Выскочив во двор, Турецкий тут же разбудил Грязнова, швырнув в него камешком.
— Слава, глянь, что там происходит?
Недовольный Слава выглянул. Злая собака на цепи разорялась на нахального соседского кота.
Плюнув с досады, Трофимов с Турецким вернулись в дом.
Спустя полчаса на кухню вошла хозяйка. Кинув на мужчин очередной презрительный взгляд, она сообщила:
— Господа сыщики, из дома напротив что-то выносят. Если, конечно, вас это интересует. Что-то эдакое большое и тяжелое. А у одного за плечом автомат. Круз Кастильо в таких случаях…
Турецкий с Трофимовым встали и, не слишком уже доверяя чему-либо, пошли посмотреть.
Возле соседнего дома завелся «БМВ» и подъехал поближе к двери. На ходу доставая неразлучный «марголин», Турецкий нырнул в первое же открытое окно. Пригибаясь, он переметнулся к беседке и, скрываемый ее стенками, короткими перебежками продвигался вперед. Трофимов делал то же самое с другой стороны беседки.
Грязнов безмятежно спал, слегка покачиваясь в кресле-качалке. Разбудить его незаметно для тех четверых, что возились у краснокирпичного дома, было невозможно.
«Только бы он не захрапел, — подумал Турецкий. — Ну, Слава, ну выручаешь, приятель, век не забуду, если, конечно, цел останусь».
Турецкий увидел, как двое мужчин, которых не было при осмотре, вынесли на крыльцо большой сверток.
«Ба, да это ж тот самый мешок из рогожки, что валялся в углу прихожей», — вспомнил Турецкий. У одного из мужчин на плече действительно висел автомат «узи». Братья стояли рядом и что-то тихо обсуждали. «Глухой» внимательно выслушал младшего, согласно кивнул и стал заклеивать мешок скотчем.
Позиция была идиотская, приходилось рисковать.
Турецкий с пистолетом в руке вышел из своего укрытия.
— Тебе же говорили, что старших обманывать не стоит, — бросил он младшему брату. — Всем руки за голову, лицом к стене. Ты, — это относилось к двухметровому, — брось оружие на землю.
Трофимов молча вышел с другой стороны и ткнул младшего стволом своего пистолета между лопаток. Тот попытался выбить пистолет, но получил удар в скулу и рухнул на землю, схватившись за лицо. Между пальцев выступила кровь.
Турецкий успел отметить про себя, что лихой Трофимов ударил своего противника вовсе не пистолетом, а левой рукой, той самой, где на пальце у него было массивное кольцо-печатка. Ну что же, неплохое оружие.
Двухметровый мужик в белой рубашке шевельнул плечом, сбрасывая автомат на землю, и вдруг, неуловимым движением перехватив его в воздухе, дал очередь.
Трофимов с Турецким рухнули на траву, ничуть, однако, не задетые. Трое приятелей двухметрового, спрятавшись за машиной, тоже вытащили оружие и открыли стрельбу. Большой тюк остался на крыльце.
Собака на цепи лаяла так, что можно было оглохнуть. Грязнов тем не менее продолжал спать.
Очередная пуля влепилась в дерево на пять сантиметров повыше виска Турецкого. Опля, однако.
Грязнов по-прежнему спал. С ума можно сойти!
Трофимов, «качая маятник», уклоняясь на бегу от возможных попаданий, продвигался к дому с другой стороны.
«Если ему удастся это сделать, бандюги окажутся между двух огней», — подумал Турецкий.
Но бандюги тоже это поняли, и один из парней, беспрерывно стреляя с двух рук, переместился влево. А другой запрыгнул наконец в машину и судорожно пытался ее завести.
Турецкий стал стрелять по колесам. Но этот сектор попадал в мертвую зону, разве только если бы пули заворачивали за угол. Тогда, всунув в «марголин» очередную обойму, он стал наугад бить по предполагаемому бензобаку. Черт его знает, где он у «БМВ». В эти мгновения автомобиль наконец завелся и пытался развернуться на дороге. Но пятый выстрел Турецкого попал наконец в цель. Через две секунды машина вспыхнула. Водитель стремглав выскочил, и вовремя, потому что почти сразу раздался взрыв, вместе с которым машина въехала в забор.
— Эй, парни! — закричал Трофимов, перекрывая шум стрельбы. — Не валяйте дурака, ну зачем это нужно?!
Фьюить-фьюить — просвистело рядом.
Турецкий вынырнул из-за сосны и несколько раз подряд нажал на курок. Мимо.
— Вы, козлы, я начальник угро майор Трофимов! — заорал Трофимов. — Ложитесь на землю, обещаю забыть про тонну свинца, которую в нас выпустили! Давайте спокойно разберемся!
Фьюить-фьюить-фьюить.
— Слава, Слава, черт тебя возьми! — закричал Турецкий Грязнову.
Грязнов пошевелился, но не проснулся.
«Глухой» спустил собаку с цепи, и она огромными прыжками понеслась на Турецкого. Лишь двумя выстрелами удалось ее остановить. Пес отдал Богу душу в прыжке и уже мертвым свалился на Турецкого.
А двухметровый детина, длинно выругавшись, снова дал веерную очередь из «узи». Раненный в плечо Трофимов отлетел в сторону.
И только теперь Грязнов наконец проснулся и, увидев эту войну прямо в десяти метрах перед собой, моментально выхватил «макаров» и, особенно не раздумывая, выстрелил четыре раза подряд. После этого делать было уже нечего. Наступила тишина.
Не может быть! Да нет, так и есть.
Турецкий вздохнул с облегчением. Ну Слава, ну, жук! Натурально…
Трофимов, зажимая рукой окровавленное плечо и растерянно глядя то на распростертое тело, то на сонного и не очень трезвого Грязнова, просто отказывался верить своим глазам. Но все было именно так. Двое убиты. Остальные смылись.
Двухметровый лежал возле деревянного стола. Рядом с его вытянутой рукой валялся автомат.
Трофимов, скрипнув зубами, поднялся на колени, затем — на ноги. Турецкий подошел помочь ему.
— Сволочь, — морщась от боли, выдохнул Трофимов, снова опускаясь на землю.
— Жаль, — процедил Турецкий. — Теперь мы ничего не узнаем.
Глаза Трофимова заволокла белая пелена, и он потерял сознание. Шок, понял Турецкий. Он осмотрел его и убедился, что пулевое отверстие лишь одно. Пуля застряла в плече. Это было скверно.
— Вот тебе и НЛО, вот тебе и якорь, — подвел итог Грязнов, засовывая пистолет в кобуру. — Переговоры прошли в теплой, дружеской обстановке. Как сказал бы мой племянник Дениска — полный отпад.
Из дачи, которая до этого служила им наблюдательным пунктом, вышла «вторая скрипка филармонического оркестра». В руках у нее были вата, бинт и перекись водорода.
— Слава, не пора ли нам посмотреть наконец, что в этом мешке? — не обращая на нее внимания, спросил Турецкий, направляясь к крыльцу. — Елки-палки, такое чувство, что здесь проводила учебные стрельбы хорошая рота солдат. — Он шел практически по сплошным гильзам.
— Держу пари, что не грязное белье. — Грязнов тоже двинулся вслед за ним. В результате «переговоров» мешок оказался прострелен в нескольких местах.
— Должна признать, — официальным голосом сказала дама, окидывая взглядом поле боя, — что Круз Кастильо — просто жалкий сопляк. «Скорая» и милиция уже едут, — отрапортовала она, принявшись за рану Трофимова.
После неудачи с Рюйдэ Рейн несколько приуныл. Он уже начал сомневаться в правильности собственных логических построений и в том, удастся ли собственными силами найти виновника гибели парома. Однако будучи по натуре человеком пунктуальным, Рейн не мог позволить себе остановиться на полдороге. К тому же последние выпуски новостей по Таллинскому телевидению убедили его в том, что вокруг следствия уже идут какие-то закулисные игры. Например, все чаще стали сообщать, что катастрофа, скорее всего, вызвана погодными условиями или техническими неполадками. В качестве виновника журналисты пытались выставить начальника дока, в котором год назад ремонтировали «Ренату». И ни слова о предполагаемом взрыве!
Кто-то явно хотел направить следствие по ложному следу.
Последним в списке тех, кто не сел на «Ренату», значился некий Игорь Бурцев. Телефон, стоящий рядом с его фамилией, почему-то все время был занят. Рейн решил выяснить его адрес и отправиться туда. В конце концов, при личной встрече всегда можно выяснить гораздо больше.
Квартира Бурцева находилась на окраине Таллина, в районе новостроек. Проплутав среди однотипных многоэтажек, Рейн наконец добрался до нужного дома.
О чем говорить с Бурцевым, как выяснить его причастность (или непричастность) к гибели парома, Рейн не знал. Он не представлял себе даже, с чего начать разговор. Ведь даже Рюйдэ мог выставить его за дверь еще в начале разговора. И в принципе оказался бы прав. То же самое сейчас мог бы сделать и Бурцев. Так что оставалось надеяться лишь на случай.
У подъезда панельной девятиэтажки стояли несколько мужчин в строгих костюмах, которые курили и о чем-то тихо между собой переговаривались. Рейн подумал, что ему светиться совершенно ни к чему, и хотел проскользнуть незамеченным, но это не удалось. Завидев его высокую фигуру, они разом повернулись и проводили Рейна долгими взглядами. Такой неожиданный прием вверг его в некоторое замешательство. Но еще больше он растерялся, когда обнаружил, что входная дверь квартиры Бурцева приоткрыта. Изнутри доносились приглушенные голоса.
«А не уйти ли мне отсюда от греха подальше? — только и подумал Рейн. — Вдруг здесь ограбление? Те, внизу, стоят на стреме, а отсюда сейчас выйдут… И уберут меня как ненужного свидетеля…»
Стать случайной жертвой грабителей никак не входило в планы Рейна.
Когда дверь стала медленно отворяться, он на какие-то доли секунды почувствовал себя профессором Плейшнером и уже готов был броситься вверх по лестничному пролету. Но на пороге вместо злобного бандита, вооруженного до зубов, стояла одетая во все черное женщина с заплаканными глазами.
— Здравствуйте, — прошептала она, увидев Рейна.
— Здравствуйте, — также шепотом ответил Рейн.
— Проходите, пожалуйста. — Женщина взяла его за руку и потянула в квартиру. «Как-то странно все это». Рейн послушно последовал за женщиной.
В прихожей она остановилась и, приблизив лицо к уху Рейна, тихо спросила:
— Вы сослуживец?
— Да, — на всякий случай ответил он.
— Хорошо.
Рейн скорее догадался по движению губ, чем расслышал.
«Да что тут происходит?»
Ответ пришел сам собой, когда женщина открыла перед ним дверь в комнату и мягко подтолкнула внутрь. Рейн оказался в самой большой комнате квартиры. Их еще некоторые гордо называют «залой».
По периметру стен сидели люди со скорбными лицами. В руках у женщин белели платочки. Но самое главное — в центре на голом столе стоял обитый черным крепом гроб! Рейн остановился как вкопанный. Этого он никак не ожидал.
— Ну что же вы, — снова дотронулась до его локтя женщина. — Подойдите к матери.
«Если бы еще знать, кто из них мать. И кто покойник. Неужели это Игорь Бурцев скончался? Очень интересно».
Женщина снова взяла Рейна за руку и подвела к сидящей на диванчике сухонькой старушке, которая то и дело прикладывала к глазам кружевной платок. Прошептав ей что-то на ухо, женщина указала глазами на Рейна. Старушка кивнула и протянула ему свою ручонку.
— Примите мои глубокие соболезнования, — проговорил Рейн, легонько пожимая ее.
— Все это так неожиданно, так неожиданно… — снова заплакала старушка.
Женщина чуть-чуть сжала локоть Рейна, давая понять, что соболезнования закончены. Он медленно отошел в другой конец комнаты и сел на свободный стул. По дороге он успел разглядеть покойника.
Это был молодой парень, лет двадцати трех. Среднего роста, блондин.
«Видимо, это действительно Бурцев. Ну и дела… Знать бы еще, от чего он умер?»
Время от времени в комнату входили новые люди, ведомые все той же женщиной с покрасневшими глазами. Их вначале подводили к матери, а потом усаживали на свободные стулья. В свою очередь, другие, отсидев положенное, удалялись. Таким образом, происходила своеобразная смена караула.
«Интересно, когда настанет моя очередь выйти отсюда?» — подумал Рейн. Ему очень хотелось присоединиться к группе родственников и друзей у подъезда и постараться выведать причину смерти Бурцева.
Присутствующие хранили глубокое молчание. Минут через пятнадцать, когда Рейн совсем уж собрался выйти из комнаты, внезапно вошло несколько человек, осторожно держа крышку от гроба. Все поднялись со своих мест. Рейн заметил, что крышку не стали прибивать наглухо.
«Значит, прощание с покойным состоится на кладбище, — заключил он. — Мне тоже надо обязательно попасть туда. Помнится, во многих детективных романах часто все выяснялось именно во время похорон».
Когда все стали выходить, в прихожей Рейн заметил одну интересную деталь. Телефонная трубка аппарата, стоящего на тумбочке, была снята и лежала рядом.
«Вот почему я так долго не мог дозвониться».
Рейн поотстал от толпы родственников, взял трубку и приложил ее к уху, но не услышал даже отбойных гудков. Он несколько раз нажал на рычаг, но и это не возымело никакого действия.
— Телефон не работает, — раздался за его спиной голос все той же вездесущей женщины в черном. — С того самого дня… Мать велела отключить… — И она залилась слезами.
Рейн не понимал ровным счетом ничего.
Гроб долго спускали с девятого этажа по узким лестничным пролетам. Внизу уже ждали автобусы. Рейн поспешил занять место в одном из них, и когда гроб погрузили в черный «рафик», выполнявший роль катафалка, процессия медленно тронулась.
Почему-то во время всех похорон, на которых когда-либо был Рейн, обязательно шел дождь. Поэтому, наверно, погребальная церемония у него ассоциировалась с пасмурной погодой, пронизывающим холодом и обувью, измазанной в глине. Эти похороны не были исключением. За окном автобуса накрапывал мелкий противный дождик, добавляя грусти в невеселую атмосферу.
К большому сожалению Рейна, соседнее место осталось незанятым. Если бы там сидел кто-нибудь из родственников или друзей Бурцева, можно было бы попытаться выведать какие-то сведения. Теперь же приходилось прислушиваться к разговорам вокруг.
— Да, — качая головой, говорила пожилая женщина за спиной Рейна. — Совсем молодой парень!
— И не говорите, — поддакивала ей соседка. — И двадцати пяти еще не исполнилось.
— Вот ведь как бывает…
— Бог дал, Бог и взял.
— Матери-то какое горе!
— И не говорите…
Весь дальнейший разговор шел в том же бесперспективном для Рейна ключе. Поэтому он попытался прислушаться к соседям спереди. Это были двое ровесников Бурцева.
— А у него мои конспекты остались. А завтра экзамен… Как ты думаешь, забрать их уже никак нельзя?
— Неудобно мать беспокоить в такой день.
В итоге Рейну удалось выяснить, что Бурцев учился в Финансовой академии. Прямо скажем, негусто. Как назло, никто не обсуждал причину его смерти. Рейн уже собрался задать сидящим сзади тетушкам прямой вопрос, когда автобус остановился у ворот кладбища и все заторопились к выходу. Лишь один раз краем уха он услышал: «Ифаркт».
«Что за ерунда? В таком возрасте не умирают от инфаркта».
Еще в мединституте преподаватель по курсу кардиологии говорил им: «Запомните, если пациенту меньше тридцати, ищите причину сердечных болезней где-то в другом месте. Сердце просто физически не может износиться за такой маленький срок, оно рассчитано на сто лет».
Откуда-то появился небольшой духовой оркестр, музыканты все как один для защиты от дождя напялили на головы прозрачные полиэтиленовые пакеты, отчего производили несколько странное впечатление. Остальные ограничились предусмотрительно захваченными зонтами. У Рейна зонта не было, и он очень быстро вымок до нитки.
Через несколько минут, когда гроб извлекли из «рафика», печальная процессия медленно двинулась по скользкой глинистой дорожке в глубь кладбища. Оркестр внезапно заиграл что-то очень нестройное и фальшивое, и только при очень большом желании можно было распознать похоронный марш Шопена.
Шли довольно долго. Сначала миновали старую часть, с черными гранитными обелисками, на которых были выбиты трогательные эпитафии в стихах, затем потянулись пирамидальные стелы со звездами на верхушках, перемежаемые редкими металлическими крестами, покрытыми облупившейся краской. Потом крестов стало больше, зато поредела растительность. В конце концов они вышли на совершенно голый участок, почти не занятый могилами. Здесь и остановились возле свежевырытой ямы, которую могильщики предусмотрительно закрыли полиэтиленовой пленкой, чтобы не заливало.
Пока процессия шла к месту захоронения, Рейн потихоньку пробился к самому гробу. Вдруг он почувствовал, что кто-то тычет ему в спину. Это была все та же заплаканная женщина.
— Вот, — она протягивала ему большой черный зонт. — Сейчас откроют крышку гроба. Подержите зонт над покойным. Нельзя, чтобы он вымок.
Пришлось подчиниться.
Вскоре появился священник в сопровождении нескольких старушек, которые сразу же тихонько запели.
Гроб поставили на специальную железную раму и открыли. Мать и остальные родственницы громко зарыдали, а священник запел низким грудным голосом.
Дождь все усиливался, и Рейн теперь был очень рад, что ему поручили держать зонт, который защищал не только покойника, но и его самого.
Пока шло отпевание, Рейн хорошенько разглядел Бурцева. На лице — никаких следов болезней, совершенно молодая, почти юная кожа. Никаких признаков синюшности, которая сразу выдает больного после смерти. Даже сейчас, на холодном ветру, кожа не приобрела мертвенно-восковой бледности. Но самое главное — это губы. Опытный врач по губам трупа может прочитать всю его «историю болезни». Так вот, губы Бурцева были нормального, сине-фиолетового цвета. По всем признакам он производил впечатление совершенно здорового человека.
«Конечно, — размышлял Рейн, — это нельзя утверждать наверняка. Но то, что у парня никогда не было проблем с сердцем, я, пожалуй, могу подтвердить даже под присягой. Хорошо бы, конечно, зрачки посмотреть…»
Священник закончил отпевание, и родственники стали по очереди подходить к гробу. Дождь все усиливался, и процедура прощания проходила довольно быстро. Только старушка мать долго не хотела отходить от тела. Ее стали торопить, и вдруг она что-то громко закричала и уцепилась за голову сына, сбив в сторону подушку, на которой она лежала. Старушку стали успокаивать и потихоньку уводить от гроба. И тут Рейн заметил в глубине левого уха покойного небольшую язвочку.
Возможно, он бы не обратил на нее внимания, но наметанный взгляд врача сразу заметил необычный вид этой ранки. В середине маленького, со спичечную головку, воспаления ясно выделялась белая точка. Такая ранка могла появиться, например, если ткнуть в ухо раскаленной докрасна спицей, и сразу же ее отдернуть. Место ожога сразу побелеет, а область вокруг через некоторое время воспалится. Ранка была совершенно свежая. Но в любом случае она конечно же не могла быть причиной смерти.
Гроб заколотили и быстро, чтобы в могилу не натекло воды, засыпали землей. Холмик покрыли пластмассовыми венками. Земля вокруг могилы уже превратилась в непролазную грязь, и родственники поспешили обратно к автобусам.
О проекте
О подписке