Прошло тринадцать лет Работали и потихонечку старели.
Осенним ветром, как с деревьев, сдуло с нас года.
И старость тигром подкралась, мне шестьдесят минуло,
Пришла пора с Германией прощаться навсегда.
Но эти годы зря мы не теряли – денежки копили.
Я понимал, без этого добра на старости пропал.
И по возможности на купленном автобусе-автомобиле
С женой я в разных странах побывал.
Присматривался, сравнивал, смотрел и выбирал.
На будущую жизнь основу подбивая,
На маленькую пенсию достойно мы не проживем,
Интуитивно я искал чего-то, сам не зная.
Чтобы спокойно доживать на старости года,
Должны мы были съемную квартиру бросить,
На накопления должны приобрести дешевое жилье,
А жизнь в Германии уютно-дорогую позабыть, забросить.
А где найти такую нам, в какой стране,
Жилье где в этом мире «дешево – сердито»?
Среди пяти пропутешествованных стран,
Нашли одну, которая довольно знаменита.
Живет в ней восемь миллионов человек,
Две трети все в лесах и изумительных озерах,
Похолоднее, чем в Италии, здесь не растет имбирь,
А белые грибы растут там прямо на дорогах.
Тройку веков назад случилось – русаки
Ей пару раз по морде надавали,
Но эти времена от нас так сильно далеки,
Что шведы с той поры об этом и не вспоминали.
В стране так ровненько, спокойненько живут,
Простые шведы, работяги и миллионеры.
По праздникам все вместе песенки поют,
А при домах оград-заборов нет, по-моему, с начала нашей эры.
А Густав – Швеции хозяин и король,
В простецком гараже весь в ржавчине машины починяет,
Как Петр Первый в Петербурге сваи забивал,
О званьях их двоих никто вокруг как бы не знает.
Народец шведский властью хорошо обучен,
Чтоб выпить, в специальный магазин, придешь ты,
Хотя, быть может, к этому ты не приучен,
Сперва талончик, в очереди полчаса, терпи.
Питанье в Швеции в сравнении с Германией дороговато,
Зато участков и домов – лопатою греби!
Дешевле в три, а может быть, в четыре раза,
Чем в странах остальных, где побывали мы.
«Ищите и обрящете» – закон библейской жизни,
Ему неутомимо следовали мы.
Четыре раза в Швецию мы приезжали,
И то, что нужно нам, мы, наконец, нашли.
Чудесный бунгало, одетый деревом и белым кирпичом.
Внутри все в дереве – огромная терраса.
Две тысячи квадратных метров нашенской земли,
Цена такая, что не оскудеет наша касса.
Внутри все в дереве, по девяносто метров есть на брата,
Участок-огород, ты из ручья насосом воду подавай,
Кусты рододендронов и благоухающей сирени.
Нам на двоих – не жизнь, а вожделенный рай.
А стоит все – цена обычной однокомнатной квартиры.
Сто двадцать тысяч марок – бунгало была цена.
К тому моменту семьдесят мы накопили,
А пятьдесят судьба к покупке той недодала.
Но унывать не стали мы, обратно – на Ганновер,
К друзьям, что вылечены были мной в прошедшие года,
Мы посетили пятерых, нам одолжили по десятке.
Ограниченья времени на долг, расписок
не везли с собой тогда.
Теперь довольны мы, имеем то, о чем мечтали,
Свой дом и сауна в уютнейшем саду стоят,
Сын помогал – долги мы не спеша друзьям отдали,
Теперь в саду работать можем целый день подряд.
Природа Швеции
При доме при своем нам жизнь дешевле вдвое,
Рыбалке настоящей, ловле лаксов время подошло
Забот намного меньше, удовольствий втрое больше,
От жизни нам не надо больше ничего.
Час пятый бьет, тихонечко встаю,
Я не тревожу сон моей любимой.
Для ловли рыбы снасти достаю,
Иду на озеро дорогою недлинной.
Луга, туман, сейчас такая рань,
Вот воркованье, клекот голубиный,
Роса рассыпалась бриллиантами в цветах,
В природе мне звучит романс старинный.
На взгорках, глядь, в пробившейся траве,
Уж сотни крокусов ковром цветистым
Ласкают глаз в пастельной красоте
И выглядят раскинутым ковром персидским.
Смесь красок взволновала кровь,
Уж на востоке постепенно небо рдеет,
Светает, пчелы скоро полетят,
Туман пробит лучами, небо голубеет.
Необъяснимый гул кругом стоит,
От корня вверх в деревьях соки выбивает,
Миллиарды почек лопаются вдруг,
И радость жизни всюду проникает.
Деревья нежной веткою уходят в синеву,
Все ждут, когда душа их листьями проснется,
И после долгой спячки – вот теперь,
Тепла и солнца от природы не дождется.
Как будто бы деревьев голубая кровь
Во мне проснулась и не отпускает,
Я словно ласковым весны объятьем весь согрет,
И небо нежной синевой меня ласкает.
А запахи – о них как рассказать здесь мне.
Они везде – и от сырой земли, остатков снега,
В листе опрелом жухлом по весне,
И от всего охватывает душу нега.
Наш дом в Швеции.
Ну, вот и озеро агатом вставлено в леса,
Вокруг они стоят в обратном отраженье,
Вода, как зеркало, таинственно блестит,
Такая тишина, как будто нет движенья.
Природа Швеции наполнена такою тишиной,
Здесь «суеты сует» ты не дождешься,
Орлана шурш крылами слышится порой,
Внезапно в тишину врывается рев лося.
У озера, наполненного тихой глубиной,
Ты тихо сядешь, размотаешь снасти,
Закинешь удочку на тридцать метров вдаль,
И жди, когда рыбацкое с небес получишь счастье.
Вот здесь-то и сожмется сердце рыбака,
Ты на провис натянешь голубую леску
И вдруг – толчок, она дрожит и тянет от тебя,
И удочка согнулася почти напополам – ой, будет треску!
Катушку судорожно вдруг закрутишь ты,
И вдруг там, в метрах тридцати, вода взорвется,
Огромной розово-сиреневой, упругою змеей
Перед тобой огромный лаке взовьется.
Такой теперь устроит цирк тебе,
С такой неимоверною упругой силой,
Он будет жизнь свою теперь спасать,
А ты его держать и крепко, милый.
Прыжок наверх, затем стрелою вниз,
Держи его в натяге и не думай оплошать,
Цирк начался, почти неповторимый,
Не выдержишь, себя ты будешь проклинать.
Минут через пятнадцать ты его подтянешь
После отчаянной, мучительной борьбы,
И десять килограмм к своим ногам притянешь,
Измучены вы оба были – он и ты.
А осенью грибы и ягоды – малина и черника,
Грибами белыми ты можешь поиграть в футбол!
Малина ведрами, черника – хоть машиной,
И все-таки я недостаточно примеров здесь привел.
Вот такую коробку белых в урожайный год мы собрали с женой за два часа.
Через двенадцать лет пришлось оставить шведский рай.
Причина этого весьма проста и прозаична,
Судьбу не выберешь, такая дама выберет тебя сама,
А уж в какую сторону пойдет с тобой, тебе не безразлично.
И дама подсказала нам, что «Вы от сына вдалеке,
Уже по семьдесят обоим, даже боле.
Вы в одиночестве в далекой северной стране,
И что не долго вам осталось погулять на воле.
А что случись, к вам сын не сможет быстро прискакать,
В галопе резвом он коня загонит в пену,
Все продавайте, не жалейте ни о чем,
Поближе к сыну – уезжайте в Вену».
Что мы и сделали – все быстренько распродали,
Сменяли «шило мы на мыло» без навара.
Решили в Австрию мы переехать навсегда,
Там бросить якорь у последнего причала.
С природой Швеции мы не были на «Вы»,
А вот для шведов эмигранты не в престиже,
Природа Швеции близка, как милая сестра,
Но иностранцы шведам так нужны,
«как в финской бане пассатижи».
Есть в Австрии волшебный чудный край,
Каринтией спокон веков он назывался.
Мне кажется, Господь такой имеет рай,
Благословлением его тот край остался.
Каринтскому народу абсолютно все равно,
Ты белый, черный в крапинку иль в сетку,
Национальности здесь все равны,
За это итальянцы и каринтцы не посадят в клетку.
Каринтия – долина, окруженная горами,
Пронизанная солнцем, проникающим везде.
Все создано людей упорными трудами,
Не сыщешь лучше ты для жизни на Земле.
Балкон той половины дома, что мы сняли,
Он дарит глазу твоему простор такой,
На сорок километров утопает в далях,
А на сто видишь ты его перед собой.
Здесь цепи горные, покрытые блестящим снегом,
Мне отражаются и в розовом, и голубом,
И ястреба внизу свободное паренье
С ним разделить мне хочется вдвоем.
А с задней дома стороны в оконце
Поля, пропаханные в черноземной красоте,
А где не вспахано, там бродят овцы,
Мелькая спинами в прокошенной траве.
На север двести, ты – в Германии, мой друг,
На юг проедешь двести – на гондоле покатайся.
А на востоке через пятьдесят – в Триесте вдруг,
Музеи посети и красотою наслаждайся.
Балконы в двадцать, тридцать метров, все в геранях,
Цветут невиданною красотою в горной высоте.
Вода по каузам к колесам мельничным вбегая,
Стремится вниз в ручей, бегущий в тесноте.
Форель в ручьях таинственно блистает,
Боками в черных, красных точках в глубине,
И солнца луч, пронзая воду, освещает тайны,
Сокрытые водой в неописуемой голубизне.
Озера с тростником вокруг здесь в логах повсеместно,
И дарят отдых и покой моей душе,
И таинством своим, и неба отраженьем
Царят цирцеями в волшебной красоте.
Раскинуты привольно горнолыжные курорты,
Стекает слалом с гор таким изящным поворотом тел,
И взметным снегом искрят снежные дорожки,
Ах! Побывать на этом склоне как бы я хотел!
Как жаль, что мы с женой уже не молодые,
И нам грозят такие спуски переломами костей,
Назад лет тридцать нипочем была такая горка,
И удивили б мы сегодняшних нуворишей.
И вот на этих замечательных курортах
Теперь вдруг появились русские нувориши.
Толстенной пачкой по пятьсот расплачиваются из кармана.
Наверно, важно это для бамбуковой души.
Каринтия, 2008
Какие здесь леса, какие ели высотой,
С останкинской сравнимы только башней.
Лукошки наполняются грибною красотой,
Домой придешь с добычею незряшной.
Среди брусничных листьев темноты,
Вдруг красный цвет – он подосиновиком назовется.
Тут бледная поганка с белым обнялась,
Опятами весь мокрый жухлый пень взорвется.
Лисичек желтым цветом вдруг покроется трава,
Груздей тарелочками вогнутыми обернется,
Кругом кустов малиновых душисто-красные цвета,
И пара лисьих нор всегда найдется.
Принес грибы – укропчик, уксус,
перец и лаврушку раздобудь!
И приготовь грибочки в чудном маринаде,
Графинчик с ледяною водочкой не позабудь,
И будет пребывать душа твоя в божественной отраде.
Невдалеке от дома чудо-озеро лежит,
Сапфиром темно-голубым в зелено-изумрудовой оправе,
Там в тихой глубине зеркальный карп, и линь, и сом,
Поймаешь их, но не во сне, поймаешь в настоящей яви.
Прислушайся и посиди тихонечко на бережку,
Услышишь, где-то там вода всплеснется.
А это щука крупная схватила карпа поперек,
И он теперь от щучьей пасти, ну, никак не увернется.
С куста на куст перелетают, с краснотала в краснотал.
Десятками такие маленькие неизвестные мне птички,
Но я не орнитолог, не могу их всех назвать,
И много там, что называются синички.
Природы насмотрелся, так в Италию езжай поесть-попить,
Садись в машину – через шестьдесят —
граница, ты в Тарвизио приедешь
Там много магазинов модных посетишь,
Из ресторана ты голодным не уедешь.
Ну вот, закончилось повествование мое,
И описанье многотрудной жизни нашей.
Наш якорь брошен, до свидания, «адью»!
И все-таки я не желаю повторения такого в жизни вашей.
Хотя могу продолжить я повествование мое,
И рассказать о чудесах, произошедших в нашей жизни,
Которые произошли с моей семьей потом,
За тридцать два после прощания с Отчизной.
А всех их двадцать, этих вот чудес,
Молитвою горячей, обращенной к Богу,
Была нам помощь послана с небес,
С их помощью мы одолели трудную дорогу.
Начнем: я в девяносто третьем посетил
родные улицы Москвы,
Подъехало ко мне такси, водитель был татарин.
Разговорились, как обычно, мы в пути,
Необычайным происшествием тогда я был одарен.
Неразрешимые четыре вещи мучили меня,
Неделями не мог достать билеты на Ганновер,
И защемленье грыжи паховой замучило тогда,
Без операции, наверно, через пару дней я б помер.
Еще неразрешимые две вещи я имел:
Друзья-художники прекрасные картины подарили,
Но их не мог в Ганновер взять с собой,
Без разрешения министерства на
таможне б их не пропустили.
К тому ж, знакомая моя в Москве осталась без жилья,
На улице, бедняга, оказалась бомжем.
Конечно, волновалась вся моя семья,
И разрешенье этой ситуации казалось невозможным.
Таксист сказал: «Даю тебе три дня
И разрешу твои проблемы без вопросов.
Невидимым защитным полем окружу тебя,
Все трудности твои оставим с носом».
И началось, с таксистом попрощался я в недоуменье.
На Белорусском женщина вдруг подошла ко мне,
Билет на нужный день, на нужный час мне предложила,
Поверить я не мог, все было, как во сне.
Таксист сказал: «Как терапевт совету ты не удивись,
Ты можешь знать, как операцией хирурги зашивают грыжу,
С молитвой к Господу горячей обратись,
Препятствия в твоей удаче я не вижу.
Ложись в кровать, усильем воли в мыслях
Ты столик с инструментами к себе подвинь, но не спеши,
Шаг за шажком разрезы скальпелем проделай
И операцию ты по науке в мыслях точно проводи».
Я утром встал без сил, опустошенный,
И закричал жене: «Выбрасывай в окно стальной бандаж!
Здоров, без грыжи я, мы без хирурга обойдемся.
Могу теперь любые тяжести таскать, любой багаж!»
Я уложился в те очерченные мне три дня.
Картины я провез через таможню, и без осложненья,
Московских взяточников телефонным
разговором пригвоздил,
Квартиру бедной выдали,
из трудного мы вышли положенья.
Все, что я описал, все это правда,
О проекте
О подписке