Я стал внимательно вглядываться в матовую поверхность зеркала. И в какое-то мгновение пространство сместилось и стены Храма заколебались. Топот множества ног раздался за моей спиной. Я обернулся. Ко мне бежали люди с обезображенными лицами, наполненными ненавистью в глазах. Размахивая руками, в которых были ремни и цепи, они с угрозами приближались ко мне. Я же тихо молился и призывал Господа, устремляясь всем сердцем к Нему. И люди отступили – будто какой-то вихрь убрал их из Храма. А навстречу мне вышли другие люди. Много людей. Среди них были индийские йоги и почитатели Кришны, иудеи и мусульмане, множество обособленных групп со своими Учителями. Но я шел мимо них к восточной стороне Храма – и молился.

И возникло движение у Алтаря – отверзлись Врата.

Из Врат вышел Старец и предстоящие с ним. На ладонях Старца стоял ларец с Камнем^[33]. Ларец походил на церковь Христову. И Небесное песнопение охватило Храм. И колокола звучали светло и радостно.

Подойдя к Старцу, в котором я узнал Сергия Радонежского, я склонился к его ногам. Лик Владыки излучал Свет и Любовь.

 
Я розовым Покровом окружу
Летящего в заоблачные Выси.
И плащ ему из радуги накину
На плечи оголенные, чтоб были
Они защищены от зла людского.
При Алтарях стоящие помогут
Войти в чертоги Храма Моего.
В Храме горят свечи.
 

– Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков… – начал священник вечернее богослужение.

Народу сегодня больше обычного – завтра Сретение Господа Иисуса Христа.

– Величаем Тя, Живодавче Христе, и чтим Пречистую Матерь твою… – поет хор.

У самых ступеней амвона ближе к клиросу на маленьком стульчике сидит маленькая женщина – лет сорока, горбатая, без рук, на коротеньких ножках. Приехала она на службу из дальних мест, не сломленная горем, не озлобленная на людей, ее окружающих.

Не имея рук, чтобы одеться, раздеться, попить, поесть, сделать все те тысячи дел, которые мы, не задумываясь, делаем руками, она, тем не менее, закончила школу, красиво пишет ногой, вышивает и лишь об одном молит: «Господи! прости меня грешную».

Священник возглашает:

– Яко благ и человеколюбец Бог еси, и тебе славу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков…

А на другой стороне амвона под большой иконой Николая Чудотворца на скамеечке сидит другая женщина, с детства пораженная полиомиелитом.

Я видел, как она ползла к церкви на коленях по острому гравию, которым был покрыт церковный двор. На руках ее были рукавицы, простроченные плотно, с жесткой резиновой прокладкой, чтобы не ободрать ладони.

Сколько таких рукавиц пошил я в мордовском лагере.

Думал, для лесоповальщиков шьем, а они вот еще где приладились, да пригодились.

Закончилась вечерня и я, как чтец, выйдя на середину Храма к иконе Спасителя, начал утреню шестопсалмием:

– Слава в вышних Богу, и на земли мир…

А сколько блаженных и одержимых приходят сюда, чтобы преклониться к стопам Господа.

«И ныне посли помощь Твою на предстоящыя пред лицем святыя славы Твоея и ожидающыя от Тебе богатыя милости» – тихо молился священник пред царскими вратами…

Рекой течет страдание по земле. Но как ничтожно мало понимающих смысл и причины этих страданий.

Служба закончилась. Храм опустел. Прибравшись в алтаре, вышел и я во двор. Было темно, сыро и холодно.

На церковном дворе у входа в невысокое деревянное строение, предназначенное для приезжающих, одиноко стояла та маленькая женщина. Я видел, что, когда люди покидали Храм, она на некоторое время задержалась на ступеньках амвона, дочитывая нужное ей в «Молитвослове». И вот встретил ее у крыльца сторожки. Она не могла самостоятельно подняться по ступенькам. Я подошел, замешкался, не зная, как же взять ее и поднять. А она посмотрела на меня добрым взглядом:

– Романовна обещала проводить, да куда-то запропастилась. Помогите мне, – спокойно сказала она.

Рук у нее не было по самые плечи – разглядел я вблизи. Взяв ее за бока, я поднял женщину и занес в помещение.

Она поблагодарила одними глазами и, переваливаясь из стороны в сторону, прошла в дом. Не на таких ли российских мучениках и мученицах и держится церковь?

«Спасибо за весточку о себе, – отвечал я на полученное письмо одного из своих новосибирских друзей. – Мне не хотелось преждевременно говорить об изменениях, которые постепенно происходили у меня, пока они не определились окончательно… И все это время я очень сожалел, хотя и не говорил тебе об этом прямо, что именно в последние полгода ты усиленно отклонялся от избранного нами Пути, теряя время на свою домашнюю круговерть, которой, как правило, не бывает конца. С другой стороны, я чувствовал, что зерно духа твоего здоровое, и оно, рано или поздно, вернет тебя на нужный радиус и в нужный ритм твоего духовного движения по жизни. Именно на разрыв физического общения я и надеялся, как на соединительную нить между нами в плане духа… Как дальше все сложится у меня – трудно сказать, но пока я буду нести послушание в лоне православной церкви. Молитвы и песнопения, утрени и Божественные литургии наполняют меня своею благодатью…» (ноябрь 1983).

«Ты все же добился того, к чему стремился, – писал в большом послании ко мне Володя Слободанюк. – Конечно, я думаю, наши отношения не разрушатся… Желаю тебе радости и всего светлого в твоем творчестве» (декабрь 1983).

Но до света и радости мне было далеко еще здесь.

К неопределенности с моим послушанием и возникшим, в связи с этим, минорным настроением, добавился случай, особенно больно ударивший меня по сердцу.

Приехал ко мне с женой из Красноярска Александр Черепанов. Точнее, жена привезла Сашу для встречи со мной. Как он изменился с тех пор, когда мы виделись полтора года назад. Затяжной туберкулез, семейные неурядицы и ранимость характера, смешавшись в один клубок, оставили заметный след на его психике. Оправится ли он от болезни? – думал я со щемящем сердцем. Два дня, пока они гостили у меня, я пытался всеми силами вывести Сашу из состояния апатии и уныния, вселить хотя бы искру надежды в его опустошенное сердце.

На прощание я подарил ему Распятие, которое носил все это время на себе, и нательную иконку Сергия Радонежского – самое дорогое, что имел я здесь в чужом городе и в чужой квартире.

Господи! – молился я в алтаре после отъезда Саши, – Помоги ему обрести прежнее звучание и ума, и сердца. Охрани от неверия в свои силы. Огради от отчаяния. Дай руку, чтобы смог он опереться и встать, и продолжить Путь свой по жизни.

«Подошло, видимо, время ответить мне на ваши письма, – обращался я через Володю Слободанюка к своим новосибирским сопутникам. – Оглядываясь назад, я еще и еще раз благодарю Судьбу, что она привела меня своей суровой рукой в не менее суровые сибирские просторы. И я признателен ей за встречи с вами и за тот отрезок пути жизни, который довелось нам пройти рядом. И не было между нами отчаявшихся, но были поиски и непрерывное движение вперед. Об непрерывности движения я и хочу сказать вам несколько слов. Большие поэты, музыканты, писатели или ученые не знают перерыва в своем творчестве.

Творчество для них – это их дыхание, их пища, их неземная любовь. Также непрерывен и спрессован во времени должен быть и путь устремленного к высотам Духа. Кажется, что нет ничего особенного в этой истине. Но и в корне дерева нет ничего особенного – в темноте, да в земле, говорить то о чем.

Однако, именно от корня – и росток, и стебель, и плоды.

И только в отсутствии непрерывного движения по избранному нами пути я вижу причины неудач у некоторых из вас. Вспоминаю годы общения с одним из нашим соратников, его метания по дорожкам сада, от дерева к дереву, от цветка к цветку. Но сорванное быстро вяло в его руках, теряло свежесть и очарование. За новым цветком устремлялся он – и новые разочарования. А нужно было спокойно стоять на своей земле и проводить сквозь себя ее живительные соки, и набухать своими почками, и зеленеть своими листьями, и, вырастив свой цветок, насладиться им. Но где один цветок, там и два, где цветы – там и Сад, где Сад – там и Садовник. И до тех пор, пока человек в своем неудержимом творчестве не устремился по пути собственной жизни, он лишь ее сторонний наблюдатель, но не ее провозвестник. Растите свой Сад – и Садовник придет.

Именно своей Жизнью начертал Иисус Христос краеугольные камни Нового Завета. Именно своей Жизнью начертала Елена Рерих краеугольные камни Учения Живой Этики. Потому она и Живая, что прочувствована и пережита – и поэтому запечатлена на скрижалях истории человечества.

Я взял большие примеры. Но каждому из нас следует именно соизмерять шаги собственной жизни с этими горными Вершинами, возвышающимися над нами. И как хотелось бы, чтобы не только мои друзья, но и другие последователи Живой Этики от простого накопления книг перешли к реальной работе. Реализуйте творчески хотя бы часть из того, что имеете, – и вы войдете внутрь Горы, которая называется Вселенной.

И там неожиданно для себя обнаружите вертикальную лестницу, выводящую вас прямо к Вершине. И пусть до этой Вершины будет еще бесконечно далеко, но все же, вам будет дано увидеть будущую скрижаль вашего творчества в чистой синеве Беспредельности. Именно там разворачиваются Вселенские Мистерии Иисуса Христа, именно там и сегодня звучит призыв: «Не молитесь всяко, но в Духе». Все мы только в начале пути. Но путь наш начат. И сердце огнями своими озаряет дорогу, разум не дает споткнуться о камни, дух трепещет и животворит. И реальные дела ложатся к ногам людей. Есть и, конечно же, еще будут трудности на этом пути. Но разве может не быть их на перевалах, на крутых склонах, среди холода окружения. Награда за труд – синева Беспредельности.

Хочется отметить и последний нюанс, который может оказаться тяжелой гирей на ваших ногах. Эта гиря – утрата перспективы, довольство достигнутым и остановка в пути. Но не может быть в Беспредельности ни довольства, ни остановки, поскольку «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его»^[34]. Пусть будут на вашем Пути разочарования, пусть будут ушибы и удары Судьбы – не падайте духом, сохраняйте непрерывность вашего устремления, поскольку даже при неудачах при вас остается опыт духовного строительства.

Этот опыт еще сможет принести плод, если зерно вашего Духа будет посеяно в благодатную почву.

Благодатная же почва сейчас у тех, кто в своем непрерывном творчестве шьет «новые мехи для вина нового» – пишет книги, стихи, ставит опыты, открывает горные вершины, снимает кинофильмы, рисует картины, не заботясь о своих маленьких субъективных ощущениях.

Стоя над мелочами быта, эти люди непосредственно омываются волнами Света своих Небесных Учителей. Не в темной и дымной келье, а с факелом в твердой руке и с трепещущим любовью сердцем. Это и есть истинная Молитва Христу, истинная дань Его Учению. В этом случае:

«И ты, младенец, наречешься пророком Всевышнего, ибо предъидешь пред лицем Господа – приготовить пути Ему»^[35].

И неважно, что многие из нас не «хватают звезд с неба», но в тишине творчества они выращивают свой цветок, который со временем может стать и Звездой Зодиака.

И последнее, что следует отметить. У каждого свой путь, своя спираль движения, свой радиус ее оборота. Отсюда и необходимость максимума терпимости, понимания и взаимной поддержки, о чем неоднократно напоминал мне Павел Федорович. Как правило, такое сотрудничество взаимно обогащает, высвечивая общие задачи, которые необходимо решать, и пути, по которым сегодня уже можно следовать.

Но гири с рук и ног надо убрать. Эти гири – наш эгоизм и высокомерие. К счастью, у вас этого нет… Взываю в Храме к Силам Света о помощи вам, всем идущим и ищущим» (октябрь 1984).

В январе 1984 года меня вызвали в Епархиальное управление для решения вопроса о рукоположении в сан диакона. Это было уже мое третье посещение владыки Гедеона в Новосибирске.

И каждый раз в Новокузнецке меня спрашивали на клиросе:

– Ну, что – не рукоположили?

– Нет, не рукоположили пока.

Не простой оказалась возня с бывшим лагерником. То ли власти мешали архиепископу, без санкции которых церковь в то время и шага шагнуть не имела права, то ли иные неведомые мне причины. Зимой же и весной один за другим появлялись странные сны.

В громадном доме, проходя его библиотеки, музеи и служебные помещения, передвижные выставочные залы и вестибюли, лестницы, переходы и жилые комнаты, я искал и не находил кого-то нужного мне. Но вот знакомая дверь, однако она оказалась обитой серой материей и, как мне показалось, была заперта.

А в прошлом сне в двух просторных комнатах за этой дверью женщина перебирала вещи, укладывала чемоданы – собиралась переезжать. Ее дочь, красивая девушка с длинными льняными волосами, помогала сборам. Маленький мальчик играл на большом черном рояле, выдвинутом на середину комнаты.

Сейчас же, открыв дверь и войдя в комнаты, я увидел, что рояль плотно накрыт серой холстиной. Значит, женщина с детьми уже уехала отсюда. Комнату, которая в прошлых снах, была предоставлена мне, теперь занимали незнакомые люди. Залы музея с картинами древних мастеров, египетской и индийской керамикой я с трудом узнавал теперь через двери, в которые мне не позволяли войти. Повсюду укладывали вещи и выносили мебель.

 
И от подъезда отъезжали груженые вещами машины.
К Пути готовим новому. И залы
Оставишь прежние.
И вещи соберешь.
И двери плотно за собой закроешь.
Печаль оставь за стенами души.
Исторгни грусть из Алтаря святилищ.
Перед тобою Звездные Миры
Раскрыли двери.
 

В апреле 1984 года перед праздником Пасхи, произошла еще одна встреча с архиепископом Гедеоном в его кабинете.

– Ну как, отец, трудишься? – спросил он.

– Тружусь, – ответил, заведомо зная по тону вопроса его ответ.

– Что-то осунулся, похудел. Пост соблюдаешь?

– Соблюдаю, владыка…

И повисло молчание. Каждый из нас понимал, для чего эта встреча. Я ждал решения. Он же уже решил для себя.

– К сожалению, ничем помочь не могу, – подытожил архиепископ наше молчание.

И вся дальнейшая беседа была уже несущественной, ненужной.

Но вышел я из просторного кабинета не с камнем за пазухой, а с каменной тяжестью на сердце.

Сразу после Пасхи мне вежливо указывали на дверь, намекая, чтобы возвращался я туда, откуда пришел.

 
Имейте дерзость двигаться вперед,
Когда в лесу все тропы перекрыты.
Имейте дерзость действовать, когда
Нет сил и вдохновение разбито
О камни жизни.
 

Меня выпроваживали в мирскую жизнь, которая также уже захлопнула для меня свои двери.

С сентября 1983, когда я уволился из Межсоюзного дома самодеятельного творчества, по май 1984, когда меня вынуждали снова искать работу в миру, в моей трудовой книжке оказалось пустое место. Тогда церковь не делала никаких записей в трудовых книжках своих последователей. В церкви их просто не было.

И любой работодатель естественно спросил бы меня теперь:

– Так вы что – столько времени нигде не работали?

Если промолчать – можно привлекать к ответственности за тунеядство. Тогда с этим было строго весьма.

– Да он же еще и сидел! – добавят с усмешкой.

Ответить, что поклоны клал в церкви и молитвы пел на клиросе, – недоумение возникнет на лицах, и отстраненно ответят:

– К сожалению, ничего не можем предложить вам.

Таким образом, я оставался без средств к существованию, поскольку как послушнику платили мне чисто символические деньги.

Все эти соображения я и высказал настоятелю Михайло-Архангельской церкви отцу Василию, который наблюдал меня все это время. Он предлагал мне поездить по епархиям, по церквам – где-нибудь удастся пристроиться. Но даже ему, закончившему духовную академию, пришлось буквально до дыр истоптать ботинки, прежде чем он нашел себе место в этом Храме Новокузнецка.

Теперь же – он был протоиереем и настоятелем этого Храма.

Но мог ли я пойти по епархиям без копейки в кармане?

И все же, воистину, управляют нашими Судьбами на Небесах.

Опять помог нежданный случай. Я пояснил отцу Василию, что, вероятно, придется переехать в Калинин, на родину жены:

– Там у ее матери частный дом, небольшой огородик. Что-нибудь и устроится, – подытожил я свое пояснение отцу Василию.

Оказалось, что в Калининской епархии служил архимандрит Виктор. С ним отец Василий учился в академии. Архимандрит же при митрополите Алексии заведовал епархиальной канцелярией. И вспомнилось мне сказанное ранее: «У алтаря стоящие помогут…».

 
Мы рады устремление твое
Отметить, как основу продвиженья.
Так, каждый камень как струна звучит
В пространстве между небом и землею.
Но струны закрепите на планете,
Чтоб отозвалась каждая струна
На вихрь огня в космическом далеко.