Письмо 7. У порога Храма

11 августа 1999.

Уже вечер. После солнечного затмения, которое очень красочно и подробно показали по телевидению, все остальное время дня смотрел в окно – на проносящиеся по небу облака, на дорогу перед домом, по которой снуют суетливые машины, на двухэтажку «Бытовых услуг» прямо перед моими окнами через эту дорогу. За «Услугами» расположился базар – наши «развалы», напоминающие «супермаркеты» под открытым небом. Еще дальше – многоэтажки, и за ними – колея железной дороги Москва-Петербург. И если шагнуть за эту железную трассу, то здесь и сосновый бор, куда иногда хожу я с Севой на прогулку, но случается это крайне редко, поскольку с утра я берусь за свое «гусиное перо».

Моим «гусиным пером», на самом-то деле, является уже вышедший из моды компьютер с памятью 340 мегабайт. Если же сравнить его с компьютерами, имеющими в несколько раз большее быстродействие и память, измеряемую в гигабайтах, как у детей новых русских, то читатель и ты, мой Друг, согласитесь, что я, действительно, пишу это письмо «гусиным пером», поскольку письмо – это же не суперигрушки, требующие для себя много места в памяти компьютера и особого сервиса на экране дисплея.

Весь сервис письма – в голове пишущего.

И все же мое «гусиное перо» много удобнее шариковых или гелиевых ручек и рукописных листов бумаги, требующих большой траты времени, терпения и сил на замены одних испорченных листов на другие, на стирания и дополнения текста, на разного рода вставки и заклейки и многое другое, от чего в полной мере освобождает «гусиное перо». Но самое главное при этом – освобождается мысль, поскольку она не вязнет уже, не зависает в неразборчивом почерке, в медлительности написания слов на бумаге обычным способом, не спотыкается особо в поиске ранее напечатанного.

Теперь же, если от этого лирического отступления оттолкнуться или встать на табуретку, чтобы расширить горизонт, то станет очевидно, что сутью движения человечества по винтовой лестнице цивилизации, иначе сказать – целью и смыслом человеческого «сервиса» является постепенное освобождение сознания от рутины материального быта во всех сферах духовной жизнедеятельности.

И как удар грома вызывает соответствующую реакцию нашего тела, так и движение мысли вызывает в нашем сознании соответствующую ей вибрацию (звук и образ), которую утонченный организм способен воспринять и зафиксировать в своей памяти.

Вот для раскрытия способности человека воспринимать эту вибрацию (энергию) мысли, оформленную в звук (слово) и в образ (символ), и должны быть направлены основные усилия мировой науки, культуры, философии и религии. Поскольку это не что иное, как окно в четвертое измерение пространства-времени, это – выход на следующий виток спирали нашего земного Бытия.

 
Как шар хрустальный, падая с высот,
На множество осколков разобьется —
И трудно их затем соединить
В единую сверкающую сферу,
Так и Миров Сознание распалось
На множество сознаний, утерявших
Величие свое и чистоту.
 

Так вот, сегодня за окном за целый день ни со стороны Москвы, ни со стороны Петербурга, ни из-за деревьев соснового бора так и не появился Конец Света. Он либо сам скончался где-нибудь по пути, либо запутался между шпалами на длинной дороге. И поскольку, как и все, я ожидал Конца Света и намекал об этом сыну, а Конца Света не случилось, Сева подал мне «Заявку», в которой говорилось о том, «што геннадий гаврилов уволен с работы небесных и вопще отстранен гениралом с поста командующиво а типерь афицера Всеволода поставили на должность». Под документом, как положено, залихватская роспись и печать – теперь, видимо, Концу Света не поздоровится.

– Но если ты «вопще» снял меня со всех постов, то кто же будет командовать чистотой в квартире? – спросил я.

– Новый командующий Всеволод, – улыбнулся он.

– Тогда, Всеволод, возьми тряпочку и протри на своей полке пыль, и в ящиках стола не забудь навести порядок.

Выйдя с Севой в предполагавшийся момент Конца Света на наш «сервисный» базар за продуктами, я будто попал на съемки исторического кинофильма. На широких ступеньках лестницы магазина, словно на паперти, молодой парень, играя на баяне, зарабатывал свои хлебные деньги. В двух шагах от него на костылях стоял юный калека с гипсовой ногой, перевязанной белым бинтом, а на шее табличка: «Помогите. Живу один и не кому помочь». У ларьков на ящиках уже традиционные бабульки с семечками и чесноком. Ближе к базару – полупьяный бомж с кепкой, брошенной под ноги прохожим. Много стало появляться и распухших от постоянного «подпития» русских женщин, продающих товары заезжих людей «кавказской национальности».

Дом наш кооперативный, парадные оборудованы переговорными устройствами, но они не преграда для бомжей, забегающих распить бутылку на лестнице и здесь же помочиться, не преграда для молодежи, собирающейся группами около квартир своих одноклассниц или друзей. И повсюду грязь, окровавленные шприцы – такая вот «романтическая» достопримечательность «демократических преобразований» в России. Не о таких, конечно же, «преобразованиях» и не о такой «перестройке» в нашей стране мечтали диссиденты 60-х, когда сажали их в тюрьмы и лагеря, высылали из больших городов, помещали в психбольницы. Опустили Россию так, как и предположить не могли романтики «перестройки».

11 августа. Вчерашнее солнечное затмение сегодня завершилось обычным ураганом «Торнадо» у побережья Америки. Как и всегда, ветром вырывались столбы, рвались линии электропередачи, со свистом слетали крыши с домов, обгоняя поднятые в воздух машины. И как всегда – человеческие жертвы.

12 августа, пятница. Дорогой Друг, в этот темный для оккультистов день хочу поговорить с тобой о светлом. Памятуя о том, что

 
Чистая молитва доходит.
У подножия Христа
она расцветает серебром, —
 

я, прежде чем написать сегодня первую строчку письма к тебе, омылся такой чистой молитвой. И стараюсь это делать каждый день прежде, чем нажимаю кнопку включения «гусиного пера».

Мой рабочий стол – это уголок справа у окна, как это было и у Павла Федоровича. Разве что наша комната несколько больше.

У стены над столом на полках книги, которые чаще всего бывают необходимы. Это, в основном, разного рода справочная литература по математике, астрономии, физике, химии, кое-что по эзотеризму.

Здесь же – «Библия», «Тайная Доктрина», «Живая Этика», «Роза Мира». Передо мной, в свободном пространстве стены, репродукция с картины Святослава Рериха «Возлюби ближнего».

 
О Христе любовью ревнуя,
Христу радость несу.
Рядом в овальной раме – Учитель Мориа.
 

Моя Любаша родилась 9 октября – в день рождения Николая Рериха. В свое время Галя писала о ней мне в лагерь:

«Один раз она выскакивает из ванны и сразу задает мне вопрос: «Мама, где мой папа живет?» – а в глазах такое нетерпение, даже щечки покраснели. Я сказала, что ты в Перми живешь, и приедешь, когда мы пойдем в школу. Теперь Любаша пошла играть в футбол. Играет сразу за две команды и совмещает роль комментатора».

Как бежит время. Любина дочь Светлана (моя внучка) в сентябре пойдет уже в третий класс. Сева (мой младший сын) почти на два года моложе своей племянницы Светы. Родившегося еще в Таллинне Святослава мы назвали в честь Святослава Рериха.

В общем-то, он у нас «иностранный подданный», земляк Виктора Нийтсоо из «ближнего зарубежья».

Но вернемся к ранее прожитому. Случился у меня в новосибирский период жизни весьма интересный и знаменательный сон, символическое значение которого до сих пор полностью не осознано мною. Может быть у тебя, дорогой Друг, возникнут соображения по этому поводу?

Ясный день, но тревожно и напряженно на холмах, тянувшихся до горизонта, словно гигантские волны. Внутри холма длинные помещения, разделенные перегородками, образуют единый комплекс мощных и таинственных строений. И ни звука в заброшенных пролетах, сквозь которые я пробирался с большим трудом. Только лязг металла глухо отражался от стен, когда я отодвигал висящие в беспорядке части заброшенных механизмов, чтобы пройти мимо них. Одно, другое, третье помещение – мертвое и серое однообразие и лязг, лязг железа, словно на давно погибшем корабле, некогда покинутом аргонавтами навсегда. В четвертом зале оказалось светлее. Свет лился сверху и дрожал, переливаясь в громадных полотнищах, развешенных на веревках. Но самих веревок не было видно. Красные и желтые, зеленые и синие полотнища полоскались на ветру, издавая глухие хлопки, словно выстрелы пушек.

Обойдя их все, я вышел навстречу солнечному лучу и оказался на вершине холма, отвесная сторона которого представляла собой одну из четырех стен гигантского зала без крыши.

Стены и пол зала были выложены гладкими квадратными плитами, которые, отражая солнечные лучи, светились ярко-желтым сиянием, равномерно заливающим окружающее пространство. Далеко внизу еле различалось какое-то движение и доносился гул множества людей. Я прыгнул и стремительно начал падать. Толпа расступилась. Но у самых плит пола снова взмыл вверх и полетел к противоположной стене странного зала. Эта стена так же была вертикальной и без уступов. Почти на самом ее верху были укреплены три сверкающих символа.

Слева от меня окруженное золотым сиянием возносилось изображение Будды. Справа – в искрящемся голубом ореоле обозначался Лик Иисуса Христа. В центре триптиха, радугой переливаясь от темно-красного к ослепительно-белому, как бы дрожало в лучах заходящего Солнца изображение египетского Германубиса с тройным кадуцеем в правой руке. Подлетев к триптиху, я взял в руку изображение Германубиса и снова ринулся вниз.

Встав на плиты ослепительно-желтого пола, я быстро пошел к воротам, которые обозначились в стене справа от меня. За мной следом двинулись люди, одетые в плащи, с пиками, знаменами и плоскими мечами в руках. Пройдя бесконечно длинным коридором, мы вышли на обширное поле. Оно не было ровным – небольшие холмы вздымались над ним и справа и слева. Из-за холмов навстречу нам двигались конные и пешие воины. Солнце палило. Разноцветные одежды людей и потные спины коней как бы светились. Желтый песок слепил глаза. Обогнув очередной холм, мы двинулись по узкой тропе.

От быстрой ходьбы мой желтый плащ развевался словно знамя. Топот тысячи ног и ржание сотен коней сопровождало это стремительное движение по волнообразной поверхности залитого солнцем пространства.

Миновав еще один холм, мы остановились. Группа воинов преградила нам Путь. Двое из них, вздыбив коней, ринулись к нам. Я взмахнул Германубисом – и они замерли в трех шагах от меня. Мои воины в плотных кольчугах и шлемах подвели за уздцы трех рысаков – черного, коричневого и гнедого в белых яблоках. Я вскочил на гнедого – преграждавшие путь разомкнули строй и, пропуская нас, справа и слева стали присоединяться к нашему воинству.

Вдали за тремя холмами черною тучей грудились неведомые нам всадники и пешие. Стремительно мы понеслись к ним навстречу.

И еще не различая лиц, находящихся вдали, сердцем я ощутил, что это не враги уже там, за холмами, а наши соратники и сподвижники.

 
Вас было девять – праведных и верных,
Обет принявших посвятить себя
Познанию Надземных Откровений.
Так и сегодня – силу приложи
И рук своих, и разума земного,
Чтоб данное тебе не умалить.
 

В этот период времени развивались события, связанные еще с одним знамением Судьбы.

И как в Таллинне в двух шагах от меня оказался человек, с которым я встретился на другом конце города и который повернул всю мою жизнь, представив меня П. Ф. Беликову, так и в Академгородке я познакомился с человеком большой духовной силы и устремленности, квартира которого в Новосибирске оказалась от моего дома на расстоянии всего лишь в четыре трамвайные остановки.

И пришло время, когда он счел нужным дать мне в руки сокровенный эзотерический материал – рукописи Всеволода Белюстина, которые, в общем, можно было бы озаглавить как «Солнечная Религия Космоса», так и «Круги Разума Гермеса». По своей значимости и глубине эти рукописи можно сравнить разве что с «Тайной Доктриной» Е. П. Блаватской. И вспомнив сказанное ранее:

 
От Девы Мы указываем – жди
Посланника от Нас…, —
 

мне стал понятен смысл моего «отчаянного», как говорили друзья, переезда в Новосибирск. Именно арканологических аспектов «Кругов Разума Гермеса» мне и не доставало для серьезного подтверждения правильности направления, в котором я двигался при разработке того математического аппарата, который предварительно был мною озаглавлен как «Алхимия структурных чисел». Если же говорить более романтично, мою тему можно было бы озаглавить как «Структурное творчество вселенной», поскольку в духовном смысле слово Алхимия и обозначает – духовное творчество.

И теперь все мои наработки по этому поводу обрели смысл и свое место в намечающейся уже тогда книге, которой я мыслил завершить свои многолетние духовные поиски.

Тогда же стало и очевидно, что для оформления в книгу идеи единого подхода к изучению земного и Надземного, помимо науки мне необходимо более подробно ознакомиться и с религией земной, чтобы быть способным рассуждать о Религии Надземной.

По этому поводу была у меня непростая переписка и с Павлом Федоровичем. Приведу лишь одно его письмо на эту тему.

«Некоторые фактологические данные об Иисусе Христе, как мне кажется, специально не уточняются. По общепринятым христианством данным, Его рождение состоялось 25 декабря, но есть сведения, что Он посетил Землю лет на 70 раньше.

Если объявить сейчас точную дату Его пребывания на Земле, то произойдет гораздо больше вреда, чем пользы. Христианство и так уже знало несколько крупных расколов, и можно себе представить, что будет, если окажется, что и сама личность Христа далеко не то, что мы себе представляем^[26]. Поэтому-то полезнее давать предположительные данные о Христе, в нескольких вариантах. Можно упомянуть об Учителе Справедливости^[27], например, и, как это делала Блаватская в «Евангельском эзотеризме», следует сказать об Иисусе из Лидды, распятом задолго до общепринятой даты. Можно включить и описание жизни Иисуса в Тибете, но опять таки лучше в виде легенды, указав на то, что легенды заключают в себе и долю истины…» (октябрь 1980).

Занимаясь изучением Учения Живой Этики, работая с «Письмами» Елены Ивановны Рерих, готовясь к лекциям или беседам по этой тематике, я часто пользовался «Алфавитным указателем терминов» к книгам «Живой Этики», составленным Павлом Федоровичем. В своих письмах ко мне он неоднократно сетовал, что этот Указатель весьма неполон, что это лишь первая попытка такого рода, и хорошо бы сделать серьезный и достаточно полный указатель.

И я решил попробовать реализовать пожелание своего земного Учителя. Долго я мысленно перебирал – кого же из своих молодых новосибирских друзей привлечь к этой работе. И мой выбор пал на спокойного и добросовестного, немногословного и обязательного Владимира Слободанюка. Ясно, что для осуществления такого проекта требовалось не просто внимательное прочтение всех книг Живой Этики, но и скрупулезное размышление над тем – какое именно слово или словосочетание из того или иного параграфа той или иной книги включить в указатель, чтобы в его оптимальном объеме вобрать все наиболее существенное из Учения.

Вскоре, однако, выяснилось, что для пользы этого дела нужны были мои более частые встречи с Володей. И в ноябре 1980 года я перешел работать в группу вычислительного центра института ВНИПИгаздобычи, которую он возглавлял. И весь следующий год был для нас как годом плодотворного общения, так и годом интенсивной работы над алфавитным указателем. И такое тесное сотрудничество между нами предопределило мое особое и доверительное отношение к Володе.

Ширилась и «кружковая» работа с людьми, которых, как и меня, интересовали духовные проблемы нашего земного Бытия. Постепенно увеличивалось число гостей, приходящих ко мне на чашечку чая. Иногда же меня приглашали для бесед с ищущей молодежью к Николаю Качанову на чашечку кофе. Но у Коли болел сын, и он всерьез подумывал о переезде в Америку к родителям жены в надежде, что, может быть, там им удастся излечить его от диабета. В связи с этим Николай Качанов строил планы своей будущей работы совместно с Зинаидой Григорьевной Фосдик – директором музея Н. К. Рериха в Нью-Йорке, мечтал побывать в Ауровиле (Индия) в общине Ауробинта Гхоша. И если сын поправится, то дальше им планировалось возвращение в Сибирь и поселение на Алтае.

В феврале 1981 года они уехали^[28]