Цитаты из книги «Я считаю по 7»

В то, что Патти с детьми живет в этой квартире, никто ни за что не поверит. Это же очевидно. Но я ошибаюсь. Не знаю, что заставляет ее взяться за дело – может быть, грандиозность задачи.

В таком странном месте того и гляди выскочит какая-нибудь экзотическая зверушка – из тех, которых дома держать незаконно, но ее все равно покупают в задней комнате зоомагазина под влиянием момента, а потом выпускают в переулке, потому что у зверушки выросли бритвенной остроты когти или непомерный аппетит.

По узкому проходу между вещей Патти идет в кухню. Я – следом. Повсюду на столах высятся горы небрежно сполоснутых поддонов, в каких разогревают готовую еду в микроволновке. Сбоку – покосившиеся пирамиды красных одноразовых чашек. Я понимаю, что очень мало видела, как живут другие люди. Я никогда прежде не видела гаража, который походил бы на жилище семейства Нгуен, а глядя на квартиру Делла, я сознаю, что люди проживают целую жизнь так, как мне и в голову не пришло бы. Делл Дьюк явно избрал нестандартный путь. Если у него такое творится на виду, то что же тогда в шкафах? Мне становится любопытно. Должно быть, эта же мысль приходит в голову Патти, потому что она выходит из кухни, преодолевает завалы в гостиной и идет обратно в тесную прихожую.

Очень скоро на парковку сворачивает «форд» Делла. Психолог вылетает из машины с такой скоростью, словно у него загорелась шевелюра. Я вроде бы тоже должна дергаться, как он, но я замечаю, что подражаю невозмутимой Патти. Острые углы сточило волнами. Я – кусочек стекла в море. Если присмотреться, видно, что я стала прозрачной.

Патти дает отбой и сразу набирает другой номер. Невозмутимость – вот что в ней самое лучшее. Она и сейчас совершенно спокойна. Ну, почти. Может быть, невозмутимость приходит ко всем, кому довелось пережить немало разного. Невзгоды обкатывают, стачивают острые углы, как волны обкатывают кусочек стекла. Или обкатывают – или разбивают вдребезги.

Мне не хочется осложнять ей жизнь. Я встаю со своего места в глубине салона и убираю диванную подушку. Закрываю компьютер и снимаю очки. Я глубоко дышу. Я понимаю, что от меня одни проблемы. Я старалась стать невидимой, но уже одно мое присутствие неизбежно влияло на развитие ситуации. Куанг Ха и прежде был не сахар, но теперь, когда мы по вечерам идем через переулок к гаражу, он просто пышет яростью. Маи делает хорошую мину, но, кажется, даже она устала от всей этой истории. Я хочу, чтобы Патти было легче. Она заботилась обо мне. Поэтому я поворачиваюсь к ней и стараюсь улыбнуться. Этой улыбкой я хочу сказать, что благодарна за все, что она для меня сделала. Я хочу сказать, что мне жаль, что я такая изломанная. Я хочу сказать, что все понимаю.

Их покров из слов так же осязаем, как если бы он был сшит из ткани. Понизив голос, они жалуются друг другу на мужей и детей, и становятся едины, объединены кровью, жизнью, общим опытом. Каждая из них – часть чего-то большего. Даже если сами они этого не понимают. Я – понимаю.

Каким-то образом я ухитряюсь пережить первый месяц. Когда мне говорят одеться и почистить зубы, я подчиняюсь. Я живу с сосущим чувством абсолютной утраты, пустоты. Из моей жизни ушел всякий смысл. Я заставляю себя думать о чем угодно, только не о том, о чем на самом деле все время думаю. От этого я устаю так, что сплю столько, сколько никогда еще не спала. Я – тень. Мне больше не снятся цветные сны. Я не считаю по 7. В этом новом мире я не считаю и не считаюсь.

Когда Маи не в школе и не гуляет с друзьями, она рассказывает мне о своей жизни. Я слушаю. Но сама ничего не говорю. Большую часть дня я провожу с Патти. Она всегда рядом. А когда твой мир распался на куски, самое главное, наверное, – чтобы кто-то был рядом.

Я говорю, только когда этого не избежать. Во всех остальных случаях я стараюсь стать невидимой и не попадаться на глаза. Люди не поймут меня, как бы ни пытались, потому что я не способна общаться. Вот почему самая сильная боль выходит наружу молчанием.