– Очнулась? Вот что, девочка моя, в таком состоянии рожать ты не сможешь. Придётся прервать беременность.

– Почему?

– Здоровье у тебя слабое, и ребёнка не родишь, и сама погибнешь. Ты же уже с кровати встать не можешь, чтобы в обморок не рухнуть. Анализы плохие, да и настроя у тебя нет, как я погляжу.

– Есть настрой, я просто резко встала.

– А почему ты не была сегодня на завтраке?

– Я не хотела есть.

– Обедать ты тоже не хотела?

– Мне Наташка с Асей приносят еду.

– Да мы накормим её, Алёна Борисовна. У меня вон, вся тумбочка снедью забита, а сегодня должны прийти Алла Градова и Игорь Артманов, тоже что-нибудь принесут.

– Так к тебе сегодня уже приходил кто-то, и кажется не раз, – удивилась Алёна Борисовна, – у нас по отделению сейчас всё время дети снуют, и как они проходят, ума не приложу.

– Они дежурство установили, решили навещать меня по очереди, по партам. А так как не все могут успеть навестить меня в больнице, вы ведь сказали, что я пролежу десять дней, то решили, утром приходит одна парта, вечером другая.

– Сколько у тебя детей в классе?

– Много, двадцать восемь.

– Это четырнадцать парт получается? Надо запомнить, и раньше, чем через четырнадцать дней тебя не выписывать, чтобы не огорчать детей. Пусть все навестят любимую учительницу, – засмеялась Алёна Борисовна.

– Ой нет, что вы! Мы же к празднику готовимся, спектакль ставим, «Чиполино». Времени совсем мало осталось, некогда мне залёживаться, они больше обрадуются, если я выпишусь. Я по ним уже соскучилась, вы даже представить себе не можете, какие они у меня все славные.

– Что, двоечников совсем нет? Что-то не верится. Я тоже в школе работаю, только у меня четвертый класс, так с некоторыми никак сладить не могу: не учат уроки и всё тут, – вступила в разговор Нина, лежащая рядом с Демченко.

– Есть, конечно, только ведь они же ещё маленькие дети, и относиться к ним надо соответственно. Я никогда не понимала, почему с малышами надо разговаривать как со взрослыми. Думаю, что всему своё время – они ещё успеют вырасти. Сейчас они с удовольствием ходят в школу, для них это игра, и моя задача состоит в том, чтобы научить их учиться, а не отбить охоту ходить в школу. Дети должны получать знания с удовольствием, а не через слёзы. Я работаю первый год, и соответственно детей мне дали тех, кого другие учителя, более опытные, не взяли в свой класс. И что интересно, среди родителей у меня в классе нет работников торговли, руководителей разного рода. Но стоит мне заикнуться о чём-нибудь, всегда найдётся помощник среди родителей. Мы и в кино ходим все вместе, дети и родители, и в театре были, вместе книжки обсуждаем, теперь вот спектакль ставим, хотим к книжкиной неделе успеть. Костюмы у нас уже готовы, правда, они из бумаги в основном, но всё равно, красивые. А читать и писать они у меня тоже неплохо научились. А вы, Алёна Борисовна, меня здесь держите. Да я у вас закисну, мне срочно нужно на работу!

– Что же будешь делать, когда уйдёшь в декрет? За год они от тебя отвыкнут. Я своих тоже люблю, но с родителями у меня сложно, они постоянно ко мне придираются. Класс у меня, как бы это сказать, отборный. Если к тебе, Зина, попали те, от кого отказались опытные учителя, то мне достался класс, наоборот, детей выбирали по месту работы родителей, и главным критерием было, что они могут достать или чем могут быть полезны. У меня сплошные товароведы, директора баз различных, есть и врачи, одна портниха. А дети их избалованы до предела. Есть один мальчик, папа – большой начальник в потребсоюзе. Мальчишка откровенно говорит, что его папа подарил директору школы шубу, и я ему должна исправить все двойки. А он абсолютный ноль, его надо специалисту показать, пока не поздно, но стоило мне заикнуться об этом, и я получила выговор за то, что плохо его учу. И он не один такой. Дети чувствуют, что я бесправна и ведут себя соответственно. Вот скажите, что мне делать? —с какой-то отчаянностью спросила Нина.

– А я не планирую уходить в декрет, мне рожать в начале августа, в сентябре выйду на работу. У меня нянек хватает – моя бабушка, бабушка Димки, наши родители, есть ещё тёти. У нас очень большая семья, когда все собираемся, то места в доме не хватает. А тебе не повезло, Нина. Ты пришла к детям в четвертый класс, у них уже сложилось своё мнение о школе – негативное. И виноваты в этом не ты и тем более не дети. Система у нас такая, что всё надо доставать. Да и зарплата у учителя такая, что даже директор школы себе не может купить шубу, а что уж говорить про рядового учителя?! А одеться всем хочется, и своих детей одеть и обуть. А тут тебе приносят в подарок сапоги импортные, или шубу норковую, или шапку. В подарок и бесплатно, только надо какому-нибудь оболтусу повыше оценку поставить. Да за такие подарки ему еще золотую медаль дадут! Мне повезло, у меня все родители простые и ничего достать не могут, поэтому и оценки я ставлю по заслугам детей, а не по занимаемой должности их родителей. И директор школы не вмешивается в мои дела, и жалоб нет. А ты, Нин, не расстраивайся, через год наберёшь первачков, и всё нормально будет. Или к системе приспособишься, я думаю, нам всем придётся приспосабливаться, и не только в школе. Вот ты, Аля, тоже работник торговли, но много ли ты можешь достать?

– Смеёшься? У меня же нет больших денег, чтобы дефициты покупать. Но вообще-то, я пока в основном живу на тех запасах, которые мне сделали мама и бабушка. И надо сказать, запасы хорошие, где они доставали, я не интересовалась. А в нашем отделе дефицита нет, но у меня хорошая знакомая в нашем магазине товароведом работает, так она смеется, говорит, что если бы ты знала, что продаёшь, у тебя инфаркт случился бы. Если честно, то что-то по мелочи достать я могу. Всё же я училась с девчонками, которые работают во всех сферах торговли, но шубу нам никому пока не потянуть.

– Вот именно! И директор Нининой школы тоже не может на свою зарплату купить шубу, но ей её подарили бесплатно. Почему? У кого-то денег много и их некуда девать? Нет, просто этому кому-то шуба тоже досталась бесплатно. Он её или украл, или заплатил сущие копейки. Почти весь дефицит по накладным имеет цены не высокие, и только на чёрном рынке цена возрастает, – кипятилась Зина.

Алёна Борисовна слушала Зину, снисходительно улыбаясь. Сама она часто принимала подарки от благодарных пациенток и не видела в этом ничего предрассудительного. Правда, шубы ей не дарили. В основном дарили конфеты, книги, хрусталь. Одна пациентка работала в магазине «Мелодия» и подарила ей набор пластинок классической музыки. Этому подарку Алёна Борисовна была особенно рада. Самой стоять в очереди у неё времени не было, а музыку она любила, особенно Бетховена и Баха. И откуда только узнала?!

Усмехаясь про себя, слушала Зину и Марфа Петровна. Зина находилась в том возрасте, когда кажется, что стоит только объяснить, что такое хорошо и что такое плохо, и все будут делать только хорошо и не будут плохо. И искренно не понимала, почему никто не понимает такой простой истины. Марфа Петровна бегло посмотрела на лежащих в кроватях женщин. И вдруг её взгляд наткнулся на лицо Альки. Девушка удивлённо смотрела на Нину, на лице явно читалась активная мыслительная деятельность. В глазах появились любопытные чёртики, которых Алька пыталась удержать внутри, слегка прищурив глаза.

– Нина, а как выглядит подаренная шуба? – спросила Аля, пытаясь придать своему голосу как можно больше беспечности и простого женского любопытства. Но при этом она чуть заметно задержала дыхания, ожидая ответа.

– Шубка у неё такая коротенькая, чуть выше колена, серая, я сама не понимаю ничего в мехах, но девчонки говорят, что из голубой норки. Хорошая шубка, я бы хотела такую иметь, – мечтательно сказала Нина.

– И кто, ты говоришь, ей её подарил? – последовал следующий вопрос Альки.

При этом любопытные чёртики всё же выпрыгнули наружу и глаза приобрели выражение охотничьей собаки, идущей по следу. Марфа Петровна почувствовала тревогу и не дала Нине ответить на вопрос:

– Да какая разница, кто подарил? Нечего другим завидовать, надо самим жить по совести. Не война ведь, и все мы одеты и обуты.

Но Марфа Петровна плохо знала Альку. Её не так-то просто было сбить с толку, она проигнорировала высказывания Марфы и задала следующий вопрос:

– А когда он ей её подарил, хотя бы примерно, ты знаешь?

– К Новому году. Во всяком случае, она в ней пришла после зимних каникул, а до этого ходила в обыкновенном заячьем полушубке.

– Да, очень интересно. Алёна Борисовна, меня ещё долго будут в больнице держать?

– А ты как сама думаешь? Я тут сижу с тобой потому, что мне делать нечего? Буквально меньше часа назад ты валялась без чувств. Вот перестанешь в обмороки падать, тогда посмотрим. – Алёна Борисовна хорошо знала Альку, поэтому спросила. – К тебе Владимира Юрьевича позвать?

– Нет, не надо пока, я попробую сама разобраться. А отпустить на денёк нельзя? – не сдавалась Алька.

– Нет, нельзя. И если, не дай бог, ты вздумаешь покинуть больничные стены без моего на то разрешения, приму строгие меры, даже жестокие. Сейчас снимут капельницу, постарайся заснуть. Твоя излишняя активность мне тоже не нужна, – Кунина встала и направилась к выходу.

– Алёна Борисовна, я как же я? – спросила Юля.

– Что ты?

– Что со мной будет? Мама с папой ко мне больше не приходят. Вы с ними говорили?

– Говорила, Юля, и хочу сказать, что ты меня разочаровала. Ты как преподнесла нам свою историю? Родители узнали о твоей беременности и пригрозили выгнать тебя из дома, если ты не сделаешь аборт. А вот они говорят другое: это ты пригрозила им, что уйдешь из дома, если твоя мама надумает рожать. Ты чувствуешь разницу?

– Не правда, мама мне сказала, что в восемнадцать лет рожают только совсем распущенные девицы, которые не думают о будущем. И это она договаривалась, чтобы мне аборт сделали, они с отцом не хотели, чтобы я рожала.

– Думаю, что вы наговорили друг другу много гадостей, – вздохнула Алёна Борисовна, – но из дома родители тебя не выгоняли.

– Тогда почему они не навещают Юлю? – приподнялась на локтях Аля.

– А ты спроси у неё самой…

– Мама не хочет, чтобы я встречалась с Пашей, и с самого начала не хотела.

– Юля, твоя мама тоже, как и ты, беременна, возможно, она не всегда сдерживает свои эмоции. Вы обе должны пойти друг другу навстречу, должны поддерживать друг друга.

– Но она же уже старая! – возмутилась Юля.

– Ты считаешь, что тридцать шесть лет это уже старость? – усмехнулась Алёна Борисовна.

– И что же мне делать? Получится, что мой ребёнок будет ровесником моего братика или сестрички? Вот ужас! Да меня засмеют в институте!

– Почему ужас? Таких случаев сколько угодно. Кстати, у тебя всё нормально, ты абсолютно здоровая женщина, и мы тебя не выписываем только потому, что не знаем, куда ты пойдешь после больницы. Но держать вечно тебя здесь нельзя, поэтому планируем тебя выписать на этой неделе. Ты где собираешься жить? У родителей? – спросила Алёна Борисовна. – Из дома они тебя не выгоняли, как ты тут нам наплела, но отношения у вас натянутые и встречаться на кухне вам будет тяжело. Ведь не только твоя мама должна пойти тебе навстречу, но и ты ей. Ей, Юля, тоже сейчас нелегко.

– Она у меня поживёт, дом большой, живу я одна, места нам вдвоём хватит, – ответила за Юлю Аля. – А потом она помириться с родителями, вернётся её Паша и все заживут счастливо. А я её провожу, покажу ей дом. Можно, хотя бы на один часик?

– Перестань канючить и помни, Аля, с тобой вопрос открытый. Или ты берёшься за ум, или сама знаешь, пугать я тебя не хочу, но положение твоё серьёзное. Ладно, девчонки, пойду я, заговорилась тут с вами. До завтра. – Алёна Борисовна встала, ещё раз тревожно и внимательно посмотрела на Альку, и вышла из палаты.