И городок заброшен навсегда.

А письмецо, ты это, сам отправил,

Но задержалась почта с ним слегка.

Степан в конфузе. – Только письмоношу, –

Сказал комбату: – Ты ругать не смей,

Коль этот парк давно уже заброшен,

Вокруг для саженцев – немало пустырей!

Глава двадцать восьмая

Иллюминация

С трудом, поднявшись спозаранку,

Хоть, спят другие в эту рань,

Спешит Степан не на зарядку-

А, обиходить, чтоб, герань!

И срок настал. Свой куст подрезав,

Букет понес, чеканя шаг,

Под скромной где – звездой железной

Солдаты павшие лежат.

Но замер вдруг остолбенело

У обелиска, прям, Степан:

На нем, рукою оголтелой,

Свой след оставил хулиган.

Сказала дворничиха: – Ночью,

Когда кругом темно совсем

Здесь пакостит, любой, кто хочет

И не пронять его ничем!

Пахомов в гневе очень пылкий,

Никто не встанет на пути.

Всё содержимое копилки

Решил на свет произвести.

Хватило денег на гирлянду,

Пусть и китайский ширпотреб,

Но отпугнет вандалов банду.

Другого выхода-то нет!

Старательно развесив лампы,

С надеждою подумал сам:

– Держать подальше будут лапы,

Кто краской мажет по ночам.

Да не учел, включая вилку,

Что варвару на все чихать,

С собою, взяв стальную финку

Пришел тот мрамор ковырять.

Но тут гирлянда из Китая

Замкнула (люди говорят),

Вандала верно обрекая

На (в 220 вольт) разряд.

Решилась так, сама проблема.

Но стал Китай вдруг письма слать,

Охранную его систему

Совместно просят выпускать.

Глава двадцать девятая

Не та музыка

Не стало от динамиков прохода:

Льет музыку эфир во все концы.

Но Стёпин вкус совсем иного рода,

Не любит он ни рока, ни попсы.

Когда совсем надоедает это,

Уходит в лес послушать соловья.

А то и сам затянет с ним дуэтом,

Два пальца в рот засунувши, свистя…

Когда же ностальгия одолеет,

Припомнит с горечью он детские года.

В который раз о прошлом пожалеет:

– Где пионерский горн или труба?

Но есть такая у судьбы причуда:

Сюрприз устроить в роковой момент.

На рынке вдруг Степан увидел чудо –

Старушка продавала инструмент.

Купил недорого он балалайку эту.

Потом зашел и в нотный магазин,

Чтоб музыка звучала, лишь по свету,

А не металл от «рокаобразин»

Без робости осваивал «трехструнку»,

Так что, сумел «Подгорную» сыграть.

Но завели соседи перебранку,

Мол, стены тонкие – мешаешь отдыхать!

Дворец культуры – музыки орбита.

Хотя лишь, танцы-манцы и кино.

Да только «Оркестровка» там закрыта.

А сам оркестр распущен уж давно.

Найти где – сокращенного маэстро?

Кассирша объяснила, в суть войдя:

– Руководитель нашего оркестра

На рынке день проводит изо дня!

Та (с балалайкой) самая старушка

Не возражала поиграть вдвоем

Теперь дуэт их – вовсе не игрушка.

За день дает пол шапки серебром.

Глава тридцатая

Совет с постамента

Борьба за мир – пример теперь для многих.

В голубеводы Степа, чуть не встрел,

Но «Зооуголке» начальник строгий

Про голубятню слушать не схотел

Вот корм для птиц он брал довольно часто.

И каждый день, подав ему кулёк,

Считал растратчиком себя Степан несчастный.

Да против прихоти поделать, что он мог?!

Тем временем, слуга номенклатуры

Бездомных птиц в обед кормить шагал.

Те развелись у знаковой скульптуры:

Ивана Павлова, рефлексы кто познал.

Но, как-то раз, начальник присмотрелся

И ну ругать, мол, голуби грязны!

Пахомов, тут опять не отвертелся,

Узнать был вынужден причины той беды.

Хватило на исследованье сметки:

Садились голуби на памятник, а тот

Не знал так долго мыла или щётки.

Что превратился в сборник нечистот.

Взяв порошка стирального полпуда,

Степан отмыть поднялся монумент.

А, разглядев начальника оттуда.

Не упустил удобнейший момент.

За изваяньем прячась осторожно,

(Как будто Павлов) Степа прокричал:

– Тут голубей прикармливать не нужно

Им голубятню лучше бы создал!

Начальник, перепуганный до края,

Пообещал исправить все ладом.

Теперь живет под крышей птичья стая

И по – закону кормится зерном.

Глава тридцать первая

Неудачное торжество

На окнах льда, покуда, корка,

Но не далеко до весны…

Как тут не взяться за уборку?

За наведенье чистоты!

И вдруг (хоть заноси в скрижали)

За делом Стёпин замер дух:

На подоконнике лежали,

Пригоршни две – заснувших мух.

Такого, сроду не бывало,

Их «Зооуголок» не знал,

Чтоб так вот живность пропадала

Без занесения в «Журнал».

Чтоб привести учет весь в норму,

Весь инвентарный их баланс,

Пахомов книг проверил гору

И чуть не впал в счастливый транс.

Им выписка с архива взята,

Мол, и у рыбок, и зверей

Приблизилась не просто дата,

А натуральный юбилей.

Речь не зашла о знатной пьянке,

Таких – за стол, он не садил.

И все ж полбанки «Валерьянки»

Коту Пахомов подарил.

Не пожалел и кислорода,

Для всех аквариумных див.

Напузырял, изрядно, в воду,

Баллона вентиль открутив

Чуть больше нервов черепаха,

Потребовала на «проздрав».

Ей из «Гербария» Степаха

Собрал букет сушёных трав.

А кот проклятый, в ту минутку,

Залез в аквариум тайком

И выловил оттуда рыбку,

Чтобы, сожрать в углу, каком.

Степан с букетом разогнался

Добычу все ж отнять успел,

Но в добрых чувствах расписался:

– Финал не этот он хотел.

Конец потом настал волненьям:

Начальник строго возопил

И под угрозой увольненья

Все юбилеи запретил.

Степан уборкой кропотливой

Занялся. Только мух не встрел:

Ведь, на окне их – до единой,

Употребил паук-пострел.

Глава тридцать вторая

Договор

Сколь ни работай – денег маловато.

Купюры стопкой Стёпа видит раз,

Когда зовут к кассиру за зарплатой,

Или когда начислили аванс.

Потом жена о них берет заботу:

Сколь ни ищи – не нападешь на след!

Лишь утром, провожая на работу,

Сколь нужно, выделяет на обед.

Степан не ропщет: – Всё тип-топ и гарно!

Пустой карман – ещё не знак беды!

Пахомов деньги экономит регулярно,

Себе черпнув, зверушкиной еды.

И для других он держит дверь открыто:

Довольно часто в «Зооуголок»,

Перекусить приходит из корыта

Какой-нибудь, пахомовский дружок.

И только раз в неделю – вся заначка

Степану позволяет от души,

Сходить туда, откуда на карачках

К полуночи уходят алкаши.

Как раз сегодня рубль к рублю скопился,

У «Бара» друг встречал недалеко.

А рядом с ним в компанию просился

Ещё один – халявщик на пивко.

Нахальный взгляд, улыбка супермена…

Сказал Степан: – Документ предъяви!

И не напрасно, это брат бармена

Хотел их на деньжата развести.

Прогнал его Пахомов во три шеи:

– И без ханыги, время проведем!

Взял перекус у стойки он скромнее,

Чтоб пиво градус не теряло в нем.

Консервный нож, когда всегда в кармане,

С любою банкой справится легко.

И вдруг из кильки драгоценный камень

Блеснул Степану в бледное лицо.

Тут, как на грех, бармен принес бутылки,

На перстенёк глазами сразу – шасть!

Друзьям предложил с ходу, без запинки:

– Под драгоценность месяц угощать.

Удача многих довела до краха:

От пива – к водке перешли ладом.

Пока в финале пьяного размаха

Приятель не забылся под столом.

Лечить беднягу увезли на «Скорой»:

Переедать любому лишь во вред!

Прошла неделя. И опять бездомный

Пришел собачий он просить обед.

Бармен нарушил уговор их строгий:

Брильянт забрав, забыл, как даже звать.

Поставил брата прямо на пороге:

Друзей в пивную больше не пускать!

Хотел Степан уже подраться с парнем,

И тут увидел банку у крыльца.

Ту самую, что одарило камнем

С, забытого консервщиком, кольца.

Был адресок на этикетке точный

И по нему Пахомов письмецо,

Послал владельцу прямиком по почте.

Мол, вот сегодня, Ваше, где кольцо!

Рыбак явился мигом за ответом

Брильянт забрав, бармена пожурил.

Ну а Степану (в качестве привета)

Знакомой «Кильки» ящик подарил.

А так как опыт – тоже драгоценность,

Не стал Пахомов больше рисковать.

Отдал презент приятелю на бедность,

Чтоб было чем пивишко заедать.

Глава тридцать третья

Несостоявшийся банкет

На цыпочках весна подкралась:

Был чистым снег и вдруг – облом.

Из-под сугробов показалась

Сплошная свалка под окном.

Сей вид начальству не по нраву.

Собрались, чтоб без суеты

Субботник объявить во славу

Приятной глазу чистоты.

Степану жизнь и так несладка,

А тут в их «Зооуголок»

Пришла депеша-разнарядка.

В ней – план работ и точный срок.

Вздохнул Степан, пошел в каморку,

Бывало как, не раз и встарь.

Проверил (с той ещё уборки),

Горой лежавший, инвентарь.

Не все в сохранности осталось:

Прошли лопаты будто фронт.

На счастье, в кассе оказалось

Немного денег – на ремонт.

А тут ещё на дне пакета

Степан заначку отыскал.

– Осталась, – вспомнил он. – С банкета,

Субботник прошлый, что венчал.

Шел в магазин с довольным видом.

Кошель держа, как на показ.

Надеясь на систему скидок:

– За мелкооптовый заказ.

Купил лопаты, грабли, щетки.

Затем (на коллективный стол),

Взял дюжину бутылок водки,

Какой дешевле не нашел.

Но кончился подход печально.

Степана, что купил «не то»

Увидел у крыльца начальник,

Из персонального «авто»

Один звонок и шеф Степана

Вдруг запыхтел как паровоз,

Велел, чтоб водку и стаканы

Он на помойку, срочно снес.

Тут спорить нечего, Пахомов

Понес спиртное выливать,

Как встретил дворников знакомых,

Не знавших: «Время, чем занять!»

Те просят: – Мы тебе послужим,

Отдай бутылки нам за труд!

Договорились, что прям тут же

Они участок уберут.

Назавтра – «Чистая суббота»

Собрались все, кто только смог.

Да разве уж найти работу –

Сияет «Зооуголок»!

Степану сыпали проклятья

На строгий вызвали «ковёр»,

Где за подрыв «мероприятья»

Ему устроили разбор.

Теперь Степан свой горький опыт

Запомнил раз и навсегда.

Проводит он, идя с работы,

Лекторий «Трезвого труда».

Глава тридцать четвёртая

Коварные «жучки»

Немало в «Зооуголке» зверей.

В придачу – тьма, кто ползает, летает.

Из них Степан не любит (хоть убей)!

Жучков, что мирно крошки промышляют.

Все началось с простого утюга.

Его с прибавки к пенсии купила

Степана теща, гордая слегка,

Обновой, что, семейству подсобила

Потом и тесть, встречая юбилей,

«Сухариков сушилкою! разжился:

Был презентован тостер от гостей,

Что в сеть легко и радостно включился.

Жене такого – только подавай:

Стирает, холодит и пылесосит.

А в завершенье: лампочковый рай –

Зал осветила люстра «соток» в восемь

Не стало, вдруг, розеток всем хватать.

Пошел Степан за оптовой покупкой

И лишь успел по стенам их распять,

Как обернулось, темнотой все жуткой.

Свеча не зря хранилась под рукой:

Пахомов обошел свои владенья

И понял, обернулось что бедой –

В сети – «электроперенапряженье».

Но и Степан совсем не лыком шит,

«Жучок» скрутил из гвоздика стального,

и примостил затем в электрощит,

Чтоб впредь себе не позволял такого.

Когда ж купил «электродолото»,

Включил и вздумал выбросить коробку,

Такое пламя спину обожгло,

Что чуть не стал сухим он словно пробка.

Брандмейстер долго распекал его,

Когда в щитке, он отыскал «гвоздочек».

С тех пор Степан и невзлюбил жучков:

Ни крошку им не бросит, ни кусочек!

Глава тридцать пятая

Кран в ванной

С утра умыться – не проблема,

Когда…надежные краны.

А коль текут струей в «колено»

То – жди упреков от жены.

Готова, баба, сжить со свету!

На службу – от скандала вскачь

Побёг. А по пути газету

Купил с программой передач.

С работы обернувшись рано.

И позабыв опять про кран.

Раскрыл «программку» у экрана

И погрустнел совсем Степан.

И так бюджет семейный тонок:

Прошла зарплата сквозь персты!

А тесть от пенсии деньжонок

Не даст, потратив на цветы.

Но без подарков – хоть в болото!

Пошел Пахомов в магазин,

Позырить, как берут чего-то,

Десятки денежных мужчин.

Им не чета, Степан с заначкой:

Духи и золото – разор!

А ширпотреб, что рубль за пачку,

Нести домой – совсем позор…

Дни напролёт, так рассуждает,

От мыслей стал – овсем чумной,

Как вдруг начальник вызывает

К себе с проблемой непростой.

Характер шефа – крепче стали.

Он на развод, из дальних мест,

Случилось – груз яиц доставил

Чужих тропических существ

Да только, зря он обольщался,

Им инкубатор не помог.

Теперь велел начальник: – Яйца,

Снести подальше за порог.

Куда девать такое чудо?

Степан придумал в свой черед:

Домой повез, чтобы оттуда,

Закинуть в мусоропровод.

А до поры под ванну втиснул,

Где кран парил лихой струей,

Чтоб ночью – в час авантюристов,

Устроить лютый «яйцебой».

Но зря держал карман он шире:

В тепле проклюнулся приплод,

И стаями по всей квартире

Пополз тропический «народ».

Вопил весь дом, как сто дебилов,

Лишь, Степа был предельно строг:

Гостей – от змей, до крокодилов

Вернул он в «Зооуголок».

Отмечен подвиг был приказом,

На премию Степан сменил,

Кран в ванной, чтоб подобным разом

Его б никто не навестил.

А тут и День 8-е марта.

Жена и теща за труды

Расцеловали Степу жарко

А тесть вручил ему цветы!

Глава тридцать шестая

Погоня

Едва рассвет, окна лучом коснётся.

На кухню Стёпу тянет как магнит.

К кастрюлям он бежит, когда проснётся

И не умывшись – крышками гремит.

Не для себя кость выловит из супа,

На улице ждут верные друзья:

Бродячих псов немаленькая группа.

Ждут – не доест, что Стёпина семья.

Не все собакам вывалит Пахомов.

Несет особый Стёпа узелок

Туда, где бомж живёт ему знакомый –

За теплотрассой в тихий уголок.

Сегодня тот сидел – черней морилки:

Не от того что, вечно он в грязи.

Воры (пока он собирал бутылки)

От дома крышку люка унесли.

Степана друг бродягой был не вечно.

Вдвоём когда-то «робили» они,

В «Почтовом ящике», где плотники, конечно,

Всегда имели «длинные рубли».

Тогда ж Колян – пахомовский напарник,

Квартиру от профкома получил.

За то, что в деле был большой ударник,

И горло самогоном не мочил.

Но счастье было очень уж коротким.

Конверсия угробила завод.

И алкаши, и не питейцы водки

Пополнили не занятый народ.

Коляну что? Квартиру сдал в аренду

И как рантье заморский проживал

Пока жилец кулак не сунул в морду,

И за порог в три шеи не прогнал.

Тогда и поселился в люке Коля.

Где сам себе – хозяин и сосед.

И надо ж – приключилась, злая доля:

Стащили крышку, в довершенье бед.

Помог Пахомов, даже без сомненья,

И пес откликнулся, кобель бродячий – Дюк.

Его Степан, тот час, без промедленья,

Пустил по следу – обокравших люк.

Погоня мчалась, устали не зная.

Дюк вёл Степана, точно по следам.

Куда река стекается стальная

Благодаря, пройдохам и ворам.

«Приёмный пункт» завален был металлом.

Средь прочего – чугунные блины,

Лежали обличительным навалом,

И подтверждением явной их вины

Пахомов вызвал главного в «Комхозе».

Мол, вот вам враг – блудливая лиса.

И от себя добавил столько в прозе,

Что уши, вдруг, завяли и у пса.

Но дальше все закончилось…испугом.

Приемщик штраф – с ухмылочкой отдал.

А к вечеру пошло обычным кругом…

Он крышки, как и прежде, принимал.

Вздохнул Степан, забрал добро Коляна.

Отнес тому, чтобы в тепле сидел.

Все ж с крышкой люк – уже не просто яма.

Какой ни есть, а собственный удел.

Потом топор взял в плотницкие руки,

Тесал горбыль, как будто шел на бой.

Пока Колян ловил, пригревшись, глюки.

Образовалось все само собой.

Для Дюка сбил Пахомов чудо-будку.

Вблизи жилища друга и бомжа.

Чтоб без присмотра даже на минутку.

Теперь та крышка больше не была.

Глава тридцать седьмая

Местный «Страдивари»

Сплошь в «Зооуголке» теперь заботы:

Вольер Пахомов чистил для ослов,

Как вдруг начальник выдал за работу

Билет на выставку шедевров мастером.

А там охраны – как у государя,

Хотя, висит лишь скрипка под стеклом.

– То, – говорят, – Работа Страдивари

И стоит в «евро» – сущий миллион!

Тут на Степана снизошла идея:

– Я сам, подобного, способен настрогать!

Тем более, тенистая аллея

Растет за домом. Что ей пропадать?

Писал он заявленье словно Гоголь.

В нем стребовал с начальственных особ:

– Спилите, прям, под корень каждый тополь.

Упасть на головы прохожим, чтоб не смог!

А с чурбаками обошелся круто:

К себе во двор сушиться их скатал.

На заготовки обработал грубо.

Потом и в «чистую» рубанком обстрогал.

Не раритет, для сдачи антиквару.

Но, балалайки вышли всем под стать.

Осталось только сбыт найти товару:

На рынке место бойкое сыскать.

Потом отметил странную примету:

По пятницам бывал охотней спрос,

Не Страдивари, но свою монету,

Народ к Пахомову на иномарках вез.

Так и спросил у парня из «Феррари»:

– Какой оркестр уполномочил Вас?

А тот ему: – Пусть, ты, не Страдивари,

Но для костра полешки в самый раз!

С тех пор Степан забросил балалайки.

Нашел занятие для совести милей –

Он высадил и поливает с лейки

У дома саженцы – аллеи тополей!

Глава тридцать восьмая

Конкурсный отбор

Степану по делам, зарплату

Вручают в «Зооуголке».

Гипнотизёр он лишь по штату.

А так – рабсила при метле.

С утра – дорожки обиходит,

Потом – с ружьем, как гренадер,

Половником он корм наводит

Питомцам клеток и вольер.

Затем растащит по кормушкам,

Не позабыв ни про кого.

Вот почему глядят зверушки

Всегда с любовью на него.

И вот когда все: чин по чину,

Положен отдых, он тогда

Цирк вспомнит, с книгой – как причину

Гипнотизерского труда.

Но вдруг – беда, какой не ждали,

Заходит шеф: – Степан, прости!

Нас очень строго обязали

На должность конкурс провести…

Едва заявка прозвучала,

Старик явился – смертный прах.

Видать, прошёл наук немало,

Как лыжи – боты на ногах.

– Такой мести-скрести не станет! –

Шеф сразу понял по нему.

– Хотя, конечно, если глянет,

Гипноз такому по плечу!

Откликнулась и мымра злая –

В руках магический кристалл.

Шеф её принял, точно зная:

– Врагу б такую не желал!

Шеф загрустил – от дум горбатый!

Видок в углу – не к чаю джем:

Стоят метелки и лопаты

Осиротевшие совсем.

На грязный коврик он у входа

Случайно глянул и…воскрес.

К следам пришельцев у порога

Возник живейший интерес.

Пахомов где? Подать Степана!

Снимай казённое добро –

Халат, ботинки без обмана,

Оставь лишь нижнее бельё.

Одежду взял. Обувку – тоже,

Умчался, не забыв носки.

Степана вмиг мороз по коже

Пробил обиды и тоски.

И вот начало испытанью,

Собрался конкурентов строй.

Всем тут же Шеф своё желанье

Явил как с тучи грозовой

Мол, главный пункт, почтенный кворум,

Иметь во всем такой размер,

Была, чтоб спецодежда впору…

Моя! – Степан халат узрел.

И прочь пошли – Яга с кристаллом,

И плоскостопный с ней старик…

Ему была обувка малой,

А ей – налезла б на парик.

Шеф долго ж был смешлив и весел:

– Ты лучший, Стёпушка, родной!

И тут же сам приказ повесил

О той победе непростой.

Все чисто вновь, как на картинке:

Степан остался сам собой.

Вот только бережет ботинки

Стараясь не задеть метлой.

Глава тридцать девятая

Предсказание

Адреналин весною – не подарок.

«Играет» кровь, взаимности прося.

Степан по особям всех, поделив товарок

Про холостого вспомнил карася.

Ему ли не понять чужое горе!