3

– Можно войти? – произнес Паоло и, не дожидаясь ответа, ввалился в комнату и очутился лицом к лицу с Гримальди. Тот сидел в эргономичном кресле, плотно прислонившись к спинке, черты его умного лица с годами стали резкими, словно вырубленными топором, скулы – костистыми, подбородок заострился.

Юридическая фирма принадлежала ему, в ней было четырнадцать сотрудников, и прежде всего им вменялось в обязанность защищать интересы клиента number one, как величал его шеф, – Этторе Папы, предпринимателя, христианского демократа, масона, католика, бесстрастного несгибаемого человека, владельца самых крупных в Италии мусороперерабатывающих заводов. В конце шестидесятых он разработал технологию автоматизированной сортировки отходов и их переработки в биогаз и метан.

Гримальди оказывал ему поддержку во всех делах, в том числе политических, защищал его от всех обвинений, главным из которых было соучастие в преступлениях – незаконной торговле отходами и мошенничестве с государственными подрядами. Гримальди работал с бесконечными претензиями и предписаниями, зачастую спасая Этторе Папу в последний момент, в кассационном суде: он был ангелом-хранителем Мусорного короля.

Паоло знал, что они оба выросли там, где Папа основал свою империю, – в окрестностях Рима, в развитом агропромышленном регионе. Поговаривали, что в молодости Папа был любовником жены адвоката. Донна Марина, тонкая, как спичка, изящная дама с темными, пепельно-каштановыми волосами, вечно куталась в шиншилловое манто и одну за другой курила сигареты «Муратти», держа их между пальцами. Сигарета словно стала частью тела, продолжением руки этой женщины, анорексичной, молчаливой, любившей азартные игры. Гримальди и Папу связывали негласный договор и общая тайная жизнь – взятки, власть, золото, привилегии, месть, сделки, партии в теннис, обеды на побережье, во Фреджене: жаренные в сыре и сухарях мидии, отменного качества спагетти, морские петушки, белое вино фалангина.

Каждое воскресенье два восьмидесятилетних синьора родом из Приверно, городка с населением четырнадцать тысяч душ в провинции Латина, сидели под ласковым солнышком Лацио и, погрузив ноги в теплый песок, обдумывали, как предотвратить очередной судебный процесс, как справиться с упрямым мэром, с политическим давлением и криминалом, затевали интриги, а тем временем долг государства перед патроном неуклонно рос.

– Чего тебе, Манчини?

Сидевший напротив Гримальди мужчина на миг обернулся и снова уткнулся в какие-то карты, разложенные на овальном хрустальном столе. Это был Раньери, кожу на его голове сплошь покрывали причудливые пятна, как у ягуара.

– Я могу с вами поговорить? – обратился к боссу Паоло.

– Что тебе нужно? Разве не видишь, у нас совещание.

– У меня срочное дело, профессор… Мне нужно уйти.

– Ты шутишь? Я же сказал, у Папы очередная проблема: коррупция, злоупотребление служебным положением, несанкционированное размещение и обработка отходов. Мы по уши в дерьме, а ты решил свалить в закат?

– Профессор, речь идет о моей жене. Она неважно себя чувствует.

– Твоя жена разваливается на запчасти, так, что ли, Манчини? – хмыкнул Гримальди, знавший и про несчастный случай, и про долгое лечение Виолы.

– Может, поменять ее на новую? – подал голос Раньери, повернувшись к Паоло.

Его лысый череп на миг напомнил Паоло голову Виолы после несчастного случая. Он посмотрел тогда на ее бритую голову и заметил ямку на затылке справа. Она ему рассказывала, что в младенчестве свалилась с пеленального столика – так и получила эту «вмятину».

– Гримальди, я слышал, что предприятие на Фламинии сгорело. Ваша работа? – поинтересовался Раньери.

Он управлял несколькими аристократическими римскими палаццо и попал под следствие за то, что сдавал их в аренду по заниженной цене нужным людям – политикам и VIP-персонам.

Гримальди пропустил его вопрос мимо ушей и, поставив локти на стол, обратился к Паоло:

– У нас, как обычно, чрезвычайная ситуация с Папой, не успели мы выйти из последнего процесса, как ему предъявили новые обвинения по нескольким пунктам, опять в связи с МБО в Помеции. Манчини, сейчас не самое подходящее время, чтобы куда-то уходить.

– Что такое МБО? – снова вмешался в разговор Раньери: этот ловкач интересовался всем, что могло принести прибыль.

– Господи, дай мне терпение! Манчини, объясни ему.

– Это механико-биологическая обработка отходов.

– И это означает… – подхватил лысый, обращаясь к Гримальди, потому что только его считал достойным собеседником.

– Это означает, что крупные предприятия должны отделять влажную фракцию от сухой, то есть от бумаги, пластика и тому подобного, чтобы потом их переработать, – уточнил профессор. – Вот только на завод в Помеции городские власти наложили арест за нарушение ряда ограничений, связанных с археологией, и единственным функционирующим предприятием оставался завод на Фламинии, где и произошел пожар.

– Его владелец – тоже Папа? – не унимался Раньери.

– Разумеется, он владеет всем. Все, что имеет отношение к мусору, принадлежит Папе. Именно Манчини управляет предприятием на Фламинии, он регулирует поток поступающих на завод и вывозимых с него отходов, их прессование в экотюки и тому подобное. И вот сейчас, когда на предприятии пожар, что он делает? Едет к жене. Я правильно понял?

– Да, профессор.

Паоло с удовольствием плюнул бы ему в глаза, но даже бровью не повел: он приобрел этот навык в Кьюзи, в офицерской школе карабинеров, куда отец отправил его вместо военной службы. За эти годы он научился, не сморгнув, держать удар и сносить обиды.

– Значит, я пошел.

– Манчини, куда это ты, черт побери, собрался?

– В больницу, профессор, ее госпитализировали.

Не мог же он сказать, что они потеряли сына в парке.

Гримальди покачал головой, повернулся к приоткрытому окну: завитки дыма, плывшие по комнате, напоминали прожилки на белом мраморном полу.

– Итак, Манчини, тебе нечего мне сказать?

– На данный момент нет, профессор.

– Неужели?

– Вы думаете, это сделано умышленно? Может, сам Папа к этому руку приложил? – встрял Раньери, лукаво прищурившись.

Гримальди пожал плечами, уставился на Паоло, подождал ответа.

– Этторе Папа не идиот, и мы тут не шутки шутим, – веско проговорил Паоло, надеясь, что после такого заявления его наконец отпустят.

– Я и не говорю, что он идиот, но безусловно азартный игрок, – внес ясность Раньери.

– Как бы то ни было, практически невозможно доказать умышленный поджог, когда на заводе такая куча легковоспламеняющихся отходов. Мы прекрасно знаем, что там не все было в норме.

– Извините, но… – Раньери несколько раз провел пальцами по лежавшей перед ним стопке документов, потом погладил ее ладонью. – Теперь, когда предприятие на Фламинии пострадало от пожара, куда будут свозить мусор?

– Вероятнее всего, придется принимать меры, чтобы открыть Помецию. Надо снять арест с предприятия, – отозвался Гримальди.

Раньери разразился гулким смехом, подавился подступившей мокротой, проглотил ее и вновь заговорил:

– Да ладно! Вот это шутка так шутка! Если при таком раскладе Помеция снова вернется в игру, логично предположить, что Папа сам поджег Фламинию, разве нет?

– Зачем ему это? Он потерял огромную площадку, а это весьма ценный актив, – произнес Гримальди и нахмурился: только он, и никто другой, имел право высказывать догадки относительно Папы, и Паоло это хорошо усвоил.

– Вы вскользь упомянули о том, что на Фламинии не все было нормально. Короче, как говорят у меня дома, если к одному прибавить один, получится два. Он поджигает завод на Фламинии, и Помеция возвращается к работе.

– Это не так просто, как кажется, – возразил Гримальди.

– Со стороны это кажется элементарным.

– Лучио, твоя забота – поднять арендную плату на пятнадцать процентов, иначе у нас не будет поля для маневра, а думать о Папе – это наше дело.

Паоло приложил указательный палец к губам. Он двигался очень медленно, чтобы каждый его жест выглядел значительным. Посмотрел на Гримальди, перевел взгляд на Раньери.

– Профессор… – произнес он и выдержал паузу. – Мне пора идти. Это срочно.

Гримальди склонил голову набок, вытаращился, как сыч, и изобразил искреннюю улыбку – наверное, решил, что на самом деле Паоло уходит из офиса в связи с расследованием.

– Конечно, Манчини, ты и так уже задержался, – сказал он, потом, подмигнув, добавил: – Поговорим позже, ты мне все расскажешь.

Паоло выскользнул из комнаты, стараясь ступать как можно тише: все в офисе ломали голову над пунктами обвинения великого предпринимателя, вот уже два дня они круглосуточно трудились на благо Папы – шерифа, патрона, властелина мусора. Паоло вошел в свой кабинет, снял пиджак, стянул кашемировый свитер, завернул в него ноутбук и с опаской направился к двери. На полпути решительно развернулся и метнулся к столу. Достал из второго ящика красную пластиковую папку, тоненькую зеленую папку из картона и завернул в свитер вместе с ноутбуком. Получился объемистый тюк. Он снова надел пиджак и попытался незаметно унести добычу на плече, но не сделал и пары шагов, как сверток сполз назад, стащив с Паоло пиджак, так что тот остался в одной рубашке с висящими за спиной неопровержимыми уликами. Он позвонил по внутреннему телефону секретарше:

– Зайди, пожалуйста, на минуту.

Сара немного задержалась, хотя обычно отличалась расторопностью, однако в эти горячечные дни не только Паоло нуждался в ее услугах: были еще Каммарано, Дель Драго и особенно Кастальди, придирчивый и на редкость нудный.

– Я пришла, – сообщила она.

На ней была расклешенная юбка, она никогда не носила чулки, ее ноги, смазанные маслом карите, отливали золотом, и от них приятно пахло.

– Что нам нужно сделать? – спросила она.

Она сказала «нам», явно намекая на то, что готова на уступки.

– Нам надо вынести эти вещи из офиса.

– Но я не могу, адвокат. Это запрещено.

– Совершенно верно.

– Следовательно…

– Следовательно, ты вытащишь их вон туда.

Сара повернулась к окну. Только у Паоло к кабинету примыкала терраса на уровне земли, она выходила на прямоугольный внутренний дворик, засыпанный мелким гравием и вечно утопавший в тени, из-за чего растущая там черешня никогда не цвела.

– Я тебе потом позвоню. Только обязательно ответь, хорошо?

– Конечно.

Он подошел к ней вплотную, слегка прижался грудью к ее груди и, коснувшись губами ее уха, прошептал:

– Если тебя спросят о Марганти, ты ничего не знаешь.

– Адвокат, но мне и правда ничего не известно.

– Молодец, – выдохнул он, – тебе ничего не известно, но ты должна разузнать, по какому поводу выписано уведомление о подозрении.

– Ему?

– Мне.

– Куда вы пойдете?

– К Виоле. Она плохо себя чувствует.

Сара шумно выдохнула. Паоло был так близко, что у нее внутри все дрожало, она заглянула ему в глаза, желая подольше удержать его:

– Я слышала, как Марганти говорил по телефону, он сказал, что у вас проблемы… Что случилось?

Паоло сердито сверкнул глазами, видимо, ей не следовало задавать подобный вопрос.

– Если мне неизвестно, что случилось, как я смогу помочь вам, адвокат?

У нее на шее вздулась жилка. Выходит, Сара боялась за него? Она так ясно проявляла свои чувства, не скрывала своего волнения – все это неопровержимо доказывало ее нежную привязанность к нему, а он от этого уже совсем отвык.

– Сара, ничего не случилось.

В глубине души ему хотелось поведать ей правду, переманить ее на свою сторону, проявить честность, найти в ней опору. Однако он сдержался, и не потому, что не доверял ей, а потому что боялся впутать ее в незаконные дела. По той же причине он не позволял себе ее трахнуть.

– Марганти сказал, – продолжала она чуть слышно, срывающимся голосом, – что иногда вы принимаете на Фламинии отходы из Калабрии, на МБО, ровно на пару дней, а потом они исчезают.

– Он так и сказал?

– Да. Зачем вы это делаете?

– Потому что у них там дела обстоят хуже, чем у нас, они, бедняги, не знают, куда мусор девать.

– Но по закону мусор надо перерабатывать рядом с местом сбора. Разве они не обязаны это делать в радиусе ста километров?

– Ого! Смотрю, ты в теме.

– Только не разобралась, как его перерабатывают, когда поблизости нет заводов…

– То-то и оно!

– Не понимаю, – прошептала девушка. Ее грудь вздымалась, она шумно дышала носом.

– Тут особо нечего понимать, есть люди, которые ищут практические решения в интересах Юга, и это одно из них.

– Какие люди?

– Обычные люди, южане…

Паоло провел пальцем по ее левой щеке, пытаясь смягчить слова ласковым жестом.

– А Гримальди об этом знает?

– С ума сошла? – Он взглянул ей прямо в глаза: – Никто об этом не знает и не должен знать.

– Почему вы это делаете? Сколько вам платят?

– Сара, мне совсем не нравится этот разговор.

– Вы берете деньги и делитесь с руководством завода на Фламинии, и все довольны, так ведь? Марганти так и сказал…

– Уточни, пожалуйста, он все это сказал тебе или ты это услышала?

– Какая разница?

– Скажем так: существенная.

– На предприятия поступают несортированные отходы. Это не соответствует нормативам. Потом вы их куда-то отправляете, так? В конце пути они оказываются в море или их отправляют куда-то еще?

– Не знаю.

Она окинула взглядом комнату. И схватилась рукой за шею.

– Это вы подожгли завод на Фламинии?

– Ну хватит, Сара!

– Может, Марганти говорил с вами?

– Марганти следовало бы зашить себе рот, чтобы не болтать лишнего по телефону. А кстати, где он?

– Гримальди отправил его на завод, где был пожар.

– Прекрасно.

Сара опустила глаза, укоризненно пожала плечами и отступила на шаг.

– Не беспокойтесь, адвокат, я заговорила с вами об этом по двум причинам. Первая состоит в том, что я не хочу быть втянутой в такие дела, потому что я честный человек. Вторая: я не хочу, чтобы вы считали меня дурой.

Паоло надел длинную куртку Burberry, сунул в руки Саре ноутбук и две папки.

– Я позже тебе позвоню. Держи ушки на макушке, и получишь хороший подарок, договорились?

«Все имеет свою цену», – думал он, уходя из конторы. На него враждебно смотрели мрачные литографии Мино Маккари, напоминавшие игуан, ползающих по стенам, он робко поглядывал на них и осторожно, спрятав руки в карманы, шаг за шагом двигался по коридору. На выходе Паоло неспешно продефилировал перед столом Марианджелы, рыжеволосой дамы с прической в стиле сороковых. Она окликнула его:

– Манчини, тебя искал Валерио.

– Спасибо.

Он взялся за ручку входной двери и послал коллеге сияющую улыбку бойскаута. Организация скаутов, куда он вступил по совету отца, была его первой в жизни командой. Выйдя на улицу, он столкнулся с бухгалтершей.

– Привет, адвокат! Куда идешь?

Баральди была одета в песочного цвета пальто. Ее бугристая кожа напоминала апельсиновую корку, а наивный детский взгляд не раз спасал ее от тюрьмы.

– Хочу сходить в бар за кофе. Тебе тоже принести что-нибудь?

– Если не трудно, возьми мне горячий макиато.

– Ладно.

Паоло завернул за угол, к террасе, и вовремя: Сара уже тянула к нему шелковистые руки с короткими, покрытыми бледно-розовым лаком ноготками, с обручальным колечком из белого золота.

– Позже я тебе позвоню, – повторил Паоло.

Груз был доставлен, руки исчезли. Сара предусмотрительно упаковала все в плотный пластиковый портфель. Паоло положил его в багажник и прикрыл сверху ковриком. Он сразу заметил, что не хватает зеленой картонной папки. Господи, дело-то было пустяковое! Он раздумывал, не вернуться ли назад, но тут к офису подъехал синий «мерседес» с затемненными стеклами и остановился у двери.

Водитель вышел и распахнул дверцу. Этторе Папа с трудом выбрался из машины, помогая себе тростью из светлого дерева с костяным набалдашником. Из-за искривленного позвоночника он при ходьбе слегка заваливался набок, на нем был шерстяной кардиган с кожаными пуговицами и приплюснутая малиновая кепка из шотландки: Паоло никогда его без нее не видел. Прихрамывая, он медленно направился к двери, но в какой-то момент обернулся и приветственно поднял руку, глядя на Паоло. Поздоровался. Именно с ним. Паоло удивился и прокричал:

– Добрый день, патрон!