– Как-то, мать, ты путано рассказываешь. Тебе нужно подменить вложение в уже пришедшем письме? А в чем прикол? Если человек будет работать с этим файлом, то не в открытом же письме он будет это делать, не в почте. Он его сохранит к себе на жесткий диск и уже там будет обрабатывать.

– В том-то и смысл! К письму моему он возвращаться не будет, наверняка. Значит, и не заметит подмены.

– То, что ты какую-то подлянку замутила, я уже понял. Я вот в толк не могу только взять – какую именно.

Наташа помотала толстой полосатой трубочкой в стакане с коктейлем. Эх, надо было брать без сливок. На жаре они некрасиво расплылись и теперь плавали на дне стакана подозрительными белыми хлопьями.

– Кирюш, вот тебе это понимать зачем? Ты у нас не работаешь, тебя это не касается. А лишнее любопытство не порок, но большое свинство, слыхал такую поговорку?

Кирилл недоверчиво ухмыльнулся в ответ:

– Да мало ли? Влипнешь с твоими аферами во что-нибудь уголовно-наказуемое.

– Жалкий отмаз, – парировала Наташа. – Кирюш, ты ж меня знаешь: где я, а где – уголовный кодекс. Ты сам-то веришь в то, о чем говоришь?!

– Ну, мало ли.

Вахлак Кирилл ей не верит, ты подумай. Впрочем, ей абсолютно пофиг верит он ей или нет, и в чем именно подозревает. Дело она задумала не слишком безопасное, для своей же собственной карьеры весьма и весьма стрёмное. Попадись она на этом шулерстве – вылетит из компании как пробка, с «волчьим билетом». Но, во-первых, уж очень красивая может получиться комбинация, во-вторых, сто процентов даст желаемый эффект и Михайлову место бренд-директора будет только сниться, и то нечасто. Кто не рискует, как говорится, тот не пьёт шампанское.

– Кирюш, давай лучше поговорим о приятном!

– О чем это?

Тон у него был хоть и заинтересованный, но все еще подозрительный. Наташа, не обращай внимания, успокоила себя она, он вахлаком был – им и помрет. Пять минут – и ты ему мозг замылишь. Только говори поувереннее, поспокойнее. Твое состояние ему обязательно передастся.

– О деньгах, Кирюш. Об этих замечательных, всемогущих хрустящих бумажках. И не о каких-нибудь жалких «деревянных», а о полноценных американских долларах будем говорить. Ты, кстати, в курсе, что более 80 % мирового торгового оборота рассчитывается в американских долларах?

Кирилл все еще был напряжен, Наташа видела это по его чуть прищуренным, почти утопленным в толстые щеки, некрупным глазам, по поджатым губам, отчего его мягкий, безвольный подбородок, к которому теперь еще и второй снизу мешочком прирос, выглядел более мужественно, и воинственно выступал вперед. Но по взгляду, позе было видно: Наташа его заинтересовала, зацепила, что называется. Вот ведь какая штука эти доллары, чисто золотой ключик из сказки про Буратино, любую дверцу открывает.

Так, надо не сбавлять обороты, не отвлекаться. Он поплыл – надо закреплять успех. Все-таки ужасно полезная штука эти тренинги, и она мысленно в который раз уже поблагодарила Сциллу, помимо забавных глупостей дававшую им подчас возможность научиться и таким вот полезным вещам, как манипуляции в переговорах.

– Кстати, Кирюш, – и она махнула рукой официантке, международно принятым жестом показав ей, что ждет счет. – А ты вот какого именно из президентов США больше любишь? Улисса Гранта или Бенджамина Франклина?

Кирюша не словил подспудного смысла вопроса и промямлил в ответ что-то про Джорджа Вашингтона. Наташа усмехнулась:

– Кирюш, я планирую ссудить тебе за твое доброе сердце тысячу долларов. Ты точно уверен, что хочешь получить их бумажками по одному доллару? Мне было бы все же удобнее давать тебе их «грантами» по 50 и «франклинами» по сто, чем «вашингтонами».

Судя по мгновенно округлившимся глазам собеседника, с деньгами у него на текущий момент было не очень, иначе бы на плевую сумму в тысячу зеленых он так отчетливо не среагировал. Вообще, Наташа планировала раскошелиться тысячи на три, но благоразумно решила начать с минимума – мало дать приятнее, а много дать она всегда успеет.

Чутье ее не подвело: тысячу Кирюша воспринял с радостью и благодарностью, и более не интересовался вопросами морали, нравственности и законности.

Теперь надо как-то заболтать тему, вспомнила Наташа советы бизнес-тренера. Чтобы у собеседника не осталось ощущения, что то, за что он берется – что-то очень уж особенное и важное для Наташи.

– Ты, Кирюш, в Школу то пойдешь 1 сентября, на нашу традиционную встречу?

– Да не знаю я еще, – сразу сник от новой темы Кирилл. – Не думал еще. Может, я занят в это время буду.

Ну, да, ну, правильно, согласно кивнула про себя Наташа. Если бы я была хакером-неудачником на фрилансе, я бы тоже десять раз подумала идти ли мне на встречу выпускников в их особенную Школу и в их супер-удачный, даже для их Школы, класс, где почти все многого добились в жизни. Занят он будет, ага, как же. Не иначе как позовут «сетку» Центробанка взламывать. Понасмотрятся пацаны всяких «Искусственных интеллектов» и «Из машины», забьют себе мозг чужими хакерскими приключениями и кажется им, что вот он пример «делать жизнь с кого». А заканчивается все как у Кирюши, радостным согласием на мелкую пакость за штуку баксов. Ладно, будем благодарны парню, осадила свои язвительные размышления Наташа, его жизнь – его персональное дело и ее не касается. И не согласись он на эту самую «мелкую пакость» – хуже было бы, в первую очередь, ей, а не ему.

* * *

Из школы в Школу она попала довольно быстро. Видимо, дошли мамины молитвы до господа, Наташа-то в бога не верила. В определенный момент жизни Господь всем подставляет плечо или ступенечку, остается лишь правильно воспользоваться помощью.

Когда в их обычной бабаевской школе начался учебной год, Наташа оказалась сразу в тройке лучших учеников. Ей-то казалось, что куда их маленькой дубоссарской школе против московской, ну, ладно, подмосковной, – как мышь против слона. А оказалось, что учили ее дома хорошо и крепко-накрепко. Но она ведь и у себя в Дубоссарах в отличницах ходила, а программа то по всему не так давно развалившемуся Советскому Союзу одинаковая была, так что неудивительно.

Если добавить к академическим успехам еще и хорошие отношения, почти сразу установившиеся у нее в новой школе с учителями, – какой же учитель не любит прилежных, трудолюбивых девочек! – то и вообще, считай, школа ее приняла. Чего не скажешь об отношениях с одноклассниками.

Не то чтобы ее притесняли, нет. Попробуй, притесни такую: на первую же попытку наиболее отвязной части девочек класса зажать ее в раздевалке и «поучить заучку уму-разуму» ответом был настоящий бой, на которые эти хлипкие почти москвички не рассчитывали. В их планы входило попугать ее, а не реально биться. Наташа же каким-то звериным чутьем поняла, что если она сейчас не спасует и даст им серьезный отпор – от нее отстанут. Так и получилось. Со словами «дура молдавская» зачинщицы драки отступили, потирая полученные синяки и укусы (ну, да, кого-то она и покусала – пусть знают, что в бою все средства хороши!). И она стала в классе неприкасаемым изгоем.

Мальчикам не было до нее дела: красавицей особой она не была, одевалась бедно и немодно, характер имела вздорный и угрюмый, списывать не давала – нафига она такая кому сдалась. Центром девичьей части класса была красотка Марьяна, остальные девочки клубились вокруг нее на орбитах разной степени удаленности, кормясь остатками с барского стола. Она была дочерью успешного кооператора, хорошо одевалась, имела настоящую, крутую взрослую косметику итальянской фирмы PUPA и вокруг нее имелся целый рой кавалеров. А, значит, что? Кому достанется свитер, который Марьяне надоел, или наполовину использованная помада? Правильно, подружкам. Кого угостят настоящими финскими конфетами FAZER, которые не то что вкус имеют неземной, но даже и запах? Их же, подружек. Им даже мальчики периодически перепадали, которые начинали ухаживать за Марьяной, но, осознав глубину своих заблуждений и Марьянину недосягаемость, соглашались на ее «фрейлин».

Вот это все Наташу не интересовало совершенно. Она не могла вписаться ни в одну из частей класса, и ее отдельность и одиночество были предопределены.

Еще осенью, через пару недель после начала учебного года, решился вопрос с работой: та самая Каринина подружка, Эля, работала на почте и вовремя маякнула им, когда на их участке открылась вакансия почтальона. Оформили туда официально Карину, а бегала с тяжеленной сумкой по домам и квартирам Бабаевска, естественно, Наташа. Но уже к зиме стало понятно, что Карина жалеет о своем решении оставить в доме племянницу, уж больно туго им жилось. На почте платили копейки, если вообще платили. Да еще и часть зарплаты приходилось отдавать Эле, за услугу – иначе на фига ей такие риски? И если разговор о необходимости Наташе возвращаться в Дубоссары и не произошел до сих пор, то не по причине Карининой доброты, а по все той же банальной причине: деньги. Чтобы отправить племянницу назад, в Дубоссары, Карине надо было изыскать откуда-то средства на билет, а изыскивать их было неоткуда – в доме тараканов было больше, чем наличных.

Бог, как известно, жалеет сирот, как в Евангелии сказано: «Оставь сирот твоих, Я поддержу жизнь их». И, похоже, не соврал, поддержал, как мог и как умел.

Подходил новый год. Наташа с тоской ждала его приближения. Это был самый семейный и любимый ею праздник, лучше дня рождения. Даже в последние, совсем уж тяжкие из-за постоянного вооруженного конфликта годы, они с мамой и Михаем старались не изменять традициям, пусть и в самом минимальном их воплощении. Уж плацинды-то они всегда пекли, и бумажки с пожеланиями всегда туда запихивали. Накануне усаживались всей семьей, писали все самое лучшее, типа «в новом году здоровья!», «тебя ждет прекрасное путешествие» или «внезапно ты получишь много денег», скручивали их в трубочки, ревниво следя друг за дружкой через плечо, и складывали пожелания в специальную хрустальную вазу, в которой в тучные годы мама подавала конфеты гостям. Потом, когда плацинды были уже готовы и немного остыли, Михай сидел и аккуратно запихивал эти скрученные бумажки внутрь выпечки, поближе к начинке. Съедать все это надо было побыстрее, иначе бумага из-за соседства с начинкой размокнет и будет уже неинтересно разбирать расплывшиеся каракули.

Эх, а в этом году ни мамы, ни Михая, ни плацинд… Дома вообще было мрачно: Карина ходила недовольная, и Наташа чувствовала, что она в этом Каринином раздражении – не последняя причина. Печь, как и готовить что-нибудь, сложнее жареной картошки, в доме тоже не было принято, какие уж тут пироги. И уйти встречать новый год в гости для Наташи тоже не вариант: полгода в Бабаевске быстро полетели, а друзьями-подругами тут она так и не разжилась. Да и с пустыми же руками не пойдешь… Значит, что? Значит, Карина уйдет к подружке – такой же матери-одиночке, как и она сама, правда, с одним только ребенком, детей бросит на нее, Наташу – «хоть какой-то с тебя прок!», она с племянницей не церемонилась, регулярно использовала ту как няньку. И будет Наташа встречать новый год с детьми и телевизором. Подарок Карина подготовила только Тимуру, младшему, про остальных сказала «вам в школе дадут!».

Но подарок таки успел к празднику и случился. Только Наташа не сразу поняла, что это он, тот самый волшебный новогодний сюрприз.

В самом конце второй четверти ее вызвала к себе учительница биологии.

– Наташа, хочу попросить тебя выручить меня.

– Да, Вера Ивановна, я вас слушаю!

– В новогодние каникулы в одном подмосковном интернате пройдет олимпиада «Отличник». Они ее уже третий год проводят. Интересное очень мероприятие: заезд туда 29 декабря, сначала – развлекательная программа, артисты из Москвы приедут. Потом – олимпиада по нескольким школьным предметам, и еще интересные занятия с разными учеными молодыми, которые туда приезжают. Там очень здорово, как пионерский лагерь зимний, только круче – и польза, и развлечения! А новый год как здорово они празднуют, и подарки под ёлкой детям богатые. Должна была Сидоркина ехать, но она с аппендицитом в больницу попала. Я, было, сунулась к нескольким отличникам из моего класса, но у всех другие планы и родители не хотят на новый год детей от себя отпускать. Может, ты согласишься, а?

Ну, да. Наверняка Вера Ивановна в курсе ее жизни и прекрасно понимает, что Наташу не то что отпустят – а еще и благодарить будут, что от лишнего рта на неделю избавили. Наташа почувствовала, как ее лицо заливает краска.

– Спасибо, Вериванна. Я, Вериванна, у тети разрешения спрошу. И завтра вам скажу, отпускают меня или нет. А то мы с тетей всего столько на каникулы напланировали – и на горках покататься, и в Москву съездить, по музеям походить. Вдруг не разрешит, не отпустит.

Биологичка смотрела на Наташу с неприятной улыбкой и пониманием в глазах. Женщина она была пожилая, опытная и мудрая, ей было понятно, что девочка врет. Ишь, гордячка какая. Нищая гордячка. Раньше-то не было такого понятия, как нищие, советской властью они были недовольны, молодые эти, свободы вам было мало? Ну, вот, кушайте теперь свою свободу, и не обляпайтесь! Теперь все как в кино про загнивающий Запад – богатые, бедные, бандитские разборки и инфляция. А девочка эта далеко пойдет, сильная, умная, гордая. Пусть съездит к Николаше, глядишь, он за нее уцепится, поможет. Шанс, может, это ее. А Сидоркиной этого не надо, хорошо, что именно так всё сложилось.

И вот 29 декабря 1995 года у Наташи началась новая и совсем другая жизнь. Будто одна дверь, с тяжелыми буднями слишком рано выкинутого во взрослую жизнь ребенка, за ней закрылась, а другая, в новую, интересную жизнь, полную удивительных возможностей и бескрайних перспектив, открылась. Были тучи, ветер и холод всемиброшенности и никомуненужности, и вдруг, будто солнышко включили, началась совсем другая история.

Предназначена Школа была для одаренных детей, возрастом от 10 лет и старше. То есть, школьные классы в ней начинались с 4-го, совсем малышков, начальных классов, не было. Изначально она была построена компанией «АМ Юргаз» для детей сотрудников: с образованием тогда на Крайнем Севере было сложно, тем более – с хорошим образованием. Да и климат тамошний был тяжеловат для детей. Постепенно ведомственная школа превратилась в интернат для талантливых детей, тем более, что талантливых учителей к этому времени там было уже вполне достаточно.

Другое дело, что даже самая хорошая школа никогда не заменит семью – Наташа убедилась в этом на собственном опыте. В конце концов, иногда хочется уснуть в собственной спальне и не слышать ночное сопение десятка одноклассниц под боком. Помыться в душе в одно лицо и попеть, например, пока моешься, или порассматривать в зеркале свое взрослеющее и меняющееся тело, такое другое и незнакомое, – согласитесь, заниматься этаким в общем душе не очень с руки. Соседки мешать будут, или, например, подсматривать. Или не будут, но тебе все равно это будет казаться.

Самое главное, чего не хватало теперь Наташе – просто побыть одной, в тишине, за закрытой дверью, пусть даже и недолго. Оно и у тетки это было сложно исполнить: семье принадлежала половина дома-развалюхи, большая комната, она же кухня, и три маленьких чулана, выходящих из нее в разные стороны, где жили и взрослые, и дети. Но все-таки, все-таки… Это все же был дом, семья, пусть и не своя собственная. Но всё и везде хорошо не бывает, надо уметь довольствоваться малым. Или понимать чем и за что ты платишь. За свою новую Школу она была готова и большим заплатить, чем отсутствием уединения, слава богу, большего с нее никто не требовал.

Директор интерната, Николай Михайлович, стал ей практически отцом, которого ей всю жизнь так не хватало. И учителем, и другом, и лучшим советчиком. И вообще, человеком, с кем Наташа позволяла себе быть настолько искренней и откровенной, насколько для нее это вообще было возможно. Именно он в последнем, одиннадцатом классе, сказал ей, максимально четко и жестко:

– Наташа, ты давно у меня просила совета куда пойти учиться, как сориентироваться в своих мечтах по поводу будущей работы. Так вот что я тебе скажу. Академическую науку мы с тобой отметаем: ты явно не Мария Склодовская-Кюри, не будем себе врать. Твое главное достоинство – твоя грандиозная, особенно для молодой девушки, воля, целеустремленность, готовность добиваться своего, не считаясь с затратами и жертвами. Последнее, кстати, может принести тебе не только желаемые дивиденды, но и много проблем, если ты не научишься держать это свое замечательное качество в узде. Иди в бизнес. Получай профессию, там сейчас востребованную – про рекламу, там, что-нибудь, или про бухгалтерию. И вперед, делать карьеру. Я абсолютно в тебе уверен, все у тебя будет хорошо, или, как сейчас принято говорить, круто. Для тебя это важно, как, впрочем, и возможность обеспечивать себя. Базу ты здесь получила такую, что легко поступишь в любой вуз. Главное – не теряй вот этого своего качества «танка во время прорыва» и все будет у тебя просто отлично!

Наташа послушалась Николая Михайловича, и, как показала жизнь, ни разу пока об этом не пожалела. Надо, кстати, ему коньяка будет 1 сентября привезти. Он любит армянский, настоящий, она знает, где его заказать. Главное – не забыть. Она любит побаловать старичка. Он заслужил.

* * *

– Тусь, привет! Не разбудил?

Михай. Братец. Только он может позвонить с этим нелепым и невинным вопросом в 7 утра в субботу. Не говоря уже про форму обращения – «Тусей» Наташу называли только два человека в этом мире, он и мама, иногда еще Натуцей, на молдавский манер. Остальные – Наташей, Натальей, Татошкой (это уже Руслан, в минуты особой нежности). А раз так – жди, шерсть на холке дыбом, жизнь брат ведет странную и непонятную, его звонок не сулит ничего хорошего.

После той истории много лет назад, когда Наташе пришлось одной уезжать в Бабаевск, он все-таки уехал с друзьями на заработки в Румынию. Не сразу, но уехал. Аурика очень волновалась, отпуская сына без денег и практически «в никуда» – обещалась какая-то туманная «работа на ферме» у родственника знакомых. Мобильных телефонов тогда не было, и те полгода, которые Михай не выходил на связь после отъезда, добавили значительное количество седых волос на голове у матери.

Отработав три месяца на захолустной свиноферме, за еду и ночлег, в должности, как назвал это Михай, «говноуборочного комбайна», он сбежал оттуда. Послонялся по стране – Тимишоара, Яссы, Сибиу, Брашов, ночной охранник в магазине, билетер в музее, посудомой в ресторане, ростовая уличная кукла, рекламирующая местный магазин меховых изделий (блин, вот поди скажи, что удастся побыть русским песцом в Румынии – никто бы не поверил!). Много чего было, всего и не упомнишь. Потом он уехал из Румынии, не самое это было хлебное место для таких, как он, в 90-е годы. В конце концов, Михай осел где-то в Португалии, но, будучи натурой непоседливой, постоянно колесил по Европе и остальному миру. Появилась у него и как бы семья, там же, в Португалии: барышню звали Паула, наполовину португалка, наполовину нигерийка. Смуглая, стройная, с экзотичной внешностью, такая, что мимо не пройдешь, не зацепив глазом. Для самолюбивого и понтовитого Михая – самое то, что нужно.