Цитаты из книги «Волосы Вероники»

Ну что ж, – сказала она быстро. – Отчего бы и не поехать? Те несколько бесконечно долгих минут, когда Уоррен мчал ее по городу, а вся компания катила следом в автомобиле Роберты, Вероника чувствовала себя Марией Антуанеттой, влекомой в телеге на гильотину. Вероника удивлялась, почему она молчит, почему не крикнет, что все это недоразумение. Она изо всех сил удерживалась, чтобы не схватиться за волосы руками, не спасти их от неожиданно обернувшегося таким враждебным мира. И не делала ни того ни другого. Даже мысль о матери больше не пугала ее. Ей предстояло доказать свою выдержку, свое право блистать на звездном небосклоне покорительниц сердец.

Отис сорвался с места. – Both отлично! – завопил он. – Устроим групповую вылазку! Вылазку в цирюльню! Вы, кажется, говорили про отель «Севье»? Все мигом повскакали с мест. У Вероники бешено колотилось сердце.

Мне нравится короткая стрижка, – быстро сказала она, будто отвечая Уоррену, – и я решила обрезать волосы. – Когда? – осведомилась Марджори. – Когда угодно.

Вероника колебалась. Она понимала, что ей непременно надо выкрутиться поостроумнее, но взгляд кузины, внезапно обдавший холодом, не давал собраться с мыслями. – Как сказать, – уклонилась от ответа Вероника. – Слабо тебе? Признайся, – сказала Марджори. Вероника заметила, что Уоррен перестал терзать гавайскую гитару и глядит на нее. – Как сказать, – упрямо повторила она. Щеки ее пламенели. – Слабо! – повторила Марджори.

игра, Вероника тщетно пыталась побороть нараставшую тревогу. Она оскорбила Марджори, этого сфинкса из сфинксов. С самыми что ни на есть благовидными и невинными намерениями она похитила собственность Марджори. Она вдруг почувствовала себя страшно, непоправимо виноватой. После бриджа гости сели кружком, кто куда, разговор сделался общим, и вот тут-то разразилась буря. Вызвал ее по неосмотрительности Малыш Отис Ормонд. – Отис, ты когда возвращаешься в свой детский сад? – спросил кто-то. – Я? Когда Вероника обрежет волосы. – Тогда считай, что твое образование закончено, – поспешила вставить Марджори. – Это ведь чистый блеф. Я думала, вы ее давно раскусили.

За три дня до отъезда Вероника как-то после обеда поджидала Уоррена в холле: они уговорились ехать играть в бридж. Настроение у нее было самое радужное, и когда Марджори, которая ехала туда же, возникла рядом в зеркале и стала небрежными движениями поправлять шляпу, Вероника, не ожидавшая нападения, была захвачена врасплох. И вот тут-то Марджори бестрепетно и решительно, в три фразы, расправилась с ней. – Советую тебе выкинуть Уоррена из головы, – сказала она жестко. – Что? – Вероника растерялась. – Советую тебе: прекрати выставлять себя на посмешище. Уоррена ты ничуть не интересуешь.

скоро. Будьте готовы. Однако всего нагляднее, пожалуй, знаменовал ее триумф серый автомобиль этого критикана Уоррена Макинтайра, вечно торчавший у дома Харви. Когда Уоррен в первый раз попросил позвать не Марджори, а Веронику, горничная не поверила своим ушам, а уже через неделю она оповестила кухарку, что мисс Вероника присушила первого ухажера мисс Марджори. И так оно и было. Не исключено, что сначала Уоррен хотел вызвать ревность Марджори, не исключено, что его привлекли знакомые, хотя и еле уловимые отзвуки Марджори в речах Вероники; не исключено, что свою роль сыграло и то и другое, возможно, чем-то она его и впрямь привлекла. Но так или иначе, а только через неделю младшее поколение пришло к общему мнению: самый надежный поклонник Марджори решительно переключился на ее гостью и вовсю приударяет за ней. Всех интересовало, как примет эту измену Марджори. Уоррен дважды на дню звонил Веронике, посылал ей записки, часто видели, как они разъезжают в его двухместном автомобиле и пылко, вдохновенно выясняют жизненно важный вопрос: серьезно или нет он относится к ней.

Из всех ее историй наибольшим успехом пользовался рассказ о том, как она обрежет волосы. – Вероника, когда же вы обрежете волосы? – Скорее всего, послезавтра, – смеялась она в ответ. – Придете поглядеть? Имейте в виду, я на вас рассчитываю. – Придем ли? Еще бы! Только поторопитесь! И Вероника, чье намерение принять постриг было чистой воды очковтирательством, снова заливалась хохотом.

Следующая неделя была для Вероники откровением. Она вдруг почувствовала, что ею любуются, ее слушают с удовольствием, а с этим пришла и ее уверенность в себе.

Чарли Полсон, она изобразила живейший восторги сумела показать ему, как лестно ей его внимание. Она не говорила с ним ни о погоде, ни об О-Клэре, ни об автомобилях, ни о своей школе, а строго придерживалась одной темы – вы, я, мы с вами. И тут Веронику осенила бунтарская мысль, мысль эта дремотно крутилась в ее голове до тех пор, пока ее не одолел сон: ведь, в конце концов, успехом-то она обязана прежде всего себе. Не приходится отрицать, Марджори придумала, что ей говорить, но ведь и Марджори многое из того, что говорила, почерпнула в книгах. И красное платье выбрала она сама, хоть и не очень высоко его ценила, пока Марджори не извлекла его из сундука, она сама произносила те слова, она сама улыбалась, сама танцевала. Марджори славная… но уж очень суетная… какой славный вечер… и все такие славные… особенно Уоррен… Уоррен… Уоррен… Как его там… Уоррен… И она уснула.