– Я все-таки надеюсь, что тебе было хорошо со мной, несмотря на нашу разницу в возрасте.

Он продолжает нести эту извинительную чепуху, и до меня начинает что-то доходить. Но пока не до конца.

– У нас большая разница в возрасте? – невинно спрашиваю я. – И какая же?

Он, снова разглядывая меня восторженными глазами, испускает нарочито тяжелый вздох, и у меня вдруг проскальзывает мысль, что не так уж и мучает его совесть. Кажется, напротив, он вполне гордится собой и тем, что удалось соблазнить женщину намного младше его. Да почему намного-то?

– Ну, я предполагаю, лет двадцать. Может, восемнадцать, – пожимая плечами, говорит он, и я чувствую, что мои глаза ползут на лоб. Я тоже приподнимаюсь на локте, пристально вглядываясь в его лицо.

Надо отдать мне должное – несмотря на свое вчерашнее не совсем адекватное состояние, я не уцепилась за первого подвернувшегося мужика, а выбрала объект, который точно понравился бы мне и на трезвую голову. Крупные, грубоватые, но не лишенные приятности черты, орлиный нос, благородный лоб, жесткие губы. Умный взгляд с легким оттенком снисходительности. Хорош. В моем вкусе, по крайней мере. Двадцать лет разницы? Ни за что бы не сказала. ЗОЖник, что ли? Да пофигу. Хотя… вот что воздержание животворящее делает. Набрасываюсь на возрастных мужиков. Не буду уж их дедами называть.

– Тебе что, за шестьдесят уже? – сдержанно уточняю я, и у него вытягивается лицо. – Ничего себе, как хорошо сохранился.

Обычно я в таких случаях всегда делаю небольшую паузу и добавляю «или плохо развивался», но сейчас это представляется неуместным. Не до шуток как-то.

– Да почему за шестьдесят-то сразу? Пятьдесят два! – изумляется он и вдруг спохватывается: – А тебе тогда сколько?

Я нарочно тяну с ответом, краем глаза наблюдая за его реакцией. От недавнего плохо скрываемого самодовольства не осталось, кажется, и следа.

– Мне очень жаль тебя разочаровывать, – наконец говорю я, сдаваясь. – Но я вовсе не такая юная, как могло показаться. Мне уже сорок четыре.

Какое-то время он продолжает молча таращиться на меня, и я с удовольствием подмечаю, что он откровенно удивлен. Ага, радовался, что заловил девочку, а получил-то взрослую дамочку.

Ну да, я немножко кривлю душой, когда наговариваю на себя и свой внешний вид. Может быть, мне так легче справиться с кризисом среднего возраста. Я даже иногда накидываю годик, говоря самой себе, что мне уже сорок пять. Зато я привыкаю к этой мысли, и в следующий гребаный день рождения меня ничего не сможет расстроить. Но да, я выгляжу заметно моложе своих лет. Не знаю, что тут причиной – хорошая кожа, ровный овал лица или просто удачная генетика. К пластике я пока не прибегала, ну разве только несколько раз делала «уколы красоты» между бровей, а то больно уж хмурой казалась. Но не думаю, что они очень сильно меня омолодили. Просто я тоже «плохо развивалась».

– Почему разочаровывать? – наконец выдавливает он. – Я бы ни за что не сказал, что тебе за сорок. Очень молодо выглядишь.

Я пропускаю комплимент мимо ушей и выдаю колкую фразу:

– Ну, как же? Небось радовался удаче, думал, что с молоденькой переспал, гордился собой, а тут опаньки… Подумаешь, каких-то восемь лет разницы.

Его взгляд проясняется, на лицо возвращается легкая снисходительная улыбка. Кажется, он все-таки и правда не разочарован, и даже выдыхает с облегчением.

– Да что ты, какое «гордился»! – со смехом говорит он. – Сказал же, совесть аж замучила, что седина в бороду, бес в ребро. Полез не в ту степь, старый пердун. А так-то все замечательно. Чем ты старше, тем лучше.

– Серьезно? – Теперь настал мой черед удивляться. – И в чем же прелесть?

Мы уже не валяемся в расслабленных позах, а незаметно за разговором приподнялись, развернулись к стене спинами и сидим, вытянув поперек дивана ноги и набросив на них одеяло. Я изо всех сил отчаянно втягиваю жирненький животик. У него таких проблем нет. Вместо стандартного пивного пуза – несколько тонких складочек. Он неопределенно хмыкает:

– Ну, как бы странно это ни выглядело в нашем случае, но я с большим удовольствием увиделся бы с тобой еще раз, а если честно, даже не раз. В общем, я не хотел бы ставить точку на этой встрече. Но… если бы тебе было тридцать четыре, как я вначале решил…

У меня захватывает дух. Тридцать четыре! Он дал мне тридцать четыре! Ох, если бы мне действительно попасть в тот возраст, да с нынешними мозгами…

– Ну и что же? – не выдерживаю я. – И разве плохо было бы с молодой девчонкой? Разве с ней нельзя встречаться?

Он вздыхает.

– Ну, ты же понимаешь, перед молодой женщиной стоит главная задача создать семью. Она на меня будет смотреть как на потенциального отца своих детей…

– А ты не хочешь детей? – перебиваю его я. Мы уже сидим вполоборота друг к другу, я почти забыла про живот, но руки автоматически натягивают край одеяла на тело.

– Нет, куда мне еще? – Он пожимает плечами. – У меня уже есть вполне взрослые и даже самостоятельные дети. Все, что там полагается сделать мужчине по какому-то неписаному закону, я уже сделал. Ну, там, посадить дерево, построить дом и вырастить сына. Так же говорится? – Я молча и нерешительно киваю. – В общем, я свои эти задачи выполнил с лихвой. Деревьев насажал полсада, парочку домов воздвиг, если покупка квартир считается. Ну и двух дочерей вырастил. За одного сына сойдут?

– Вполне, – соглашаюсь я.

– Ну вот. Поэтому что я могу дать молодой женщине? Ничего, кроме вот этих всех плотских удовольствий. Ну, она и без меня их найдет. На свою голову. – Он усмехается. – А отношения всегда должны к чему-то идти, а не стоять на месте. Поэтому зачем я ей?

– Погоди, – озадаченно говорю я. – А по-твоему что же, женщина за сорок уже не хочет семью? Думаешь, я не хочу семью? Хочу. И может, даже сильнее, чем тридцатилетняя.

Я вижу, что ввела его в замешательство. Какое-то время он раздумывает, словно решает, стоит ли произносить следующие слова.

– Я понимаю. Все верно. На желание создать семью возраст, конечно, не сильно влияет. Но я сейчас конкретно про детей. Все-таки не думаю, что ты планируешь заводить ребенка и потребуешь этого от меня.

– Твоя правда, – скривившись, отвечаю я. – Уже не собираюсь.

– А сколько, кстати, их у тебя? Взрослые? Девчонки, мальчишки? – Он миролюбиво обнимает меня за плечи и притягивает к себе, укрывая сползшим одеялом. Мы так и сидим у стеночки, пялясь в противоположную стену, на которой чернеет широченный экран выключенного телевизора. Я зачем-то мысленно примеряю на свободное пространство пару своих лучших вышивок. Интересно, зачем? Переезжать собралась или просто хочу сделать подарок? И то, и другое глупо.

– У меня нет детей, – глухо отвечаю я, и он замолкает. Машинально гладит меня по плечу. Я чувствую, что непроизвольно вхожу в роль печальной бездетной женщины, да так, что самой становится себя жалко, и встряхиваюсь. – И не волнуйся, я действительно от тебя их не попрошу.

Нужно срочно как-то замять, сгладить этот момент, иначе все порушится. В конце концов, если он сам объявил мне, что не хочет ставить точку…

Я освобождаюсь из его почти дружеских объятий и соскальзываю с кровати, он тут же тянется за мной.

– Ты куда? – испуганно спрашивает он.

– Сейчас вернусь. Раз мы во всем разобрались, я бы хотела скрепить наше соглашение, – шутливым тоном говорю я, и его лицо проясняется. – Сам понимаешь, чем. Но сначала я сбегаю в душ.

Он соскакивает с кровати, хватает меня за руку и привлекает к себе.

– Не пущу, – шепчет он, пока я пытаюсь высвободиться. – Не ходи в душ, пожалуйста! Не смывай… флюиды.

Он почти умоляет, и я хорошо это понимаю. Сама его в душ я точно не пущу. Я не хочу вдыхать химические ароматы и отдушки, мне нравится, как пахнет его тело. Я обещаю, что только сбегаю по-быстрому кое-куда, и наконец он сдается, но провожает меня до двери. И лишь я выхожу из ванной, он подхватывает меня на руки и тащит в постель.

Это совершенно другие, новые ощущения. Мозг не затуманен алкоголем, физическое желание тоже не подогрето этим допингом. Теперь я в здравом уме и трезвой памяти, и меня пугает, как сильно он мне нравится. Правда, вначале я более скована и, конечно же, больше не издаю пьяных криков в стиле «Трахни меня!», но я уже чувствую родство и единение наших тел: они довольно близко познакомились и жаждут слиться снова. Больше не нужно преодолевать барьер стеснения, ведь мы уже все попробовали, и я с легкостью отдаю себя во власть похоти. Наш секс не такой истеричный, как вчера, не такой агрессивный. Сейчас он нежнее. Он связывает не только два тела, но и немного касается души, и бережное, ласковое проникновение уже не повернется язык назвать трахом. Мы занимаемся любовью.

* * *

Мы лежим на сбитой простыне, из-под которой проглядывает блестящий край матраса. Меня переполняет нега и простое человеческое, моментное счастье. Как же быстро у меня снесло крышу. И это не плохо, это чудесно. Лишь бы не разбило так же быстро сердце, не изранило душу.

Я хочу что-то у него спросить и вдруг к своему стыду и ужасу понимаю, что не помню, как его зовут. Вчера это было совершенно не важно и не нужно. Чувствуя, что краска заливает лицо, я даже зажмуриваюсь от стыда и, запинаясь, спрашиваю имя. Его плечи трясутся от смеха.

– Ну ты даешь, – говорит он. – Саша меня зовут. Александр. Приятно познакомиться.

– Мне тоже, – пристыженно бормочу я. – А я Соня.

– Я помню, – смеется он. – Я все-таки пободрее был вчера.

На душе вдруг становится легко-легко. Рядом с ним – легко. И от этого – немного грустно. Потому что он четко дал понять насчет нужной ему степени близости в отношениях.