Цитаты из книги «Волосы Вероники»

Распуская волосы, Вероника перебрала в памяти прошедший вечер. Она в точности выполнила все наставления Марджори. Даже когда к ней в восьмой раз подлетел Чар

В час ночи, в холле, Марджори, уже держа руку на выключателе, обернулась в последний раз посмотреть на сияющую Веронику. – Значит, помогло? – Да, Марджори, да! – воскликнула Вероника. – Я видела, ты веселилась вовсю. – Еще бы! Беда только, что к полуночи я истощила все свои разговорные запасы. И пришлось повторять одно и то же – правда, разным партнерам. Надо надеяться, они не будут обмениваться впечатлениями. – У мужчин нет такой привычки, – сказала Марджори, зевая. – Но на худой конец, они б просто решили, что ты проказница, каких мало. Она выключила свет. Ступив на лестницу, Вероника с облегчением ухватилась за перила. Впервые в жизни она натанцевалась до упаду. – Понимаешь, – сказала Марджори уже на площадке, – стоит одному мужчине увидеть, что тебя отбивает другой, как он думает: в ней наверняка что-то есть. Ладно, на завтра изобретем что-нибудь новенькое. Спокойной ночи. – Спокойной ночи.

Мысли его кружным путем вернулись к Марджори. Она опять исчезла – не в первый раз и не в последний. Когда она вернется, он – опять-таки не в первый и не в последний раз – спросит, где она была и в ответ услышит категоричное: «Тебя это уж никак не касается». Хуже всего, что она так в нем уверена! Она упивается тем, что для него не существует никого, кроме нее; она знает, что ему не влюбиться ни в Роберту, ни в Женевьеву. Уоррен вздохнул. Путь к сердцу Марджори был поистине извилистее лабиринта. Он поглядел на танцующих. Веронику снова кружил приезжий юнец.

Двумя часами позже у Уоррена Макинтайра, праздно стоявшего в толпе кавалеров и гадавшего, куда и с кем скрылась Марджори, постепенно сложилось впечатление, не имеющее никакого отношения к предмету его мыслей, – он заметил, что Веронику, кузину Марджори, за последние пять минут не раз отбивали. Он зажмурил глаза и снова их открыл. Только что Вероника танцевала с каким-то приезжим, но это объяснялось легко: приезжий не успел разобраться в обстановке. А сейчас она танцует с другим партнером, и к ней решительно устремляется Чарли Полсон. Вот чудеса! Чарли редко удавалось сменить за вечер больше трех дам. Однако Уоррен просто не поверил своим глазам, когда Чарли наконец отбил Веронику и освобожденным партнером оказался не кто иной, как Д. Рис Стоддард. И Д. Рис, по всей видимости, ничуть не радовался освобождению. В следующий раз, когда Вероника оказалась поблизости, Уоррен пригляделся к ней. Да, она недурна собой, безусловно недурна, а сегодня лицо ее казалось к тому же и оживленным. У нее был такой вид, какой ни одной женщине, пусть даже самой искусной актрисе, ни за что не подделать, – Вероника явно веселилась вовсю. Уоррену понравилась ее прическа – не от бриллиантина ли так блестят ее волосы? И платье ей шло, его винно-красный цвет выгодно подчеркивал ее глаза в густых ресницах и жаркий румянец. Он вспомнил, что сначала, до того как он раскусил, какая она зануда, Вероника казалась ему хорошенькой. Жалко, что она такая зануда, нет ничего несноснее зануд, но хорошенькая – это уж точно.

Послышался одобрительный смех, и под шумок Д. Рис Стоддард проворно склонился к Веронике и сказал ей на ухо: «Записываюсь на ложу». Вероника перехватила его взгляд и просияла, будто он сказал нечто сногсшибательно остроумное. – Вы так верите в короткую стрижку? – спросил Д. Рис, по-прежнему вполголоса. – Я думаю, что она подрывает устои, – серьезно подтвердила Вероника. – Но ничего не поделаешь: приходится либо забавлять людей, либо кормить их, либо шокировать. Марджори позаимствовала это изречение у Оскара Уайльда. Мужчины засмеялись, девицы смерили ее быстрыми настороженными взглядами. Но Вероника тут же – будто и не говорила ничего остроумного и примечательного – повернулась к Чарли и доверительно зашептала ему на ухо: – Мне очень интересно узнать, что вы кое о ком думаете. Мне кажется, вы прекрасно разбираетесь в людях. Чарли затрепетал и отплатил ей тонким комплиментом, опрокинув ее бокал с водой.

В среду на следующей неделе в загородном клубе намечался обед, а после него – танцы. Когда гостей пригласили к столу, Вероника, отыскав свою карточку, ощутила некоторую досаду. Хотя справа от нее посадили Д. Риса Стоддарда, самого завидного и интересного из здешних кавалеров, с левой, что было важнее, сидел всего лишь Чарли Полсон. Чарли сильно недоставало роста, привлекательности и бойкости, но в свете своей новой умудренности Вероника сочла, что он обладает одним неоспоримым преимуществом – ему еще ни разу не доводилось часами танцевать с ней. А едва унесли последние суповые тарелки, раздражение улеглось и на помощь пришли наставления Марджори. Спрятав гордость в карман, она набралась храбрости и повернулась к Чарли Полсону. – Как по-вашему, мистер Чарли Полсон, не обрезать ли мне волосы? Чарли оторопело поглядел на нее. – Почему вы спрашиваете? – Я как раз подумываю об этом. Нет проще и вернее способа обратить на себя внимание. Чарли вежливо улыбнулся. Ему было невдомек, что ее реплики заранее отрепетированы. Он ответил, что не слишком-то разбирается в прическах. Вероника тут же просветила его. – Видите ли, я хочу стать роковой женщиной, – невозмутимо заявила она, а далее сообщила, что короткая стрижка – первый, но необходимый шаг на пути к этой цели. И добавила, что обратилась к нему за советом, потому что много наслышана о его строгом вкусе. Чарли, понимавшему в женской психологии не больше, чем в буддизме, ее слова показались лестными. – Так вот, я решила, – продолжала Вероника уже чуть громче, – на той неделе прежде всего иду в парикмахерскую отеля «Севье», сажусь в первое кресло и велю меня остричь покороче. – Она осеклась, заметив, что соседи прервали разговоры и прислушиваются, но, вспомнив уроки Марджори, поборола смущение и завершила свою речь уже для сведения всех окружающих: – Плата за вход, разумеется, обязательна, но тем, кто придет поддержать меня, я выдам контрамарки.

Марджори снова не отозвалась, и Вероника подумала: уж не хватила ли она через край со своей благодарностью. – Я знаю, ты не выносишь сантиментов, – сказала она робко. Марджори стремительно обернулась. – Я не об этом думала. Я прикидывала, не стоит ли тебе обрезать волосы. Вероника навзничь рухнула на кровать.

встала. – Спасибо тебе, только никто еще так не говорил со мной, и я просто никак не приду в себя. Марджори не отозвалась; она вдумчиво разглядывала свое отражение в зеркале. – Очень мило с твоей стороны, что ты приняла во мне такое участие, – продолжала Вероника.

А разве я плохо танцую? – Вот именно, что плохо, – ты виснешь на кавалере, да-да, чуть-чуть, но виснешь. Я подметила это вчера. И еще ты держишься, словно палку проглотила, а надо слегка изогнуться. Возможно, какая-то старуха из тех, что вечно сидят на балах по стенам, сказала, что у тебя горделивая осанка. Но так танцевать позволительно только при очень маленьком росте, во всех остальных случаях это неудобно партнеру, а считаться приходится прежде всего с ним. – Продолжай. – У Вероники голова шла кругом. – Так вот, научись привечать и незавидных кавалеров. Ты же встречаешь в штыки всех молодых людей, кроме тех, что нарасхват. Да меня на танцах перехватывают на каждом шагу – и хочешь знать кто? В большинстве случаев эти самые незавидные кавалеры. Ими нельзя пренебрегать. В любой компании их большинство. Чтобы научиться поддерживать разговор, нет ничего лучше юнцов, которые от робости теряют дар речи. Чтобы научиться танцевать, нет ничего лучше неуклюжих партнеров. Если ты научишься слушаться их, да еще не без изящества, тебе будет нипочем перепорхнуть с танком через проволочную изгородь до неба вышиной. Вероника тяжко вздохнула, но Марджори еще не кончила лекцию. – Если ты сумеешь на танцах развлечь, скажем, трех партнеров из числа незавидных, если ты сумеешь занять их беседой, заставить забыть, что вас никто не разбивает, это уже достижение. Они пригласят тебя еще раз, и со временем у тебя не будет от них отбоя, а за ними – убедившись, что им не грозит часами танцевать с тобой, – потянутся кавалеры попривлекательнее. – Да, – слабым голосом сказала Вероника, – кажется, кое-что начинает проясняться. – А в конце концов и умение держать себя, и обаяние придут сами собой. В одно прекрасное утро ты проснешься и поймешь: вот оно, пришло, и мужчины тоже поймут это. Вероника встала.

Ну… – Ничего не ну! Будешь делать все, что я скажу? – В пределах разумного. – Ни в каких не в пределах. В твоем случае ничто разумное не поможет. – И ты хочешь заставить… посоветовать мне… – Вот именно. Если я велю тебе брать уроки бокса – будешь брать. Напиши матери, что останешься у нас еще на две недели. – Если ты мне объяснишь… – Хорошо, вот тебе несколько примеров. Во-первых, ты держишься слишком скованно. Почему? Да потому, что ты никогда не бываешь довольна своей внешностью. Когда знаешь, что хорошо выглядишь и хорошо одета, об этом можно не думать. А ведь в этом секрет обаяния. Чем свободнее ты себя чувствуешь, тем сильнее твое обаяние. – Разве тебе не нравится, как я выгляжу? – Нет. К примеру, ты никогда не приводишь в порядок брови. Они у тебя и черные и блестят, но ты их не приглаживаешь– и они тебя портят. А между тем они могли б тебя красить, если б ты потратила на них хоть малую толику того времени, что тратишь на ерунду. Приглаживай их так, чтобы они лежали ровно. Вероника подняла свои раскритикованные брови. – А разве мужчины обращают внимание на брови? – Да, сами того не сознавая. Когда вернешься домой, займись зубами. Они у тебя чуть неровные, это почти незаметно, и все же… – Мне казалось, – опешила Вероника, – что ты презираешь такие мелкие женские ухищрения. – Я презираю мелкие умишки, – сказала Марджори. – Но во всем, что касается внешности, мелочей не бывает. Если девушка хороша собой, она может болтать с чем угодно: о России, пинг-понге. Лиге Наций – ей все сойдет с рук. – Что еще? – Я только начала! Теперь поговорим о танцах.