Сумерки спускались, обволакивая мглой каждое дерево в старом лесу. Огромный, мощный, словно налитый величавой силой, неслышно ступая по талому снегу, по лесу шёл конь. Его шерсть, посеребрённая сединой, тихо мерцала во тьме. Конь остановился под спящей берёзой и повёл тяжёлой головой, осматривая свои владенья. Прикрыл седыми веками глаза, упёрся мощными ногами в землю и замер на мгновенье. Затем, словно очнувшись, вздохнул. Сначала он дышал мягко, бережно, потом всё сильнее и сильнее. Ветер вырывался из его ноздрей – тёплый, ласковый, весенний. Снег оседал, серел, на нём чётко выступали опавшие еловые иголки, шелуха от шишек и старые звериные следы. Над снегом, колыхаясь причудливыми формами, поднялся плотный, тяжёлый туман. Конь-великан дул и дул, и зима отступала перед его дыханьем. Туман поднялся так высоко и стал таким плотным, что, казалось, полностью затопил собою весь лес. Он сгущался у ног своего создателя, клубился у крутых боков и мощной шеи. Конь прикрыл глаза и склонил голову, а затем тряхнул пышной гривой и громко, торжественно заржал.

В конюшне проснулся жеребёнок. Проснулся оттого, что сердце вдруг прыгнуло в груди и затрепетало, наполняя душу чем-то чистым, пронзительным, золотым или лазурным.

А огромный конь, окутанный туманом, тихо уходил вдаль, оставляя после себя влажный запах тающего снега да тёплый ветер, ласково играющий с ветвями деревьев.

– Весна пришла, – прошептал Марик, свернулся калачиком и снова уснул.

***

На лес обрушилась невероятная суета. Тут и там сновали зверушки, галдели мелкие пичуги. Лес звенел от голосов. Леший ни минуты не сидел на месте, будил заспавшихся сонь, помогал пробиться первой травке на проталинах… На ярком, словно вымытом небе не было ни облачка, солнце беспощадно плавило почерневший и оседающий с каждым днём снег. Конееды, и те присмирели, ушли в тёмную глубь леса и почти не показывались на глаза.

Лошади принялись линять, и теперь по конюшне летали облака шерсти. Всё время хотелось почесаться. Марик завистливо глядел на старательно валяющегося Кая, хрюкающего от удовольствия и перекатывающегося с бока на бок. Но сам он валяться не решался. Марик толком не знал, почему, но, когда его посещали мысли о валянии, тело и ноги становились деревянными и совершенно отказывались слушаться.

Сено и овёс опять появились, но в меньших количествах, чем было раньше. Марик постоянно ходил голодный. Они часто обсуждали это с Каем, но так и не пришли к каким-то определённым выводам.

Стояло пронзительное весеннее утро. Марик проснулся и лежал на опилках, ожидая завтрака. Однако вместо конюха неожиданно появилась Зануда, кинула охапку сена и скрылась в проходе, даже не поздоровавшись.

А овёс? Марик бросился вдогонку, проскользнул в приоткрытую дверь и выбежал в коридор, едва не наткнувшись на спину Зануды. Та бросила на него недовольный взгляд, и Марик поспешил обратно в денник.

Со вздохом уткнувшись в сено, он едва не расплакался от несправедливости. Рядом ворчал Тунгус, тоже оставшийся без завтрака. Зануда, озабоченно войдя в денник, сняла со стены кормушку и соль. Марик заволновался. Уж не решила ли Зануда исчезнуть из его жизни так же неожиданно, как появилась в ней?

– Завтраком не покормили – дом поменяешь! – раздался из денника голос Тунгуса. – Примета такая.

– Подкову потерял – к отдыху! – Вставила Тётушка Бу. – Я много примет знаю!

– В зубы лезут – к ветеринару!

– В деннике долго стоишь – вьюшки пожалуют!

– Спину меряют – к обновке! – сказал Малаген.

– Гриву плетут – к соревнованиям!

– В попону кутают да хвост бинтуют – к дороге дальней!

– Хозяйка приехала – к сахару! – высунулась из денника Лилу.

– Вещи собирают – к коневозу!

От всех этих примет у Марика голова пошла кругом. Соревнования с вьюшками в подковывании коневозов совершенно сбили его с толку!

В денник снова ворвалась Зануда. На этот раз она вывела жеребёнка в коридор и поставила на развязки. Затем, покопавшись в каком-то мешке, достала жуткого вида плед с длинной болтающейся бахромой. Марик плед понюхал, погрыз и отвернулся. Слишком уж гадко он выглядел. Зануда со счастливой улыбкой развернула плед и положила ему на спину, объявив, что это попона.

Из денника Тётушки Бу донеслось хихиканье. Сгорая от стыда и возмущения, Марик стащил плед зубами и бросил на пол. Ещё и ногой наступил для верности. Зануда невозмутимо вытащила из-под ноги плед и снова водрузила его на спину Марика, завязав верёвочками на груди. Хихиканье усилилось. Марик втянул голову в плечи, жалея, что не может провалиться сквозь дощатый пол.

Зануда повела жеребёнка за конюшню, где находилась стоянка для машин. В самом центре её, возвышаясь над остальными, стояла огромная, раззявившая хищную пасть машина, каких Марик ещё никогда не видел. От неё остро пахло влажным железом, бензином и страхом. У машины, уныло опершись на метлу, стоял конюх. Марику стало не по себе.

Зануда уверенно направилась к машине. Дойдя до трапа, напоминавшего высунутый язык, Зануда начала подниматься. Марик неуверенно сделал два шага за ней и остановился в нерешительности. Вдруг чьи-то сильные руки подхватили его сзади и в два счёта внесли в пасть, поставив слева от разделявшей её изнутри перегородки. Сзади, отрезая путь к бегству, опустили ещё одну.

Зануда крепко привязала его и вышла. Жеребёнок испуганно завертел головой, но короткий чомбур не давал как следует оглядеться.

Сзади с трапа раздался грохот, послышались уговаривающие голоса людей и глухое ворчание Тунгуса. Сердце подпрыгнуло и замерло. Марик забился, натягивая верёвку, и громко закричал:

– Кай! Ка-а-а-ай!!!

Из конюшни донеслось тревожное ржание Кая. Марик забился сильнее, пытаясь освободиться. Он не хотел, не мог, не желал расставаться с другом!

В этот момент, гулко простучав копытами по трапу, будто намереваясь разнести его, внутрь ввалился взмыленный Тунгус. Марика он словно не замечал.

Жеребёнок притих и опустил голову. Трап-язык с металлическим лязгом поднялся, и на лошадей обрушилась темнота.

Машина дико взревела, испуская клубы синеватого дыма. Пол под ногами Марика завибрировал, затрясся, резко рванул вперёд и выровнялся. Жеребёнок расставил ноги пошире и сосредоточился на том, чтобы не потерять равновесие.

Через некоторое время его глаза привыкли к сумраку, и он смог различить смутные очертания Тунгуса. За ним возвышалась гладкая стена. Впереди на железном крюке болтался рептух, набитый сеном. Временами машина поворачивала, и жеребёнок едва успевал поймать равновесие, чтобы не упасть и не удариться о металлические трубы, разгораживающие стойла. Ехали так мучительно долго, что Марик провалился в тревожную дрёму.

Проснулся он от того, что машина неуклюже переваливалась через какие-то ухабы, подпрыгивая на кочках, и ухала в ямы. Тряпка, которую Зануда надела на него, сползла и хлопала бахромой по животу и ногам.

Вдруг наступила тишина. Марик не сразу понял, что машина остановилась. Его ноги гудели и подрагивали от качки, словно отвыкли стоять на твёрдом полу. Лязгнул металлом замок, трап откинули, и лошадей ослепило ворвавшимся в машину ярким светом. Пахло тёплыми полями, начинающей пробиваться из-под сухостоя травой, жирной, влажной землёй.

Замок лязгнул ещё раз, открывая Тунгусу путь на свободу. Тот, медленно ступая по гулко вибрирующему трапу, аккуратно спустился.

Марик завертелся и тоненько заржал, боясь, что его оставят в брюхе железного чудища. Послышался топот ног, и в машину вбежала растрёпанная Зануда. Отвязав его, она подтолкнула жеребёнка назад. Марик дрожал, озирался, щупал ногами доски трапа. Угловым зрением он заметил мелькнувший хвост Тунгуса, повернул голову и сделал шаг вбок, чтобы разглядеть его получше. Но нога вдруг провалилась в пустоту, увлекая за собой жеребёнка, и тот кувырком скатился с трапа на землю.

Быстро вскочив на ноги и отфыркиваясь, Марик лихорадочно озирался. Перед ним лежало поле, далеко на горизонте чернел лесок. Оглянувшись, он увидел череду высоких разномастных заборов.

– Весь мокрый, бедняга, – прошептала Зануда, поглаживая его по шее. К ним подошёл Кормилец, держа в руках какие-то пакеты.

Марик со смешанным чувством беспокойства и признательности ткнулся носом Зануде в руку и замер.

– Ну, пойдём, малыш. Пойдём домой.

Они миновали высокий кирпичный забор, кучу опилок, накрытых железными листами, и вошли в узенькую калитку. Марик увидел перед собой песчаную площадку, примыкающую к приземистому зданию, расположенному буквой Г. На площадке стоял Тунгус, переругиваясь через ограду с невысоким гнедым незнакомцем. Тунгус выгибал шею, бил землю копытом, храпел и выглядел очень угрожающе. На всякий случай Марик опустил голову и облизнулся. Зануда отпустила его, он робко направился к Тунгусу и остановился на почтительном расстоянии. Тот вдруг отвернулся от соседа, подошёл к жеребёнку и тихо произнёс, наклонившись к самым его ушам:

– Это наш новый дом, Марик. Надеюсь, кормить здесь будут сытнее. Конюшен на свете очень много, и люди часто возят нас с одной на другую… поэтому опасно заводить друзей. Велика горечь разлуки.

Марик судорожно вздохнул и ничего не ответил. К нему подошёл Кормилец, сунул в рот сухарь, и они с Занудой поспешно вышли, закрыв за собой чуть скрипнувшую дверь калитки. Сердце Марика упало.

– А люди… хозяева тоже могут меняться?

– Да, малыш… Хозяева тоже иногда меняются, – в голосе Тунгуса мелькнула печаль.

Они остались стоять в середине плаца совершенно одни – робкий Марик и склонившийся над ним Тунгус. Марик уткнулся в вороную грудь Тунгуса и тихо всхлипнул. Тунгус ещё ниже опустил голову, коснувшись губами затылка Марика и едва слышно гукнул.

Вскоре пришёл конюх и забрал обоих в конюшню. Марику всё было ново и непривычно – и белый камень здания, и широкий проход, и большие окна, из которых лился мягкий вечерний свет, и высокие потолки, и ровный каменный пол. А главное, денники разгораживались светлыми решётками, через которые можно было смотреть в проход сколько захочешь и даже разговаривать с соседями!

Конюх, открыв дверь, впустил Тунгуса в его денник. Марика же провёл дальше – повернул налево, в небольшое отделение всего на три денника.

В ближнем, самом маленьком, стояла крошечная, очень круглая серая лошадка с густой длинной гривой. Марик вытаращил глаза, уставившись на неё: первый раз в жизни он видел лошадь меньше себя. Он и не знал, что такие бывают!

Конюх провёл его во второй денник, где жеребёнка ждала крупная охапка сена. Развязав бесчисленные узлы в бахроме и сняв попону, он удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Марик взглянул направо – дальний денник остался пустым. Не смея заговорить с незнакомой лошадкой (она была такой маленькой, что он не мог думать о ней как о лошади), жеребёнок огляделся. Прямо напротив его денника были ещё одни ворота, открывавшиеся наружу и дававшие потрясающий обзор. Можно было видеть большую часть конюшни, плац, лошадей, которых выводят гулять… и даже калитку, за которой исчезли Зануда с Кормильцем.

Погрохотав засовом, конюх распахнул ворота шире, предоставив жеребёнку любоваться улицей. Марик смотрел, как заворожённый, а лёгкий ветерок, гулявший по конюшне, трепал его гриву. Маленькая лошадка уплетала сено, не обращая никакого внимания на жеребёнка. Марик, покосившись на неё, поскрёб копытом, привлекая внимание, однако соседка лишь заложила уши и снова уткнулась в еду.

Из соседнего крыла конюшни донеслось ворчание Тунгуса. Вздохнув, Марик отошёл к другой стене денника и невидящим взглядом уставился на улицу. Из оцепенения его вывел звук открывающейся калитки.

Марик навострил уши и с замиранием сердца смотрел на то, как дверь, поскрипывая, медленно отъезжает в сторону. Не успела она открыться до конца, как во внутренний дворик ворвался чёрный вихрь с мелькающими белыми молниями. Марик заметался по деннику, поднимая тучи опилок, топча и разбрасывая сено. Вихрь на секунду замер, обретя знакомые очертания друга.

– Ка-а-а-ай! Ка-ай! Я тут! Я здесь! Ты тоже со мной, ты тоже!!!!

За Каем показалась улыбающаяся Тихоня. Они прямиком направились к конюшне, и Тихоня открыла Каю соседний денник.

Марик скакал по деннику в диком танце. Вслед за Тихоней появились Зануда с Кормильцем, держащим в руках тюки с пожитками Кая. Зануда поставила на пол тяжёлый мешок моркови. Разделив её поровну между жеребятами, люди направились вглубь конюшни, и вскоре из амуничника донеслись шорохи и грохот переставляемых вещей.

– Как здорово, что мы вместе! – Марик прижался ноздрями к решётке, отделявшей его от Кая.

– Да… А тут ничего, – выдохнул тот, озираясь по сторонам. – Я, честно говоря, опасался, что останусь в той дыре в одиночестве.

– Ты тоже побывал в пасти машины?

– Ага! Люди называют их коневозами. В этих штуках лошадей перевозят из конюшни в конюшню. Я много раз уже ездил. Совсем не страшные! Даже интересно бывает. Жалко только, что окон не было. Люблю в окно смотреть, как деревья мелькают. Будто скачешь сам, быстро-быстро!

Марик смутился и решил в следующий раз быть таким же храбрым, как Кай. Внезапно он вспомнил, что не ел с самого утра, и жадно набросился на морковь с сеном.

– А кормят тут ничего… вкусненько, – пробубнил он с полным ртом, пытаясь подхватить губами высыпающиеся кусочки моркови.

– Угхм, – кивнул Кай, чей рот был набит так сильно, что сказать что-то членораздельное он не мог.

Глава 8, в которой Марик знакомится с другими лошадьми, боится пакета и пробирается ночью в амуничник

Солнечный луч проскользнул через открытое окно конюшни, лизнул решётку денника, пробежал по стене и заплясал на носу спящего жеребёнка, подкрадываясь к мерно раздувающимся бархатным ноздрям. Марик чихнул и открыл глаза. Лучик метнулся в сторону, и в его ярком свете заискрились мелкие пылинки.

Марик оглядывался, пытаясь сообразить, где он находится. Наконец, воспоминание о переезде прорвалось сквозь лохмотья сна, и жеребёнок, отряхнувшись, встал.

Справа мирно посапывал Кай. Марик тихонько постучал ногой по стене, чтобы разбудить друга, но тот лишь что-то невнятно пропыхтел во сне и засопел ещё глубже. Марик пошебуршил носом остатки вечернего сена, полизал соль и уже подумывал, не поспать ли ему ещё, как раздалось восхитительное громыхание вёдер, предвещающее завтрак. Кай сладко зевнул, потянулся и медленно поднялся на ноги.

После обильного завтрака жеребят отвели в леваду, где уже находились мрачного вида Тунгус и несколько незнакомых лошадей, стоящих от него поодаль. Лошади, сблизив головы, о чём-то оживлённо перешёптывались, периодически косясь на Тунгуса, а тот смотрел вдаль, будто не замечая никого из них.

Друзья остановились у входа, не смея приблизиться к незнакомцам. Да и к Тунгусу лучше было не подходить, пока он не оттает. От группы лошадей отделился невысокий, но очень круглый гнедой конь и со злобным выражением лица швырнулся на Марика. Тот изумлённо отскочил в сторону, опустив голову и, на всякий случай, почавкав ртом.

– Это наша территория! Вы чужаки, и вам здесь нечего делать!

Крупный серебристый конь с длинной волнистой гривой поднял голову, пристально посмотрел на жеребят, но ничего не сказал.

Марик отошёл ближе к ограде и застыл, прижавшись к Каю. Радостное настроение после такого приёма начало стремительно убывать.

– Будете стоять тут, пока я не разрешу вам из угла выйти! – гнедой клацнул зубами всего в миллиметре от носа жеребёнка.

– Тише, Заяц! Теперь я здесь главный! По-моему, я вам это сегодня уже доказывал. Они – со мной!

Марик изумлённо завертел головой, не веря своим ушам. Тунгус! Вот это да! Жеребята просияли. Заяц злобно швырнулся на них ещё раз, мотнул головой и отошёл к деревьям, где принялся яростно терзать ветви зубами.

– Хо-хо-хо, – Кай пробежал по леваде, высоко подняв хвост, с таким видом, будто бы это он, а не Тунгус доказал чужому табуну своё превосходство. Марик порысил за ним – ему не хотелось торчать у ворот в одиночестве. У дальнего конца левады (а она была просто огромной по сравнению со старой) жеребята остановились.

– Похоже, мы не очень понравились Зайцу, – вздохнул Марик.

– Да какая разница! У нас есть Тунгус! Он теперь всегда будет нас защищать! Смотри, я покажу! – и Кай помчался, заложив уши, прямо на Зайца. Марик нерешительно помялся на месте и тоже последовал за ним, приняв хитрую позу – с заложенными ушами, но опущенной головой.

Добежав до Зайца, Кай сделал выпад в его сторону, клацнув зубами. Заяц взвизгнул, развернулся и ударил Кая копытами в грудь. Между ними моментально возник Тунгус, щёлкнул зубами на Зайца и сразу же, развернувшись, пребольно укусил Кая за шею.

– Порядок в табуне! – прорычал он, сверкнув глазами.

Кай, охая, поплёлся обратно. Марик сдавленно фыркал, боясь смехом обидеть друга.

– Ничего, – бормотал Кай, – не на того напали! Я найду способ добраться до Зайца…

– Зачем тебе это? – удивился Марик. – Наверняка мы скоро привыкнем друг к другу, может, даже подружимся, и нас примут в табун…

– Не нравится он мне! Не нра-вит-ся! Ясно? Видел, как он на нас смотрел?! «Будете стоять в углу», – Кай препротивным голосом передразнил Зайца. – Это мы ещё посмотрим…

Толкая перед собой полную душистого сена тачку, в леваду вошёл конюх. Кони оживились, ожидая, пока он раскидает сено на шесть равных кучек, по количеству гуляющих лошадей.

Пока Марик пытался сосчитать кучки, лошади времени не теряли, поэтому не прошло и минуты, как свободной осталась только одна – самая дальняя, к которой можно было дойти, лишь миновав всех лошадей, в том числе и Зайца! Единственная надежда – Кай – тоже стоял по ту сторону Зайца.

Чуть дыша, Марик аккуратно крался вдоль забора, стараясь оставаться в его тени. Едва он поравнялся с Зайцем, как тот поднял голову от сена и посмотрел на жеребёнка. Да так, что Марику пришлось отбежать к воротам, и побыстрее! Остановившись, он вздохнул, так как очень не любил оставаться без обеда.

– Боишься, малыш? Иди сюда, – высокий рыжий конь с немного печальными глазами чуть отодвинулся от сена, вежливо приглашая жеребёнка.

Марик кивнул, опустил голову и подошёл. Он старался есть не спеша и очень аккуратно, чтобы не обидеть доброго незнакомца.

– Меня зовут Эклер, – представился конь. Голос его был мягкий, шелестящий, успокаивающий. – Ты не обращай внимания на Зайца. Он поначалу всегда хорохорится, но на самом деле – добряк. Ну и Манёвр (тут Эклер кивнул на серебристого коня) с Тунгусом не дадут ему сильно вас задирать. Вы, главное, сами к нему не приставайте.

Марик неопределённо кивнул.

– Что ж, не буду тебе портить аппетит нравоучениями, – Эклер мягко улыбнулся и неспешно направился к дальней кучке сена, оставив Марика обедать одного.

Устроившись в скудной тени ещё не зазеленевших деревьев, жеребята делились своими впечатлениями о происходящем. Марику удалось уговорить Кая подождать и какое-то время не подходить к Зайцу. Друзья обсудили доброго Эклера, поспорили, кто главнее, – Тунгус или Манёвр… сошлись на том, что главные оба, но Тунгус немножко главнее.