Глава 2: Побег

Мир Славы рухнул резко и неожиданно.

Еще утром Бабуля, как обычно, стряпала что-то по хозяйству, когда он уходил в школу. В тот день пришлось задержаться – им перед грядущим ЕГЭ русичка вдруг после уроков решила дать тест.

После уроков Слава еще немного потусил с друзьями, и пришел домой только к семи вечера. Его встретила соседка: наверняка выслеживала в глазок, когда он загремит ключами у двери. Выскочила и с плохо скрываемым непонятным удовлетворением заявила, что бабушку забрала скорая. У нее днем поднялась температура под сорок, и кашлять начала сильно. Ну вот соседка и посоветовала вызвать неотложку.

– А все потому, что без маски ходила! – с видом эксперта заявила она, задрав в небо узловатый палец с больным ногтем.

Сама то соседка ковидом переболела в числе первых и, к счастью, довольно легко. Еще тогда, когда эпидемия только начиналась, и теперь, похоже, испытывала злорадство, когда вирус подкашивал кого-то из знакомых.

– В какую больницу? – растеряно спросил Слава, но та только отмахнулась. Дескать, ей почем знать.

Он срочно запустил старенький компьютер, купленный с рук практически даром – никакие игры на нем уже не шли, так что парень из старших классов отдал его за пять шоколадок. Славе же нужен был только интернет, так что ему этого старья хватало.

Поиск тут же подсказал телефон справочной, где можно было узнать про госпитализацию. По нужному номеру усталая женщина протараторила, что бабушку положили в третью больницу, на улице Маршала Воронова и повесила трубку.

Это было где-то далеко, за московским вокзалом. Идти туда пришлось почти час, и когда он добрел до серого кирпичного здания, то к больным уже не пускали: часы приема закончились. Ему предложили положить передачу в коробку, но он пришел с пустыми руками. Как-то не сообразил.

Наутро Слава не пошел в школу, а сбегал в магазин и купил апельсинов. Зачем – он не знал, но во всех фильмах в больницы все непременно ходили с апельсинами. Вроде как в них полезные витамины.

На этот раз доехал до больницы на автобусе, чтобы точно успеть к началу приема.

Медсестра на входе долго сверялась со списками и наконец сказала: «А она ж в реанимации, да еще в инфекционном отделении. К ней нельзя! И передачи тоже пока нельзя. Вон, подойдите к врачу, узнайте о состоянии», – она кивнула на проходящего мимо усталого человека, лицо которого за маской и очками и разглядеть то было невозможно.

Тот, уточнив фамилию, все также устало, буднично и отрешенно сообщил, что бабуля не пережила ночь. Сердце было слабое. Не выдержало. Очень бурное развитие инфекции.

Слава медленно опустился на стоящий рядом стул. В коленях появилась такая слабость, что ему показалось, что он сейчас упадет. В голове внезапно организовалась звенящая тишина.

– Что же теперь делать? – растеряно спросил он.

Доктор вздрогнул и, кажется, только в этот момент разглядел, что разговаривает не со взрослым, а со школьником.

– Мама знает. Просто передай ей, – чуть смягчив голос произнес врач.

– Мама умерла давно. Вместе с папой. Мы с бабушкой вдвоем жили, – пробормотал Слава.

Мужчина тяжело вздохнул. Снял очки, протер их салфеткой, посматривая на Славу:

– Я передам органам опеки. Возвращайся домой, сиди и жди. К тебе придут и все расскажут.

Обратно Слава шел пешком, как во сне.

Жизнь перевернулась в один миг. На столе еще стояли пирожки, испеченные бабушкой, а ее уже не стало. Он остался один во всем мире. Больше у него не было никого. Слава почувствовал себя беззащитным, словно с него содрали кожу.

Дом тоже стал пустым и тоскливым. Сидеть в нем и ждать неизвестно чего было невыносимо. Слава со слезами на глазах смотрел на окружающие предметы, которые были просто пропитаны любимой бабушкой. Тут все кричало о ней, на что не посмотри. Осознать, что единственного родного человека больше нет, что сейчас в двери не загремит ключ, и бабуля не войдет в квартиру с сумками, он до сих пор не мог. Сиротливые нелепые апельсины неловко лежали посреди стола, напоминая, что он с ней даже проститься не успел. Слава с трудом поборол желание вышвырнуть их в окно.

Опека. Что же с ним сделают? Помогут покупать продукты и готовить еду? Простые вещи Слава конечно и сам мог сварить…

И только в этот момент он со всей ясностью понял, что его отправят в детский дом.

Он когда-то читал рассказы человека, выросшего в этом заведении. Автор описывал свое детство как изощренный вариант ада. Славе и в самых страшных кошмарах не могло привидеться, что однажды он сам там окажется.

Славка прекрасно понимал, что будет в детском доме раздражающим чужаком. Все сироты росли в это убогом заведении с самого детства, а он такой сытый и ухоженный теперь заявится к ним за полгода до выпуска из школы. Его будут не просто ненавидеть. На нем отыграются за все то хорошее, что было в его жизни и не случилось в их.

К тому же драться он катастрофически не умел. Хоть росту в нем было все метр девяносто и в строю на физкультуре Слава стоял вторым, да только все преимущества на этом и заканчивались. Его заслуженно обзывали фонарным столбом. Ни широкими плечами, ни накачанными бицепсами Славу природа не одарила. Свалить его при желании можно было легким толчком в грудь, чем многие и пользовались. Решать конфликты силой было отнюдь не его стратегией, а ведь в детском доме иначе ничего не работает.

Слава обхватил голову руками и застонал.

Главное, до совершеннолетия, когда он по закону вроде как имеет право жить один в этой самой квартире, ему осталось то всего семь месяцев!

И тут в голове грянуло: нужно бежать!

Скрыться куда-нибудь на эти самые полгода! Срок то небольшой! С квартирой вроде как все равно ничего не сделают за это время. Наследство, как им на обществознании рассказывали, только через полгода и можно оформлять. Похороны… а что он может, несовершеннолетний, с этими похоронами? Государство одиноких умерших стариков вроде не бросает. Вот исполнится восемнадцать, и он найдет куда бабушку похоронят и устроит уже все как надо.

Всего семь месяцев.

«А как же школа, друзья?» – остановила его мысль, но Слава тут же горько махнул рукой: их он все равно лишится. Какое образование в детском доме? Друзей он и так больше не увидит. Можно считать, что его отправят в тюрьму до окончания школы. Нет уж! Лучше гулять на свободе. ЕГЭ вроде можно и через год пересдать, если что.

Обложиться учебниками и самому учиться все эти семь месяцев. Потом перед самым выпуском, когда в мае ему стукнет восемнадцать, он придет в школу и уже как-нибудь разберется с директрисой. Она у них человек понимающий.

Решено! Нужно уехать из города. Хотя бы в тот же деревенский дом, где он каждое лето жил. Печка там есть, так что зимой как-нибудь согреется.

Слава залез в сервант и вытащил бабушкин кошелек, куда она складывала пенсию. У него было неприятное чувство, как будто он ее грабит.

Денег оказалось даже больше, чем он ожидал. Слава прикинул в уме: если не шиковать, и покупать только рис, макароны и иногда овощи – для витаминов – то ему до мая точно хватит.

Так как вернуться до лета домой вряд ли получиться, то нужно было взять все теплые вещи сразу. Он достал огромный туристический рюкзак – по уверениям бабули еще отцовский – и запихал туда все: от учебников и тетрадок, заканчивая шапкой, пуховиком и несколькими парами обуви. Попробовал все это поднять и охнул. Далеко он с такой ношей не уйдет.

Пришлось вытащить пару книг, кроссовки, да и свитер взять только один, но самый теплый.

Рюкзак все равно был тяжел, но хотя бы транспортабелен.

Выходить из дома сразу было нельзя. На дворе уже стояла глубокая ночь, электрички уже не ходили, а и школьник с огромным рюкзачищем в районе вокзала в столь поздний час привлек бы внимание всех полицейских, которые только встретятся на пути. Но, с другой стороны, опека может прийти уже утром и тогда сбежать уже не выйдет.

Слава поставил себе будильник на шесть утра. Вряд ли сотрудники социальных служб припрутся так рано. Только заснуть он так и не смог. Слава понимал, что совершает настоящее преступление. Его будут искать и, скорее всего, с полицией. Если поймают, то все станет еще хуже. Наверняка поместят в детский дом какого-нибудь строгого режима, чтобы больше не сбегал.

Весь остаток ночи Слава лежал на кровати, тупо смотрел в потолок, и мрачно фантазировал что в его плане может пойти не так. Выходило, что прожить эти семь месяцев одному было практически невозможным чудом. Но лучше попытаться что-либо сделать, чем сидеть и ждать приговора от опеки.

Утром он обернулся на пороге дома и с тоской оглядел родные стены. Бабуля говорила, что он родился в другом месте и в Нижний приехал с родителями, когда ему был годик. Никаких других городов Слава не помнил, и его родным местом была именно эта квартира. Теперь же как будто с кровью отрывал от себя целый кусок. Отрезал на живую детство.

***

Как он мог сесть не в ту электричку, Слава так и не понял. Конечно, обе отходили с одной платформы. Как переученный левша он постоянно путал право и лево, так что, наверное, на автомате свернул на перроне не в ту сторону, и вместо бабушкиной дачи уехал зачем-то к черту на рога.

К тому же, из-за бессонной ночи его сморило сразу же как он плюхнулся на сиденье поезда. Проснулся он внезапно, как будто толкнул кто-то и с удивлением уставился в окно. «Следующая станция Арзамас», – сказал бодрый женский голос под шипение закрывающихся дверей, и Слава дернулся. Как Арзамас? Какой еще Арзамас?

Вышел на вокзале незнакомого города в одиннадцать утра и сразу же подбежал к расписанию. Ну конечно: утренняя электричка обратно в Нижний ушла двадцать минут назад, а следующая будет только вечером. Ну и где ему мотаться весь день с огромным рюкзачищем?

Хорошо, что на вокзале Арзамаса нашлась камера хранения. Платить за нее было немного обидно – не так уж у него и много денег, чтобы тратить их на глупейшие ошибки, но безвылазно сидеть на вокзале столько времени не очень хотелось. Кроме того, одинокий школьник, надолго застрявший в зале ожидания, наверняка привлечет внимание полицейского.

Поэтому Слава сдал рюкзак и отправился гулять до вечера по городу. Посмотрел на собор, который, к сожалению, был закрыт на реконструкцию и побродил по главной площади. Вроде как время надо убить, город новый и незнакомый, а Слава за свою жизнь так вообще впервые выбрался за пределы Нижнего, но почему-то его ничего не интересовало. Он только что порвал со всей привычной и размеренной жизнью. Всю ночь перед побегом его трясло от нервов, а теперь ходил по незнакомым улицам в полной апатии.

Поскорее бы добраться до дачи, лечь и заснуть. И проспать, желательно, до мая…

И тут его как ударом тока поразила мысль, что в полиции же совсем не дураки работают! Даже если не забьет тревогу опека, не обнаружившая его дома, то классная точно поднимет на ноги всех, если он без предупреждения долго не появится в школе. Полицейским же проверить собственность бабули – дело пяти минут. После того, как поймут, что Слава сбежал, то сразу же поедут на дачу и возьмут там тепленького. И привет, детский дом.

Выходило, что электричкой он ошибся совершенно правильно. Нельзя ему в Соримостово! Никак нельзя.

А куда тогда?

А хоть бы и в Арзамас. Только вот как найти крышу над головой? На гостиницу или съемную квартиру ему точно денег надолго не хватит.

Слава остановился посреди улицы и растерянно огляделся. Табличка на ближайшем доме гласила, что это набережная, но по другую сторону от домов за кустами и деревьями вроде как был обрыв и какое-то огромное зеленое поле без намеков на речку. Та то ли пряталась в высокой траве, то ли пересохла давно. Чуть дальше на углу стоял очень старый деревянный дом: огромный, пугающий темными провалами разбитых окон и высоченными – во все три этажа – деревянными рассохшимися колоннами. Покосившаяся дверь, которой, наверное, исполнилось лет сто, была приоткрыта. Вид у здания был немного странный и даже в чем-то страшноватый, может поэтому он и привлек внимание.

Слава подошел ближе и огляделся. Наверное, в девятнадцатом веке это была усадьба какого-нибудь генерала или купца. Для настоящего богача-аристократа дом был маловат, а вот для того, кто хотел пустить пыль в глаза, наворотив побольше вычурных элементов на фасаде относительно скромного здания – в самый раз. Разросшаяся за лето и ни разу не стриженная трава у высокого крыльца намекала, что сюда уже давно никто не заходил. Хлипкая деревянная дверь при ближайшем осмотре все-таки была заперта на замок, да только вот ушки были прикручены такими старыми и ржавыми шурупами, что отвалились сразу же как Слава просто для порядка подергал за ручку.

Замок упал на крыльцо, а дверь открылась с противным скрипом.

Он огляделся. Место было достаточно укромное. Несмотря на то, что рядом шла улица, кусты сирени плотно закрывали крыльцо от посторонних глаз. Окна ближайших жилых домов выходили в другую сторону. Правда оранжевая нарядная усадьба напротив стояла так, что ее обитатели могли видеть кто заходит в старый дом, да только это явно казенное здание. Музей или что-то типа того. Человек в здравом уме свое жилище в такие дикие цвета никогда не покрасит: словно конфетный фантик. Такой лубок только для туристов делают.

Слава тихо прокрался внутрь деревянного дома.

Здесь было темно, тихо и пахло старой замшелой бочкой. Такое странное сочетание древнего смолистого дерева, пыли, земляной затхлости и старых прелых листьев. Коричнево пахло. С легкой серостью. Точно под цвет старых стен.

Покосившаяся некогда парадная лестница, шикарно поднимающаяся из центрального холла, казалось, рухнет в любой момент. А уж когда Слава осмелился на нее наступить, очень громко застонала.

Однако лестница выдержала и позволила подняться на второй этаж. Туда, где окна были целы и даже остатки интерьера кое-где сохранились: покосившийся шкаф, кривой столик, да топчан в одной из комнат. Мебель, безусловно, не девятнадцатого века, а восьмидесятых годов, советская, простая, практичная и достаточно прочная, чтобы не развалиться от старости.

Удивительно, что тут сохранились батареи. Старые, чугунные, но, вроде целые и, когда включат отопление, даже был шанс, что они заработают. Если заклеить пленкой разбитые окна первого этажа, то зимой тут вполне можно жить.

Конечно, если соседи не заметят, что старый дом стал обитаем и не забьют тревогу. Если он сможет найти тут воду и туалет. Если тут есть проводка и электричество, и никто не обратит внимание на свет в окнах зимними вечерами. Слишком много «если». Но выхода у него не было. Дом подвернулся уж больно удачно, так, словно сама судьба его подсунула под нос.

Честно говоря, Слава уже начал сомневаться в разумности своего побега. Он, привыкший к комфорту городской квартиры, плохо представлял себе жизнь в настолько спартанских условиях. Например, как сварить тут картошку или согреть чай? В чем? Как и где помыться? Без ванны он уже через месяц будет иметь столь бомжатский вид, что его любой патруль на улице остановит.

С другой стороны, Робинзон Крузо начинал и с меньшего. Может быть, дорогу осилит только идущий? Стоит начать тут жить и постепенно осваиваться, а не сразу сдаваться и отправляться в приют?

Вот только почему это лакомое место не заняли местные бомжи? Вряд ли Арзамас настолько уникален, что напрочь лишен бездомных.

Первым делом он сходил на вокзал и за час, делая по пути остановки, чтобы отдышаться, припер в дом рюкзак. После того, как он достал несколько вещей и положил в шкаф, комната на втором этаже стала выглядеть чуть более жилой.

В местном хозяйственном магазине он по дешевке купил скотч и немного пленки, чтобы заклеить окна.

Свет в доме был. Телефон довольно пиликнул, когда он воткнул в старенькую черную розетку зарядник. Ни одной живой лампочки Слава правда не нашел. Пришлось еще потратить астрономическую сумму, равную двум неделям пропитания, чтобы купить маленькую электрическую плитку, небольшую кастрюльку и чайник.

Конечно, был соблазн поесть в столовой. По пути он уже приметил подходящее заведение в конце улицы: Кафе «Конек горбунок». Да только тогда он даже до зимы не доживет: деньги кончатся. Вариант общепита Слава пока оставил на крайний случай, если уж совсем прижмет жрать один рис, да доширак.

Вода в доме тоже нашлась, но исключительно холодная. На трубе, вероятно, когда-то болтался смеситель, но теперь она заканчивалась просто ржавой резьбой. Однако, он наловчился крутить кран, перекрывающий воду в стояке, и тогда из трубы начинала хлестать в раковину вода. Мыться здесь было негде, но вскипятить чай он смог.

К вечеру ему удалось побороть часть бытовых проблем и даже кое-как поужинать растворенной кипятком лапшой. Варить что-либо он пока не решился. Плитка все это время работала, но пока исключительно как обогреватель. Хоть сентябрь выдался и слишком холодным, но батареи пока не включили, так что перед сном Слава надел на себя всю теплую одежду, что нашел в рюкзаке. Завалился эдаким колобком на топчан и тут же заснул.