконец-то началась интересная жизнь! Оставался только один вопрос:
– Почему ты тогда пришла на мой день рождения?
– Мама решила, что можно. Они с папой хотят, чтобы у меня была нормальная жизнь, даже если они преступники.
– Тогда спроси, можно ли тебе сходить на «Инопланетянина»! – вернулась Эбби к самой важной теме. – Если хочешь жить нормальной жизнью, нужно посмотреть «Инопланетянина», а то все будут думать, что ты странная.
– Ладно, – кивнула Гретхен, обсасывая кончики своих прядей, замочившиеся в подливке, – только пусть твои родители меня отведут. Если нас с мамой и папой увидят в общественном месте, какой-нибудь преступник их узнает.
Мама Эбби придерживалась убеждения, что смотреть любой фильм по нескольку раз – бесполезная трата времени, денег и серого вещества, однако Эбби так замучала родителей, что они, наконец, сдались. В следующие выходные мистер и миссис Риверз оставили Эбби и Гретхен в торговом центре «Цитадель» на сеанс «Инопланетянина» в 14:20, а сами отправились закупаться к Рождеству. Поскольку Гретхен была девочкой домашней и состояла в Программе защиты свидетелей, она не умела покупать билеты и попкорн – оказалось, она никогда даже не бывала в кино одна. Эбби это казалось дико – она-то в два счета могла прокатиться до Маунт-Плезанта на велосипеде и посмотреть дневной сеанс за один бакс. Может, родители Гретхен и были преступниками, но Эбби вела куда более светскую жизнь.
Когда свет погас, Эбби сначала заволновалась, что «Инопланетянин» ей не понравится так, как во все предыдущие разы; но Эллиот обозвал Майкла «членоротым», и она засмеялась, потом пришли люди из правительства, Эллиот потянулся к Инопланетянину через пластиковую стену, и Эбби заплакала, в очередной раз убедившись, что это был самый эмоциональный фильм на свете. Но когда перед большой погоней в конце Эллиот и Майкл угнали фургон, у Эбби появилась ужасная мысль: а вдруг Гретхен не плачет? Вдруг, когда зажгут свет, она будет просто сидеть и сосать кончики своих косичек, будто посмотрела самый обычный фильм? А вдруг он ей не понравится?
От таких мрачных мыслей Эбби досматривала конец безо всякой радости. Пошли титры, а она смотрела в темноте прямо перед собой, боясь поглядеть на Гретхен и чувствуя себя несчастной, но, наконец, не выдержала. Когда титры благодарили округ Марин за помощь при съемках, Эбби повернулась – Гретхен с каменным лицом не сводила глаз с экрана. Сердце Эбби сжалось, но тут же расправилось, прежде чем она успела что-либо сказать: свет от экрана заиграл на влажных щеках Гретхен.
– Можно еще раз посмотреть? – спросила она, повернувшись к Эбби.
Конечно, можно! Потом они обедали в «Чи-Чиз», папа Эбби сделал вид, будто сегодня его день рождения, и тогда все официанты его окружили, надели на голову огромное сомбреро, спели мексиканскую песню «С днем рождения» и принесли всей компании жареное мороженое.
Тот день выдался лучшим в жизни Эбби.
– Я должна сказать тебе что-то очень важное, – сказала Гретхен.
Это было во время их второй ночевки у Риверзов. Родители Эбби ушли к кому-то в гости по случаю Рождества, поэтому девочки пообедали замороженными пиццами, пока смотрели «Сверхспособности Мэттью Стара». Только что закончился «Фэлкон Крест» – не такой хороший сериал, как «Династия», но «Династию» показывали вечером в среду, во время учебной недели, поэтому Эбби не разрешали ее смотреть. Гретхен не разрешали смотреть вообще ничего – родители придерживались очень строгих правил. У них даже кабельное не показывало, потому что тогда пришлось бы указывать на счетах свои имена, а это слишком опасно.
За три недели дружбы Эбби уже привыкла ко всем странностям Программы защиты свидетелей: ни походов в кино, ни кабельного (вообще почти никакого телевидения), ни рок-музыки, ни открытых купальников, ни сладких хлопьев к завтраку. Однако кое-что насчет Программы пугало Эбби: она видела в кино, что иногда люди, находившиеся под защитой, внезапно исчезали.
Поэтому, когда Гретхен захотела сказать что-то важное, Эбби сразу поняла, что:
– Ты переезжаешь.
– Зачем?
– Из-за родителей.
Гретхен покачала головой:
– Нет, не переезжаю… Только обещай, что не будешь меня ненавидеть. Пожалуйста.
– Я тебя не ненавижу. Ты классная.
Не глядя на Эбби, Гретхен щипала клетчатую обивку дивана. Эбби начинала волноваться – у нее было не так много друзей, к тому же, она и правда не встречала никого более классного, чем Гретхен, если не считать Томми Кокса. Наконец Гретхен сжала руки на коленях и сказала:
– Мои родители не под Программой защиты свидетелей. Я это придумала. Они не разрешают мне смотреть фильмы с рейтингом PG или R – только с рейтингом G, пока мне не исполнится тринадцать. Я не говорила им, что мы пошли на «Инопланетянина» – я сказала, что мы смотрели «Песенку Хэйди».
Последовала долгая тишина.
– Теперь ты меня ненавидишь… – Гретхен закивала своим словам. Слезы стекали по ее носу, капая на диван.
На самом же деле Эбби была в восторге. Она и до того по-настоящему не верила в Программу защиты свидетелей: как говорила ее мама, если что-то кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, скорее всего, так и есть. А если родители Гретхен обращались с дочерью, как с младенцем, тогда классной оказывалась Эбби: она нужна Гретхен, чтобы смотреть фильмы с рейтингом PG или узнавать, что было дальше в «Фэлкон Крест», а значит, они всегда будут подругами. Однако Эбби также понимала, что теперь, когда она узнала одну из тайн Гретхен, та может перестать с ней дружить. Поэтому Эбби решила поделиться взамен своей тайной и спросила:
– Хочешь увидеть что-то пошлое?
Гретхен замотала головой, забрызгивая слезами диван.
– Очень, очень пошлое? – уточнила Эбби.
Гретхен только плакала, сжимая руки так, что костяшки побелели. Тогда Эбби достала из ящика на кухне фонарик, стащила Гретхен с дивана и повела наверх, в спальню родителей, всю дорогу прислушиваясь – не зашуршит ли у дома родительская машина?
– Нам не надо сюда… – сказала Гретхен в темноте.
– Ш-ш-ш! – Эбби провела ее мимо ящика у изножья постели в отцовский чулан, где за его штанами скрывался чемодан, а в чемодане – черный пакет, а в пакете – большая коробка, а в коробке – видеокассета, которую Эбби осветила, включив фонарик:
– «Плохая мамочка Джама». Мама не знает о ней.
Утерев нос рукавом, Гретхен взяла кассету обеими руками. С обложки смотрела через плечо очень пухлая чернокожая женщина, нагнувшись и раздвинув ягодицы, находившиеся на переднем плане и прикрытые только крошечными бикини. Женщина улыбалась губами, накрашенными помадой, такой же оранжевой, как и лак на ногтях, словно была в восторге от того, что две маленькие девочки смотрят ей в задний проход. Под фото стояла подпись: «Ужин в духовке – мама ждет!»
– Фу! – взвизгнула Гретхен и швырнула кассету в Эбби.
– Мне не нужно! – та швырнула кассету обратно.
– Ай! Она меня задела! – крикнула Гретхен. Эбби завалила ее на постель, оседлала сверху и принялась тереть кассетой по волосам.
– Фу, фу, фу! – кричала Гретхен, извиваясь. – Теперь я умру!
– Теперь ты забеременеешь! – смеялась Эбби.
Это был ключевой момент. Тем вечером – когда Гретхен перестала лгать Эбби о Программе защиты свидетелей, Эбби рассказала ей, что ее папа скрывал свой фетиш – крупных чернокожих женщин, а потом стала драться с Гретхен на родительской постели – они стали лучшими подругами.
В следующие шесть лет случилось все и ничего. В пятом классе девочки оказались в разных параллелях, но за обедом Эбби рассказывала Гретхен все, что было в последних сериях «Ремингтона Стила» и «Фактов из жизни». Гретхен хотела, чтобы у нее была мама, как миссис Гарретт, Эбби считала, что Блэр обычно оказывалась права, и обе мечтали, когда вырастут, открыть частное детективное агентство, где Пирс Броснан будет выполнять все их приказы.
Однажды, подвозя девочек, мама Гретхен получила штраф за превышение скорости, сказала вслух матное слово и, чтобы они не рассказали мистеру Лангу, отвезла Эбби и Гретхен в магазин «Свотч» в центре и купила им по браслету с новыми часиками «Свотч». Эбби достались часики с прозрачным циферблатом, к которым она на свои деньги прикупила две защитные резинки (зеленую и розовую) и переплела их вместе, а Гретхен – часики с циферблатом в красно-сине-белую полоску и две защитные резинки, тоже зеленую и розовую. Каждый раз, после игр на свежем воздухе, девочки нюхали друг у друга ремешки от часов, пытаясь определить, чем они пахнут. Эбби казалось, что ее ремешок пах жимолостью и корицей, а ремешок Гретхен – гибискусом и розой, но Гретхен считала, что оба просто пахнут потом.
Гретхен больше шести раз ночевала в доме Эбби в Криксайде, и только тогда Эбби, наконец, разрешили переночивать у Гретхен. Ее дом стоял в Олд-Вилледж – шикарной части Маунт-Плезанта с величественными зданиями: те из домов, что не были оборудованы огромными дворами, располагались у воды. Если в Олд-Вилледж видели чернокожего человека, не являвшегося мистером Литтлом, местные останавливали свои Вольво и спрашивали, не заблудился ли он.
Эбби обожала ходить в гости к Гретхен. Их дом находился на Пьератес-Крузе, проселочной дороге в форме подковы: здесь дома были пронумерованы неправильно, а название улицы написано с ошибкой, ведь тут жили богачи, а они могли делать что угодно. Гретхен жила в доме номер восемь – огромном сером кубе, заднее окно которого представляло собой единый кусок стелка, занимавший два этажа, и выходило на Чарльстонскую гавань. Внутри стояла чистота, как в операционной – строгие прямые углы, гладкие поверхности, блеск стали и стекла, которое протирали два раза в день. Дом Гретхен единственный во всем Олд-Вилледже выглядел, будто его построили в двадцатом веке.
Ланги владели причалом, и Эбби с Гретхен там плавали (при условии, что на них были кроссовки, чтобы не порезаться об устриц). Миссис Ланг каждые две недели убиралась в комнате Гретхен и выбрасывала все, что считала ненужным. Одно из ее правил заключалось в том, что у Гретхен могло быть одновременно только шесть журналов и пять книг. «Прочитала? Значит, больше не нужно», – так звучал ее девиз.
Поэтому все книги, что Гретхен на свои (казалось, неограниченные) карманные деньги приобретала в «Б. Далтонс», доставались Эбби: «Навсегда…» Джуди Блум, которая, девочки были уверены, рассказывала именно про них (кроме порнушки в конце), «Иакова я возлюбил» (Эбби про себя думала, что она – Луиза, а Гретхен – Каролина), «Z – значит Захария» (после которой Гретхен снились кошмары про ядерную войну) и книги В. К. Эндрюс, которые девочки проносили в дом Лангов, спрятав в самом низу сумки Эбби: «Цветы на чердаке», «Лепестки на ветру», «Сквозь тернии» и самая шокирующая – «Моя милая Одрина», полная бесконечных сексуальных извращений.
Но большую часть этих шести лет они провели в комнате Гретхен, составляя бесконечные списки и рейтинги: лучшие друзья, нормальные друзья, худшие враги, лучшие и самые противные учителя, какие учительницы должны пожениться с какими учителями, какой из школьных туалетов девочки больше предпочитали, где они будут жить через шесть лет, шесть месяцев или шесть недель, где они будут жить, когда выйдут замуж, сколько котят будет у кошек Гретхен и Эбби в общей сложности, какие цветовые гаммы выбрать для своих свадеб, действительно ли Адер Гриффин была законченной давалкой, или на нее просто наговаривали; и знали ли родители Хантера Приоле, что их сын – дитя Сатаны, или ему и их удавалось обманывать.
Этот непрестанный процесс самоклассификации напоминал вечный тест из журнала «Севентин». Эбби и Гретхен обменивались резинками для волос, жадно читали «YM», «Тин», «Путешествия и жизнь в Европе», вместе мечтая об итальянских графах, немецких герцогинях, Диане, принцессе Уэльской, лете на Капри и лыжных дорогах в Альпах, где темноволосые европейские аристократы пригласят Эбби и Гретхен сесть в вертолет и станут возить по своим тайным поместьям, где эти кавалеры укрощали диких лошадей.
После того, как Эбби и Гретхен однажды тайком сходили на «Танец-вспышку», они иногда за обеденным столом снимали обувь и тыкали друг другу в пах ногами в носках. Эбби дожидалась, пока Гретхен подцепит вилкой горох, и тыкала ступней ей в пах – тогда еда повсюду разлеталась, а папа Гретхен начинал кричать:
– Нельзя выбрасывать еду! Карен Карпентер умерла оттого, что мало кушала!
Родители Гретхен были твердыми рейгановскими республиканцами и каждое воскресенье проводили в центре в церкви св. Михаила, славя Бога и подъем по социальной лестнице. Когда начали показывать «Поющих в терновнике», Эбби и Гретхен непременно хотели посмотреть его на большом телевизоре, но мистер Ланг засомневался – он слышал, что содержание весьма сомнительно. Тогда Гретхен сказала:
– Пап, это как «Ветры войны» – практически сиквел!
Сухой, как песок, четырнадцатичасовой многосерийный фильм по сценарию Германа Вука, посвященный Второй мировой, был у мистера Ланга любимейшим телесериалом всех времен. Это название автоматически повлекло за собой папино благословение. Когда Гретхен и Эбби смотрели первую серию «Поющих в терновнике», пришедший домой мистер Ланг зашел на порог комнаты с большим телевизором, очень быстро понял, что это – совсем не «Ветры войны», и его лицо густо побагровело. Эбби и Гретхен были так увлечены жаркими любовными сценами посреди австралийских пустошей, что ничего не заметили, но через шестьдесят секунд после того, как ее муж вышел, в комнату вошла миссис Ланг, выключила телевизор, отвела девочек в гостиную и стала читать им назидание:
– Католическая церковь, может быть, и допускает грязные слова и изображения полуголых священников, спаривающихся, подобно животным, но в этом доме ничего подобного не будет! На сегодня телевизора хватит. Идите наверх и мойте руки. Ужин в духовке, мама ждет.
О проекте
О подписке