В понедельник в институте вместе с Риткой вопрос мы решили довольно быстро. Это действительно оказался их студент, Жозе Душсантуш, из какой-то неведомой мне доселе Сароссы. Я решила про себя, что доеду до дома и обязательно посмотрю, что это за страна такая и где именно находится. Институтские власти после нашего сообщения заволновались, стали звонить в больницу, в полицию. Стало понятно, что дело, ради которого мы приходили сюда, сделано, парень теперь уже не потеряется, общественность нами качественно всполошена. Я оставила свои координаты на всякий случай проректору по международным делам, и мы ушли.

В течение следующей недели меня несколько раз дергали в полицию, на допросы: по факту избиения парня было заведено уголовное дело, хулиганов начали искать. От следователя я узнала, что Жозе пошел на поправку, рассказывает всем, что его спасла отважная русская леди, его русский ангел-хранитель. Не скрою, мне было очень приятно.

Но, честно говоря, вся эта история отошла у меня постепенно на задний план. Помощь моя парню была уже не нужна, а у меня и своих проблем в жизни хватало, чтобы слишком задумываться на эту тему и часто про нее вспоминать.

Так совпало, что именно в это же время Иван начал терять терпение и стал всячески подталкивать меня к тому, чтобы я уже наконец ушла от мужа. Я шутила, переводила разговор на другое, делала вид, что мне внезапно позвонили и «ой, кажется, у меня молоко убежало!» – в общем, мелкие женские хитрости. Короче, увиливала как могла. Но, в конце концов довольно серьезное выяснение отношений у нас состоялось.

Иван явно готовился к предстоящему разговору. Взял билеты для нас антрепризный спектакль известного московского театра, затем мы решили продолжить вечер в кафе. За рулем был Иван, так что я позволила себе не только наесться всякой дорогой вкуснятиной, но и изрядно нагрузиться любимым мартини Extra Dry. Так что прохлопала начало разговора и его поворот на скользкую тему:

– Ну, что, поехали сейчас ко мне? – по напряженной позе Ивана, его мимике было как-то очень понятно, что отрицательный ответ он предполагал еще до вопроса, но все-таки тему открыл.

– Вааань, ну ты что, – я была очень расслаблена: отличным вечером, вкусной едой, любимым мартини. – Ну, ты ж знаешь мои обстоятельства. Я свои долгие визиты к тебе должна заранее обустраивать. Через 2 дня Роб на дежурстве будет, вот тогда могу к тебе приехать, сразу после работы.

В воздухе отчетливо запахло электричеством.

– Ну, во-первых, расписания у нас с твоим мужем совпадают: я тоже через два дня на сутки заступаю. Не сторожем, конечно, но тоже поработать слегка, – в голосе моего любовника отчетливо зазвучали стальные нотки. – Во-вторых, поясни мне, пожалуйста, как долго моя личная жизнь будет находиться в тесной зависимости от рабочего расписанием твоего мужа? Ты можешь хотя бы предположить, что мне это может быть неприятно? Первое время я терпел: начиная роман с тобой, я понимал, что ты – замужняя женщина. Потом уговаривал себя еще потерпеть: мы ведь еще мало знакомы, говорил себе я, моя любимая женщина должна все взвесить, понять и определиться со своим выбором. А я должен предоставить ей такую возможность. Но тебе не кажется, что эта вторая стадия нашего романа несколько затянулась?

Ох, блин, как же я так зевнула! Я совершенно не расположена, не настроена сегодня на выяснение отношений. Но теперь, похоже, я с этой темы уже просто так не соскочу. Ну, Ася, и вправду – чего ты хочешь? Бесконечно тянуть невозможно. Одинокий видный мужик, вечно он за мной как коза на веревочке ходить не будет. Мужиков моих очень жалко и страшно за них, сына и мужа, пронеслось где-то на заднем плане. И тут же я разозлилась: да не пошли бы они уже в жопу, а?! Я им жизнь под ноги складывать не обязана. Хватит, достаточно. Пора бы и о себе подумать!

– Иван, ты прав, наверное. Пора решать. Я очень тебя прошу, дай мне еще месяц. Я выберу время и момент и поговорю с мужем. И вправду, всё слишком затянулось. Не сердись только.

Иван помолчал, пристально посмотрел мне в глаза:

– Ася, скажи мне, только, пожалуйста, честно. Для меня это очень важно. Ты меня любишь?

Я ужасно растерялась. Мне очень нравился Иван, мне льстило его внимание, да и весь наш роман в целом. Все это поднимало мою самооценку, я вдруг как-то четче и острее почувствовала себя молодой, привлекательной женщиной, благодаря его ухаживаниям. На фоне унылых и непростых семейных будней это так грело – снова почувствовать себя кокетливой, желанной, интересной. Но вот люблю ли я его?

– Мне кажется, да, – выдавила я из себя ответ.

Я была уверена, что сейчас что-то случится, что-то нехорошее. Иван – достаточно умный и чуткий мужчина. Не почувствовать неуверенности в моих словах он не мог. Однако я, видимо, ошибалась.

Он шумно выдохнул, улыбнулся мне, как-то немного болезненно, и взял мою руку в свои:

– Малыш, я так боялся другого ответа!

– Почему боялся?

– После смерти мамы я был так одинок. Когда она была жива, я чувствовал себя как бы под присмотром. И совершенно меня как-то не тянуло семью создавать. Мне и так было неплохо. Вполне хватало необременительных романов на стороне. Для всего остального мне было достаточно мамы. А когда ее не стало…. У меня ощущение теперь, будто меня переселили жить на лестничную клетку: абсолютная бесприютность какая-то, отовсюду дует и все об меня спотыкаются. Я только встретив тебя ожил.

– Вань, а ты уверен, что ты меня любишь? Что это не твоя попытка избавиться от внезапного и неуютного одиночества? – эта мысль поразила меня как молния. Один мамин сын у меня уже есть. Неужели дубль-два?

Если бы не внезапно подошедшая к нашему столику официантка, мне кажется, он заорал бы на меня от возмущения – так полыхал гневом его взгляд. Девушка уточнила не хотим ли мы еще чего-нибудь, забрала пустую посуду и ушла, оставив нас одних. Эта пауза была кстати: мне кажется, за прошедшие пару минут Иван немного успокоился. Краснота спала с его лица, кулаки разжались, глаза перестали метать молнии.

– Глупое предположение, – буркнул он, не глядя на меня. – Я уже взрослый мальчик и способен разобраться в своих чувствах. Давай обойдемся без кухонной психоаналитики.

Я смутилась. Кажется, я обидела мужика ни за что. Чего это вдруг на меня нашло.

– Ась, давай так. Наверное, ты права, прося у меня месяц на раздумье и решение своих домашних проблем. Я подожду. Месяц – это совсем немного. Я понимаю, ты – женщина, и тебе трудно так сразу решиться на резкие телодвижения. Я прошу только, давай уважать друг друга, пусть этот месяц не превратится в три, в год, и так далее. И по его истечению, ровно через месяц, мы встретимся вот так же, по-дружески, в кафе. И так же спокойно и откровенно поговорим обо всем. Вне зависимости от того, к какому решению ты придешь. Договорились?

Это я спокойно могла ему обещать. Целый месяц впереди, 30 дней. Я сто раз успею со всеми своими вопросами разобраться. Хороший он все-таки мужик. Любит меня, воспитанный, образованный, зарабатывает неплохо. Отношусь я к нему достаточно хорошо. Даже если и не люблю – и что такого? Мне не восемнадцать, бегать любовь искать. Судя по моим годам и возможностям ухода за собой – это последний шанс избавиться от мужа, как-то прекратить уже тушить избы и останавливать скачущих коней, стать женой и женщиной, а не тягловой лошадью. Ну, или уж смириться с этим окончательно и прекратить дергаться по этому поводу. Пора к какому-то определенному берегу прибиваться.

С Риткой, может, поговорить, посоветоваться? Ох, не знаю даже, стоит ли… Она, как только тема про Ивана заходит, сразу прямо психовать начинает. Говорит, что он мне «на черта не сдался» и что «это те же яйца, просто вид сбоку». Типа, такой же маменькин сынок, который норовит с моей помощью решить своими эмоциональные проблемы. Завидует она мне, что ли. Сама давно одинока. Из-за ее резкого, почти мужского характера ни один мужик около нее удержаться не может. Какие же они, Иван и Роб, одинаковые, когда вовсе разные, как ни посмотри. Так что объективного совета от подруги ждать не приходится.

Ужас как хочется с кем-то эту тему обсудить. Может, с мамой? Нет, тоже не вариант. Во-первых, с ее давлением она занервничает, а толку все равно не будет. Во-вторых, у нее вообще позиция одна: разводиться «от людей стыдно», муж – предмет богом данный, «у тебя семья, ребенок, терпи». Хватит, потерпела уже. Терпелка уже отваливается столько терпеть. Я хочу пожить нормальной, спокойной жизнью. Без бесконечных решений краеугольных вопросов мироздания типа как жить и на что жить, без всяких экзистенциальных завихрений, жить простой человеческой жизнью: работа – дом – борщ – баиньки, всё.

Мы расстались с Иваном, он посадил меня на такси и отправил домой. Целовались мы рядом с машиной так долго, что водитель закашлял смущенно, а я начала сожалеть, что не могу на все плюнуть и поехать прямо сейчас к нему. Вот, кстати, еще один довод в его пользу: с Иваном я чувствую себя женщиной, возбуждаюсь, чего-то хочу. С мужем я давно ничего подобного не испытываю. Полежала, потерпела нечастое исполнение им супружеского долга и спать.

Я объяснила водителю куда мы едем, мы накоротке обсудили маршрут, и я снова погрузилась в свои мысли. Водитель мне попался не говорун, и я могла продолжать свой внутренний диалог без помех.

Некстати вдруг вспомнился наш разговор с Риткой про Роберта, один из многих. Я очередной раз устала решать финансовые проблемы за двоих, то ли банк на меня насел в тот момент за задолженность по выплатам кредита, то ли у Лёньки последние (они же единственные) кроссовки опять развалились. Сунулась к Робу – была послана с текстом «а я чем могу помочь?», который неизменно и очень быстро доводил меня до состояния бешенства. Проблему то я конечно решила, не впервой, но выговориться надо было.

– Ась, давно тебя хочу спросить: а как тебя угораздило вообще за Роба замуж выйти?

Вот любит Ритка иногда вопросы задать. На которые отвечать непонятно как, с какого боку ни глянь.

– Чего это ты вдруг решила поинтересоваться? – решила потянуть время я.

Как же так получилось, что я вышла замуж именно за такого мужчину, за «маменькиного сынка» – типаж мужиков, который я терпеть не могу? Мы учились с Робом вместе на филфаке нашего университета. Сплошные девчонки, парней всего трое было. Двое совсем убогих: один инвалид, второй – не от мира сего. Один Роб был более или менее нормальным. Он пользовался спросом у наших девчонок, ему массово строились глазки, на нем проверялись юные женские чары. Интеллигентный, начитанный, утонченный, предмет массовой конкуренции сокурсниц – и я не устояла, когда он выбрал меня и стал за мной ухаживать.

Его зависимость от мамы, ее мнения и оценок, я списывала на тесные семейные узы. Его слабохарактерность – на понятную для гуманитария утонченность, тонкую душевную организацию. Его совершеннейшая непрактичность, «оранжерейность» прекрасно сочетались с образом поэта (это я уже потом поняла, что стихи у него слабые, из разряда «любовь волнует кровь», «рассветы-закаты-ушла ты куда-то»). Зато – любил, цветы дарил, всё у нас было, как положено. Я была не избалована мужским вниманием, да и мама еще всю жизнь твердила, что женщину красит не внешность, а душевные качества – Роб мне казался тем самым принцем на белом коне, из женских заветных мечтаний.

А если добавить к этому набору острую жалость к нему, когда я познакомилась с будущей свекровью, Изольдой Марковной, которая как взяла сына за холку недрогнувшей рукою в детстве, так и держала до юношества, то мое замужество и вовсе вопросов не вызывало, учитывая мою любовь и жалость к малым мира сего.

– Ну, просто я, когда твою свекровь первый раз увидела, я подумала, что одного знакомства с нею мне бы хватило, чтобы крепко засомневаться в необходимости замужества с ее сыном. И это еще без учета внешности Роба, которая у него, уж прости, совершенно в соответствии с его характером – такая же неопределенная и безвольная, – пояснила свой вопрос Ритка.

– Даа, свекровь у меня прямо владычица морская, как есть, – не стала спорить с подругой я. – С пирогами, киселями и чистыми носовыми платочками для любимого сыночки. Влюблена я, Рит, была, да и жалко как-то мужика стало: если бы он не женился на мне и от мамы тогда не ушел, она бы его переработала как удав. Аккурат до этого она закончила переваривать мужа – бедолага Павел Матвеевич сопротивлялся долго, но она его победила. Так что удав был вполне способен к следующему акту трагедии.

– Оо, какое сравнение,  – оживилась Ритка. – Как удав – это как именно?

– Я «В мире животных» смотрела, про змей вообще и удавов в частности. Удав сначала душит свою жертву, а потом заглатывает её целиком, как бы натягивается на нее. И потом долгие месяцы ничего не ест – переваривает проглоченное. Так и Изольда Марковна, уже почти задушила сына в своих объятиях, не спаси я Роба – дальше она бы его заглотила и переварила.

– Ась, ну ты же взрослая девочка, ты же понимаешь – какие из таких сыновей мужья, – продолжила сеанс психоанализа Ритка. – Черт же тебя нёс на эти галеры?

– Любовь и жалость, – пояснила я. – Два самых сильных чувства у женщины. Отключают здравый смысл на «раз-два-три». Да и молодая я тогда была, что я там соображала то.

– Слушай, ну ок, почему ты за него вышла – я примерно поняла. Она его за муки полюбила, а он её – за состраданье к ним, это нам хорошо из классики известно. Но вы с ним уже сколько, лет восемнадать живете?

– Не восемнадцать, а двадцать, – уточнила я.

– Ну да, ну да, большая разница, – насмешливо прокомментировала Ритка. – У тебя как у военнослужащего в горячей точке, при такой жизни год за два идти должен. Так что, считай, ты уже ветеран, можешь претендовать на пенсию по выслуге лет.

– Понимаешь, Рит, я думала про всё про это. Да и сейчас иногда думаю, – стала подыскивать слова для объяснения я. – Иногда прям убила бы Роба. Но, чёрт его знает… Привыкла, что ли. Как говорится, хоть плохонький, да мой. И сын, опять же. Так годы летят! Я вот сейчас сказала, что двадцать лет уже и аж сама ужаснулась. Как же так, как так получилось, что я их не заметила особо, ведь два десятка лет – это очень много?

Ритка допила свой капучино, аккуратно промокнула салфеткой губы, накрашенные дорогой стойкой помадой.

– Ох, смотри, подруга. Еще чуть-чуть, и менять тебе мужа будет не на кого. Ну, если только на одиночество. У нас, баб, срок хранения короткий, куда короче, чем у мужиков.

А ведь она права, как ни крути…

Я вошла в по ночному тихий дом. Роб уснул под уютное бормотание телевизора и лежал поперек дивана, уютно свернувшись калачиком. Ну и хорошо, не хочется ни с кем общаться. Хочется продолжать думать и рассуждать про себя.

Ан нет, Лёнька на кухне. Пьет чай, целая гора бутербродов перед ним, в планшете что-то смотрит, надев наушники.

– Чего по сухомятке ударяешь-то? – сказала я, щелкая чайником. Выпью немного чая с мятой на сон грядущий, для надёжного убаюкивания.

– А чего, есть чего-то другое? – откликнулся Лёнька, вытащив из уха один наушник. Музыку слушает, поняла я, вон какая-то унца-унца доносится.

– Лёнь, ну ты как маленький, – вяло, по причине усталости и позднего времени, отреагировала я. – Котлеты есть, например. И рожки в красной кастрюле стоят, специально для тебя варила. Ты ж у нас один такой, завзятый макаронник.

– О, котлеты – это хорошо. Завтра поем. Теперь уже бутеров наделал.

– Чего с работой то у тебя? Звонил куда? Расскажи.

Воздух в кухне сразу наэлектризовался и даже, кажется, затрещал слегка. Нелюбимая тема. Вон как сморщился, глаза отвел. Похоже, продолжает филонить.

– Ну, чего ты молчишь?

– Мам, давай поговорим.

– Ну, давай.

Ага, ночь-заполночь – самое мое любимое время для поговорить за жизнь, отношения повыяснять. Ну, без выбора тут, к сожалению. Завтра с утра встану и уйду, он еще спать будет. Приду – он опять где-то шляется. Эдак если разговор откладывать – еще примерно на неделю получится.

– Мам, ты только не ругайся. Я не уверен, что хочу быть автомехаником. Я понимаю, ты сейчас шуметь начнешь. Вы на меня деньги тратили, выучили-выкормили, и всё такое. Но что мне делать? Про то, кем я не хочу быть – видишь, я уже понял. А вот кем хочу – пока не знаю.

– И что ты предлагаешь?

Где-то внутри очень хотелось заорать, заистерить, затопать ногами. Боже мой, и этот туда же, за папашей своим! Но на скандал силы нужны и энергетика. А я сейчас как сдувшийся резиновый шарик, пустая. Максимум – могу заплакать. Но постараюсь сдержаться, самой же потом плохо будет.

– Я, мам, не знаю чего мне сейчас тебе говорить. И делать что – тоже не знаю. Я не знаю, как мне искать себя. Я вижу, вы с отцом мной недовольны. Но я все равно не знаю как мне быть. И на шее у вас сидеть уже неудобно, и что делать – не знаю. Пока только, видишь, есть определенность с тем, чего мне не делать.

Вот же чёрт. И жалко мне его, и невозможно, вот, правда, невозможно уже держать здорового парня на шее. Скоро второй год пойдет. Автомехаником он быть не хочет, окей. Да и не настаиваю я на этом. Но хоть что-то, хоть где-то он ведь может зарабатывать?

– Лёнь, послушай, – я присела за стол напротив сына. – Пойми меня правильно. Ты – мой сын, я тебя люблю и мне совсем не хочется, чтобы ты ходил на ненавистную работу. Ходил и проклинал каждый день, проведенный там. Такая работа у меня сейчас. Я ее терпеть не могу и такой жизни врагу не пожелаю, не то что сыну. Но делать-то что нам, Лёнь? Ты же видишь, мы с трудом выживаем, денег ужасно не хватает. И я, конечно же, надеялась, что ты закончишь учиться, пойдешь работать, начнешь сам себя хотя бы частично обеспечивать и нам будет полегче. Сын, ведь второй год скоро пойдет, как ты в поисках себя, работы, бог весть чего.

Видно было, что Лёнька нервничает. Он отставил чай, отложил бутерброды, отодвинув тарелку от себя. Видно было, что щеки у него загорелись, глаза подозрительно заблестели.

– Мам, ну что ты давишь? Ну, не знаю я, что делать! Вот не знаю и не знаю! Вот такой даун я у вас уродился!

– Не кричи, отца разбудишь.

– Ничего, днем доспит. Он вон копейки домой приносит и спит между сменами целыми днями, что я, не вижу, что ли. И ты на него не давишь, не едешь, не требуешь ничего! А за меня взялась. Прям прицепилась – не отцепишь. Я с тобой уже встречаться боюсь – разговор про одно и то же каждый раз, вообще тебя больше ничего не интересует про меня. «Когда работать начнешь» – вот и весь твой ко мне интерес!

Он резко встал, взял в одну руку тарелку, в другую – кружку, и пошел к себе наверх, оставив меня в одиночестве.

Эхх, вот и поговорили….

Вот брошу я Роба, а с Лёнькой что делать? Возраст у него такой, что в новую семью я его уже с собой не возьму. На фига Ивану взрослый молодой мужик на своей территории. Да и Лёнька не пойдет со мной никуда, ему и дома неплохо. Справится ли Роб с сыном без меня? С другой стороны, может, отсутствие маминой опеки подстегнет сына к активной жизни. А то чувствует за спиной полный холодильник и мамкину сиську, вот и не шевелится особо. И отношения наши последнее время, и вправду, очень одноколейные: я требую – Лёнька отбивается. Вон уже и не скрывает, что старается как можно реже пересекаться со мной. Что, в общем, несложно, меня всё время дома нет. Что же делать? Какой именно выбор в моем случае – правильный?

Чего лукавить. Я, на самом деле, уже решила всё для себя. Сейчас просто время тяну, боюсь и сама себя уговариваю, вот и всё. Страшно начинать новую жизнь. Будто стоишь перед обрывом и в пропасть смотришь. Еще не прыгнула, а дух уже захватывает.