Цитаты из книги «Волосы Вероники»

– Я подумала, – приступила Вероника прямо к делу, – что ты, может быть, и права, а может быть, и нет. И если ты объяснишь мне, почему твоим друзьям… словом, скучно со мной, я попробую делать все, что ты скажешь. Марджори распускала волосы перед зеркалом. – Ты это серьезно? – Да. – И без оговорок? Будешь делать все, что я скажу?

Чем больше воодушевлялась Марджори, тем сильнее отвисала челюсть у Вероники. – Можно еще понять, когда на жизнь плачется дурнушка. Будь я непоправимо дурна собой, я бы никогда не простила родителям, что они произвели меня на свет. Но тебе-то жаловаться не на что. – Марджори пристукнула кулачком. – Если ты рассчитываешь, что я буду хныкать вместе с тобой, ты ошибаешься. Хочешь – уезжай, хочешь – оставайся, дело твое. – Она собрала письма и вышла из комнаты.

У Вероники набрякли веки. – А ты себялюбивая, злая и вдобавок совершенно не женственная. – Господи боже мой! – возопила Марджори. – Да ты просто дуреха! Такие девицы, как ты, прежде всего виноваты в бесчисленных нудных, тусклых браках, в том, что чудовищная бестолковость сходит за женственность. Представляю, каково приходится человеку, когда, пленившись разодетой куклой, которую он наделил всевозможными добродетелями, он вдруг замечает, что взял в жены жалкую, нудную, трусливую жеманницу.

Видишь ли, – прикинула Марджори, – раз тебе тут плохо, по-моему, прямой смысл уехать. Что толку чувствовать себя несчастной. – А ты не считаешь, что простая доброта… – Ради бога, не цитируй ты «Маленьких женщин»! – нетерпеливо прервала ее Марджори. – Они давно устарели. – Ты так думаешь? – Еще бы! Какая современная девушка станет жить, как эти пустышки? – Они служили примером нашим матерям. Марджори расхохоталась. – Как бы не так! И потом, наши матери были вполне хороши на свой лад, но что они могут понять в жизни своих дочерей?

Пожалуй, мне стоит купить билет на поезд.

Марджори пожелала матери спокойной ночи и вышла. В коридоре никого не было.

И вообще, твои рассуждения мне представляются довольно-таки глупыми, – сонно заключила она.

Отправляйся спать, дурочка, – засмеялась миссис Харви.

Я знаю одно: за другими девушками, и вполовину не такими славными и привлекательными, как Вероника, ухаживают. Марта Кэри, к примеру, и толстая и крикливая, а мать ее и вовсе пошлая особа. Роберта Диллон в этом году так усохла, будто явилась из Аризонской пустыни. Она себя вгонит в гроб танцами. – Да мама же, – нетерпеливо прервала ее Марджори. – Марта веселая и бойкая, а уж как умеет себя подать! Роберта дивно танцует. За ней испокон века воздыхатели ходят толпами.

болью. – Она просто безнадежна! – говорила Марджори. – Знаю, что ты скажешь. Тебе со всех концов твердят, какая она хорошенькая, какая славная и какая кулинарка. Ну и что толку? Очень ей весело? За ней же никто не ухаживает. – А много ли толку в дешевом успехе? Голос миссис Харви звучал раздраженно. – Когда тебе восемнадцать – очень много, – пылко воскликнула Марджори. – Я из кожи вон лезла для нее. Я и улещала кавалеров, и упрашивала их танцевать с ней, но она наводит на них тоску, а этого не выносит никто. Когда я думаю, зачем этой дурехе такой роскошный цвет лица, и думаю, как бы им сумела распорядиться Марта Кэри… да что тут говорить! – Нынче забыли, что такое подлинная галантность. Своим тоном миссис Харви намекала, что отказывается понять современные нравы. В ее время все молодые девушки из хороших семей пользовались успехом. – Ну так вот, – сказала Марджори, – а нынче никто не может себе позволить вечно нянчиться с гостьей-недотепой; теперь каждой девушке прежде всего надо думать о себе. Я пробовала дать ей кое-какие советы по части тряпок и тому подобного, но она только обозлилась и смотрела на меня как-то чудно. Она не такая толстокожая и понимает, что успехи у нее не ахти, но, ручаюсь, она тешит себя тем, что она такая добродетельная, а я легкомысленная, ветреная и плохо кончу. Все девушки, за которыми никто не ухаживает, так думают. Зелен виноград! Сара Хопкинс называет Женевьеву, Роберту и меня коллекционерками. Ручаюсь, она пожертвовала бы десятью годами жизни и своим европейским образованием, чтобы стать такой вот коллекционеркой, чтобы за ней ходили хвостом три-четыре поклонника разом и чтобы на танцах ее отбивали на каждом шагу. – И все-таки мне кажется, – устало прервала ее миссис Харви, – ты должна как-то помочи Веронике. Я не отрицаю, что ей недостает живости. Марджори испустила стон. – Живости! Господи боже ты мой! Да ты знаешь, о чем она говорит с кавалерами – о том, как у нас жарко, как сегодня тесно в зале или о том, как на будущий год она поедет учиться в Нью-Йорк – и ни разу, ни разу я не слышала, чтобы она говорила о чем-нибудь другом. Хотя нет, иной раз она спрашивает, какой марки автомобиль у ее собеседника, и сообщает, какой автомобиль у нее. Увлекательно, нечего сказать. Они помолчали, но вскоре миссис Харви снова принялась за свое: