Чепмен с Фостером и Холегром вышли на улицу в попытке отыскать «капельки» или какие-нибудь остатки крови Грэма. И им это удалось – с убийцы кровь буквально струилась, поэтому целых два квартала пути за ним тянулись вполне однозначные следы. Два квартала привели героев в элитную часть города и заронили надежду, что именно здесь может обитать маньяк. Но последний обнаруженный след слегка пошатнул эту теорию: убийца оставил пятно крови на заборе, в месте, где перелезал, а чтобы попасть в район островной знати таким образом, совершенно необязательно быть его резидентом… Тем не менее троица с воодушевлением продолжила искать отметины напротив контейнеров-коттеджей, которые, в отличие от тесных клетушек рабочего класса, располагались на благородном расстоянии один от другого, но в это время начал лить сильнейший дождь. Обитатели острова тут же принялись выставлять на улицы и крыши посуду, ведра, даже перевернутые зонты – чтоб собрать воду. Дождь немедленно уничтожил любые следы крови, и Фостер впервые за проведенные на острове годы посетовал, что тучи выбрали не самое удачное время. Для большинства же такой обильный дождь – настоящее чудо, и упускать шанс было нельзя.
В это время Ди, которую под присмотром солдат оставили в окровавленном контейнере, тихо сидела в углу передней комнаты и зябла от холода. Вошел уже известный пассажирам «Линкольна» помощник Судьи – Грателли.
– Вам повезло, Диана, с этим дождем.
Грателли приказал солдатам, которые следовали за ним, поставить на улице ведра, чтоб те заполнялись водой. Затем распорядитель выложил перед Дианой щетки и моющее средство – роскошь в этом гиблом месте.
– Диана, прошу вас отдать кольцо. Это собственность администрации острова.
Ди быстро сняла обручальное колечко и вложила в ладонь Грателли.
– Поскольку вы теперь – хозяйка этого контейнера, уборка – это ваше дело. Наводите порядок. Контейнер надлежит вернуть в том же виде, в котором он находился, когда вы ступили на его порог.
– Меня что… выгонят?
– Выгонят? Зачем же. Живите пока тут, да и другого места для вас нет. После свадебного бала вы все равно переедете к мужу.
– Опять?..
– Да. Таков порядок. И когда закончите уборку, займитесь собой. Завтра утром похороны, и вы должны выглядеть подобающе.
Грателли вышел без лишних церемоний и удалился в дождь. Ди оглядела лужи крови и погрузилась в размышления. Какое-то пятно, и уютное гнездышко превратилось в место, где не хочется находиться даже минуту, не говоря уже о том, чтобы провести ночь. А ей предстояло прожить здесь неизвестно сколько… И почему-то девушка вообще не задумалась, что убираться тоже никто за нее не будет.
Фостер отвел Чепмена и Холгера к Судье – для отдельного доклада. Судья попросил Фостера выйти, затем выслушал Чепмена, и, разумеется, спросил, каков дальнейший план действий.
– Сэр, я не очень хорошо соображаю, мне бы выспаться, и поутру я представлю вам план. Сейчас я могу утверждать одно: есть смысл подозревать кого-то из руководителей кланов, их помощников и вообще тех, кто живет в «элитной» части. Это точно кто-то из верхушки.
– Но ведь забраться через забор мог и любой работяга.
– Сэр, чтобы истязать похищенную так долго, как это описал Холгер, преступнику понадобилось бы отдельное помещение, да еще и с хорошей звукоизоляцией. Нужны подручные средства и – хлороформ. Холгер подтвердит, что это вещество, судя по всему, хранится на острове всего в трех местах: в клане врачей, на складе Зилу и в неприкосновенном запасе, на вашем складе. Надо уточнить, сколько людей имеют доступ к этим хранилищам. По предварительным прикидкам Холгера – не больше двадцати.
– Так. То есть двадцать – это…
– Весь круг подозреваемых.
– Ох.
Судье стало не по себе – он понимал, что «аристократы» не позволят просто так соваться в свои дела и уж тем более в свои кладовые. Врачи – еще ладно, Холгер будет прозрачен, но склады Зилу – тут даже Судья не стал бы заикаться об обысках, о списках тех, кто туда приходил, что брал и так далее. Мелкая коррупция, прелести жизни элит всегда оставались скрытыми от обычных островитян. И должны быть скрыты и дальше.
– Что ж. Приходите утром с планом, подумаем. И – Чепмен, мне же не надо напоминать о тайне следствия. Холгер, надеюсь на ваше благоразумие, – Судья кивнул обоим и поднял руку, подзывая Прислужника.
Остров. Иногда я вспоминаю тебя как благословение, чаще – как проклятие. Из всех уцелевших и вернувшихся оттуда с таким трудом, я – один из немногих, кто остался дееспособен. То есть у меня есть работа, есть крыша над головой, есть психотерапевт, который регулярно читает эти записи и не позволяет мне останавливаться. Он даже сказал, что, может быть, это редкий случай, когда терапия открывает талант. Моя писанина кажется ему весьма достойной издания (да и сам я об этом подумывал, но не в плане изящной словесности, а только как о возможности заработать на собственных воспоминаниях и спасенных документах). О, записи. Все удивлялись, отчего же именно записи, эти писульки на полях книг и журналов, эти кондовые протоколы и описи из архивов я тащу с собой, рискуя собственной шкурой. Благодаря покойному Нейтану, который сразу смекнул, какая ценность заключена в этом островном мирке, я понял, что это всё – необходимо. Мы, современные люди, привыкли, что если не осталось видео, значит не было и события. А если телефон разрядился, мы горы свернем в поисках розетки, вместо того, чтобы сесть и… записать хотя бы пару строк так, как это бы сделали наши предки. К сожалению, большую часть документов у меня изъяли спецслужбы. Но основное я все-таки помню, и кое-какие блокноты (например, записную книжку Чепмена) я сумел спрятать и сохранил. Как знать, может, за мной и сейчас следят, и опять все заберут, включая эти самые страницы, но я все равно пишу – если уж и не ради большой литературы, то хотя бы как часть терапии.
Почему «благословение»? Как вообще язык поворачивается употребить такое слово по отношению к бесчеловечному месту? Презрение к правам женщин, запущенные дети, постоянные мысли о выживании, дрянная пища, холод, недостаток всего, к чему привык обыватель без каких-то там высоких запросов. Все это так. Но остров позволил мне открыть в себе человека, который даже в таких условиях сохраняет достаточно мужества и тепла в сердце. Нет, я не стал героем, но там я понял, что во мне есть нечто, чего я раньше не замечал. Что я больше, чем я думал. И я сумел пробудить это в себе, несмотря на то что попал на остров уже взрослым человеком, уже подающим кое-какие надежды специалистом, женатым, даже немного подуставшим. В общем, полагаю, многие из моих товарищей по несчастью, теперь уже «земляков», могут сказать о себе то же самое – что человек всегда может быть лучше, чем он есть сейчас.
Эмма проснулась от звука ливня, барабанившего по железной крыше. Капли гулко падали, создавая, благодаря рельефу металла, какую-то едва различимую песню из двух монотонных нот, и Эмме показалось, что одна из них – радостная, другая – горестная. Эмма встала, попила воды и с неожиданной ясностью поняла, что ей следует делать. В то время как Ди, сдерживая рвотные позывы, оттирала кровавые пятна, Эмма, в гораздо менее экстремальных условиях, принялась оттирать пыль и грязь с поверхностей своего жилья. Для того она без труда нашла все необходимое и довольно быстро управилась с работой. Она до блеска вычистила окна, наличие которых у Крюгера стало для Эммы настоящим открытием – до того грязными и заросшими какими-то мелкими растениями они были. Затем Эмма внимательно осмотрела вещи Крюгера и вычистила те из них, которые посчитала грязными; чистить пришлось щеткой, ни о какой стирке речь не шла, но все же расправленные и выбитые вещи смотрелись куда лучше, чем до начала процедуры. Затем она заглянула в ящики с едой – и обнаружила там хлеб, консервы и вездесущие водоросли. Соорудила из этого обед. Эмма убралась и на лестнице, ведущей ко входу в контейнер – очистила ступени от налета и разводов, и только завершив это, решила поесть.
Крюгер, пришедший уже затемно, открыл дверь и встал как вкопанный. Небольшие, «косметические» перемены были видны даже в полумраке. Эмма указала ему на тазик с водой.
– Вымой, пожалуйста, руки и лицо.
Крюгер покорно выполнил указание и сел за стол.
– Я вообще-то принес поесть…
– Давай поужинаем тем, что я приготовила, а это припасем, – рассудила Эмма и разобрала пакет, принесенный Крюгером.
Крюгер с облегчением переключился на еду – это позволило хоть немного оттянуть разговор, который Крюгер не знал, как начать. Но когда Крюгер поел, Эмма взяла все в свои руки.
– Крюгер. Я хочу, чтоб ты вымылся.
– Ну, ладно.
У Крюгера, у одного из немногих на острове, был заведен душ, пополняемый дождевой водой. Исполненный тревожного ожидания, Крюгер наскоро ополоснулся, накинул полотенце и вышел в комнату. Перед ним стояла обнаженная Эмма.
Альваро звал Эмму, шедшую в прострации по улице, но, как мы знаем, так и не дозвался. В этот момент его, наконец, заприметила Данита, которая до этого битый час носилась по городу в поисках доктора. Данита отвела бывшего хирурга в убежище под антенной, где без сознания, в лихорадке метался Лон. Альваро отметил про себя, что Лон, скорее всего, не жилец, и молиться можно разве что об упокоении его души, однако признаться Даните не смог и заключил, что с божьей помощью шансы Лона не так уж и плохи. Сам же Альваро без лаборатории и анализа крови не мог определить – то ли Лон подхватил какую-то респираторную инфекцию, что не критично, то ли из-за ранения начался худший процесс – и инфицированы были ткани или органы. Альваро призвал Даниту не думать о том, сможет ли Лон когда-нибудь ходить, это и правда было второстепенно; гораздо важнее было победить инфекцию, а в этом могли помочь лекарства, питание, теплая одежда – словом, всё то, что практически невозможно обеспечить на острове, в особенности когда ты в бегах и прячешься более-менее в норе. Этим Альваро завершил свой беглый осмотр, вдаваться в детали состояния Лона не имело смысла ввиду тяжести этого состояния. А еще Альваро торопился на берег.
Увидев сети, которые сушились на берегу, Альваро сбавил шаг и на всякий случай внимательно осмотрел каждую, стараясь отыскать вожделенных моллюсков. Но сети были пусты – оставалось надеяться только на то, что Паскаль их уже перебрал и вытащил все ценное, но Альваро все равно успел расстроиться.
– Альваро! Иди сюда! Уже четыре, и это я еще не все осмотрел! – Паскаль кричал от радости.
Альваро подошел к ведру, наполненному водой, – внутри правда – четыре черных, страшных и ядовитых моллюска.
– Живые?
– В отличном состоянии! И, будем надеяться, они смогут размножаться. Ну, мы им устроим пятизвездочный отель.
Пятизвездочным отелем для морских гадов стал большой аквариум – внутри него Паскаль что-то наколдовал с водорослями, какими-то камешками и чем-то вроде ила, который он достал с глубины. Со склада клана аграриев, конечно, в тайне, были утянуты лампы, фильтры, насос, обогреватель, термометр и прочее оборудование. Довольный океанолог утверждал, что для моллюска не найдется уголка в море, лучше этого дома. Альваро оценил оперативность и усердие Паскаля.
– Как вам все это удалось? И не погибнут ли они? – восторженно спросил врач.
– О! Как удалось? Знаете, только один человек в мире сумел найти способ держать тропическую карликовую каракатицу в неволе так, чтобы она размножалась. Никто не смог этого повторить! На наше счастье, этим человеком был я.
Но океанолог знал, что это еще не все: чтобы прихотливые головоногие не передохли, понадобится регулярный химический анализ воды на добрый десяток параметров. А лабораторный выпариватель и другой набор реактивов потребуются, чтобы очистить токсин. Все это было расписано пошагово, и Паскаль взял на себя труд добыть элементы будущего производства. На Альваро была возложена дальнейшая рыбалка: предстояло наловить мелких рачков и мальков, чтобы обеспечить моллюскам питание.
Весь оставшийся день Альваро провел на берегу бродяг, разыскивая в сетях ракообразных, и сумел набрать, как ему показалось, достаточно. С ведерком, чуть ли не вприпрыжку, он отправился в контейнер Паскаля и нашел того суетливо бегающим от большого аквариума к мелким, стоящим вдоль стены.
– Они начали есть друг друга! – констатировал Паскаль, и Альваро бросился помогать. Моллюски в аквариуме делали агрессивные выпады друг на друга.
Как только Альваро схватил второй сачок и принялся ловить моллюска, тот выпустил облако темной слизи. Паскаль подскочил к аквариуму и сачком захватил плотные чернила, достал и сцедил в кювету.
– Альваро, ты вытаскивай их, а я буду собирать чернила.
Погиб только один из гадов; остальных удалось изолировать друг от друга и после накормить. Моллюски сильно проголодались – и каждый набросился на свою порцию. В пробирке у Паскаля накопилось изрядное количество токсина. Океанолог с удовольствием рассматривал жидкость на просвет.
– Можем приступать к эксперименту?
– Этого хватит, – с радостью ответил Альваро, – а что с фильтрами и прочим?
– Все будет сегодня же.
Данита задержалась у Лона. Она ничего не могла поделать, и все же считала, что помогает хотя бы тем, что держит его голову у себя на коленях и молится. Жар не спадал, Лона лихорадило весь день, и пот лился градом. Данита поила полубессознательного Лона. Мальчишки – главным образом Энрике, бегали за водой, а после, когда пошел ливень, достали где-то ведра и поставили во дворике у антенны. С наступлением темноты Данита услышала крик: «Атас!». Кто-то из ребят, стоявших во дворе, таким образом предупредил о приходе лишнего человека. В контейнер заглянул Пун, лицо которого горело:
– Целый день тебя ищу.
– А как… ты смог найти?
– Поймал одного из твоих мальчишек. Пойдем домой.
– Я не могу… Лону плохо.
– Ты должна быть со мной, соседи спрашивают, где ты. Если они что-то заподозрят, нам обоим крышка.
– Но…
– Никаких «но», Данита. Ты попадешь в бордель, а меня расстреляют.
Данита встала, аккуратно уложила голову Лона на тряпки.
– Я приду к тебе утром, – произнесла она, хотя Лон вряд ли мог ее услышать.
О проекте
О подписке