Вечером, когда принесли ужин, Марик в испуге отскочил от кормушки – поверх овса разливалось липкое, неаппетитного вида жёлто-коричневое пятно Занудиной подкормки. Поделившись своей бедой с соседями, жеребёнок выяснил, что подкормку в овёс подмешали только ему, и мысленно «поблагодарил» Зануду. Он снова подошёл к кормушке и понюхал пятно. Приторно-навязчивый запах отбивал желание есть. Однако желудок заурчал, и Марик, вздохнув, перевернул кормушку.

Овёс высыпался, пятно оказалось внизу, и жеребёнку удалось перекусить тем, что ещё оставалось съедобным.

Снова потянулись унылые четырёхстенные дни.

– Когда же, наконец, нас выпустят гулять? – сетовала Тётушка Бу. – От этого стояния в денниках того и гляди вьюшки заведутся!

– Не будут нас вечно здесь держать. Как снег ляжет, так и выпустят, – угрюмо буркнул Тунгус. – И не в твоём возрасте вьюшек бояться!

Тётушка Бу обиженно фыркнула и отвернулась к стене. Больше никто не жаловался.

Зануда с Кормильцем не приезжали. Брёвен в стенах не прибавлялось, и считать было нечего. Упрямый конюх теперь не просто вливал подкормку в ужин, а добросовестно перемешивал её с овсом.

Марик дремал, когда в его сон стали пробиваться тревожные звуки с улицы. Шум незнакомой машины, множество шагов, взволнованные голоса. Что-то было не так. В конюшне установилась напряжённая тишина, давящая на уши, словно тяжёлый пресс. Тишину пронзил чуть хриплый от волнения крик Тётушки Бу: «Это он! У меня предчувствие! Это ветеринар! Ветеринар!!!»

Лошади заметались. Тётушка Бу, нервно дыша и ежесекундно обещая упасть в обморок, отчаянно пыталась спрятаться за кормушку (насколько может спрятаться за кормушкой крупная вороная лошадь). Тунгус, повернувшись к входу хвостом, завёл уши назад и громко, злобно клацал зубами. Кто-то, судя по звукам, карабкался на стену.

Марик вскочил, в панике закружился по деннику, надеясь найти укрытие. Скрипнула дверь, и в конюшню вошли люди. Марик метнулся в дальний от двери угол.

– Только не ко мне, только не ко мне, только не ко мне, – причитала из-за стены Тётушка Бу, очевидно, пытаясь скомпоновать потеснее свои выпирающие из-за кормушки формы.

– Ну, и где наш больной? Ведите Тунгуса, – распорядился звучный незнакомый голос.

Тётушка Бу со вздохом облегчения привалилась к стене. Стена жалобно застонала.

Заскрипела дверь денника, и по коридору раздалось цоканье копыт. Тунгус шёл очень медленно, словно каждый шаг давался ему с трудом. У развязок шаги остановились.

Марик вслушивался, затаив дыхание. Зловеще звякнул какой-то инструмент. Тут же нервно затоптался Тунгус, и что-то сразу же звучно загрохотало по полу.

– Но-но! Не балуй, – строго приказал голос.

Тунгус зашипел, грозно клацнул зубами, но топтаться перестал. Было слышно, как по спинам лошадей бегают мурашки.

– Здоров! – услышал Марик вердикт голоса. – Если опять начнёт прихрамывать, попробуйте компрессы, я напишу рецепт.

Тунгус, громко цокая копытами, вернулся в денник.

Прильнув к двери, Марик с облегчением слушал незнакомые шаги. Ветеринар, кажется, уходил!

Но что это? Шаги замерли напротив его денника! Марик почувствовал, как сердце его камнем упало куда-то в желудок, а потом вместе с желудком ухнуло в копыта. Щёлкнула задвижка, и дверь, испустив тихий, как будто придушенный скрип, отворилась. На пороге показалась сияющая Зануда. Приветственно взмахнув недоуздком, она сказала:

– Иди сюда, смотреть тебя будем!

Марик отчаянно замотал головой.

– Да не бойся, глупыш, ветеринар – это совсем не больно!

Марик изо всех сил вжался в стену. Он догадывался, что ветеринар – это и опасно, и больно, и страшно, а радужный вид Зануды только усиливал его подозрения. Зануда же, не обращая внимания на протесты жеребёнка, вывела его, упирающегося, в проход и поставила на развязки, затянув их так туго, что Марик едва мог пошевелить головой. Он не мог сделать ни шага, не мог обернуться. Он был в западне!

Сзади послышались шаги ветеринара. Марик напрягся и зажмурился, от страха он слегка дрожал. Но вот наступила тишина, а затем… чья-то рука легла ему на спину!

От неожиданности Марик вздрогнул и подскочил. Скосив глаза, он увидел стоящую рядом добродушно улыбающуюся женщину. Она подмигнула ему и ласково почесала шею. От неё веяло спокойной уверенностью и таким необычайным, невиданным теплом, что Марик забыл о ветеринаре. Ловкие пальцы пробежали по его ногам, и Марик почувствовал, что сердце с желудком возвращаются на свои места. Женщина посветила фонариком в его глаза, потрогала уши, заглянула в зубы и даже пощупала язык.

– На передах небольшой размёт, а так проблем нет.

Марик в смятении взглянул на свои ноги, но никакого размёта там не увидел. Женщина между тем продолжала объяснять:

– Сена должно быть вволю (Марик начал проникаться к ней всё большей симпатией), выгул тоже увеличить максимально (симпатия стремительно перерастала в любовь), овёс… ну, оставьте пока, как есть, больше ему не надо (Марик разочарованно вздохнул, но он помнил, что даже лучшие из людей не идеальны).

Зануда отстегнула верёвки и отвела Марика обратно в денник. Облегчённо отфыркиваясь, он радостно подпрыгнул – ему чудом удалось избежать встречи с ветеринаром! Видимо, эта добрая женщина его и спасла, от Зануды-то не дождёшься…

Глава 5, в которой Марик знакомится с чужаком, и они вместе отправляются совершать подвиг

Сильные порывы ветра швыряли мелкие снежные крупинки в лицо, леденили уши и губы. Усы совершенно заиндевели и неприятно оттягивали кожу. Снег падал, не останавливаясь, укутывая смёрзшуюся, изрытую копытами землю белым одеялом.

Марик повернулся к ветру спиной и почувствовал, как тот взъерошил ему шерсть, лихо гуляя по шкуре, старясь пробраться как можно глубже.

Жеребёнок потёрся мордочкой о ногу: снег намерзал на чёлку и ресницы, мешая смотреть на лес.

Лес отвечал Марику сонным усталым взглядом. Хрупкая рябинка прислонилась к вековой смолистой ели, обняв её гибкими ветвями, усыпанными ярко-красными ягодами. Ель хмурилась в полудрёме, покачивая своими развесистыми лапами. Покрывшись снежной сединой, лес словно одряхлел.

Марик задрал голову и задумчиво уставился на вершины елей. Вот живут они и живут веки вечные, а перед глазами у них, словно мгновение, пролетают одна за одной жизни маленьких лошадей. Какие громадные! Небось, даже и не замечают его. Берёзы, рябины, они совсем другие: вечно юные, добрые, ласковые… Поговорить с ними, конечно, нельзя, но можно просто постоять рядом, почувствовать ласковое прикосновение листьев, услышать шелест ветра в их ветвях. Но зимой деревья спят.

Из конюшни донеслись шаркающие шаги конюха, и тут же – незнакомая дробь копыт. Марик поднял уши, шумно втянул ноздрями колючий воздух и насторожился. Из-за угла показался конюх, а рядом с ним подпрыгивала, беснуясь, чёрная туча во вспышках белых молний.

Конюх одной рукой с трудом открыл леваду. Туча вихрем ворвалась внутрь, резко затормозила, отряхнулась, фыркнула и обрела очертания. Перед Мариком возник вороной жеребёнок с белоснежными отметинами на лице и ногах. Он был выше Марика, крепче сложен и, очевидно, постарше. Его широко раскрытые глаза с озорным любопытством смотрели на Марика.

– Ты кто? – Марик прежде и не догадывался о существовании других жеребят. – И откуда ты взялся? Вчера тебя тут не было, я  точно знаю!

– Я приехал! – Голос у жеребёнка был звонкий, задорный и в то же время внушающий уважение. – Теперь придётся жить в этой дыре… Уму непостижимо – до чего тесная у вас левадка! Да ещё и с колдобинами!

Марику стало обидно за свой дом, но он не придумал, что ответить.

– А откуда ты приехал?

– Из другой конюшни. Там было неплохо, даже очень. Моё имя – Кай. А ты – Марик, я знаю. Слышал, как тебя конюх звал.

– А что, бывают другие конюшни? – у Марика от изумления перехватило дыхание. Неужели мир такой огромный? Существуют какие-то другие конюшни, другие левады, другой лес… И там живут другие лошади?

– Конечно, бывают! Я уже в трёх пожил! Твоя – четвёртая. И  совсем не идеальная!

Марик заложил уши и чуть оскалился. Он сделал так первый раз в жизни – очень уж разозлил его этот чужак! Старый ворон на ели насмешливо каркнул. Кай засомневался, но всё-таки отступил на шаг.

– Ладно, не дуйся! Просто она, правда, не самая-самая… Забудь! Давай лучше придумаем, что мы будем делать? Давай убежим?! Нет! Давай сломаем забор?! Или… нет! Выроем подкоп! Или, вон, смотри, какая огромная железяка совсем рядом с левадой! Может, опрокинем её?! Будет отличный Бдз-з-зы-ы-ынь! – весь во власти своих идей, Кай нетерпеливо пританцовывал.

– Я даже не знаю, – с сомнением произнес слегка ошеломлённый Марик. Ему, конечно, всегда хотелось совершить какой-нибудь подвиг – что-нибудь сломать или опрокинуть, чтобы другие лошади не думали, что он маленький и ни на что не способен. Он всегда с некоторой завистью смотрел на убегавшую из левады Тётушку Бу, на Лилу, ювелирно выгрызавшую забор, на тётю Лайзу, таскавшую за собой конюха на верёвке. Но, когда появлялась возможность проявить себя, Марик, стесняясь, отступал, в глубине души считая себя ещё не готовым проявить настоящий героизм. – А ты уже делал что-то подобное?

– Ну-у-у, – потянул Кай, – кое-какие штучки мне удавались. Давай-ка для начала попробуем выйти отсюда!

Марик с замирающим от страха и восторга сердцем кивнул. Кай подошёл к воротам и, немного повозившись, открыл щеколду. Радостно вскрикнув, он сунул нос в щель, однако ворота не открылись – хитрый конюх надёжно привязал дверь чомбуром.

– Это что ж они делают, а?! – Кай был вне себя от злости. Он грыз и теребил узел, бил по нему копытом, но всё безрезультатно. – Нам подвиг надо совершать, а тут дверь привязана! – в отчаянии взвыл он.

– Давай я попробую? – Марик аккуратно подошёл сбоку, чуть опустив голову, но прижав назад уши. Жест был хитрый: с одной стороны, Марик Кая прогонял, а с другой – вежливо просил. И, как бы чужак ни ответил, всегда можно было бы сделать вид, что именно такой реакции ты и ждал.

Кай немного отодвинулся, уступая место. Взявшись за узел зубами, Марик слегка потеребил верёвку, а затем аккуратно потянул. Почувствовав, что узел поддаётся, он перехватил его и потянул снова. Ещё немного… ещё… Верёвка бессильно скользнула в снег, двери левады, скрипнув, отворились. Жеребята замерли на пороге свободы, не веря своей удаче и шумно вдыхая морозный воздух.

Поднялась яркая луна, разлив серебряный свет над темнеющим лесом. Марик осторожно сделал крохотный шаг вперёд. Кай предостерегающе фыркнул и тоже придвинулся к заветной черте. Небывалое упоение собственными силами горячей волной хлынуло к сердцу. Марик поднял голову, раздул ноздри и победно заржал. Жеребята восторженно переглянулись и в два прыжка скрылись в лесу.

Они неслись вперёд, скорее чутьём, чем глазами, угадывая дорогу, уворачиваясь от узловатых еловых корней и низких веток, которые, словно руки сказочных великанов, преграждали им путь. Чёрные глубокие тени теснились вокруг, словно кто-то вырезал кусочки мира, создавая пропасти, ведущие в никуда. Беглецы мчались и мчались, петляя, забирая то влево, то вправо, погружаясь всё глубже в лес. Маленькие копыта уверенно проносились над буреломами, мышиными норами, валежником, не задевая их. Марик вдруг понял, что мог бы закрыть глаза – так точно и безошибочно его ноги выбирали верную дорогу. В просвете справа мелькнуло поле, над которым в бархатном небе мерцали россыпи ярких звёзд.

Жеребята перешли на рысь. Кай бежал легко, пружинисто, гордо неся свою немного горбоносую голову и высоко подняв хвост.

– Чу! Слышишь?

Кай резко остановился и принюхался. Пахло свежим снегом, смолой, хвоей и очень далеко впереди – чем-то железным. Марик насторожился, уловив едва слышный хруст. Подняв голову, он увидел то, чего боялся больше всего на свете. На разлапистой еловой ветке сидел огромный конеед, распространяя волны липкого удушливого страха.

Жеребята замерли, точно натянутые струны, не в силах шевельнуться. Конеед, мерно покачиваясь, тихо шипел, и шипение это завораживало и лишало сил. Стук бешено колотящегося сердца шумно отдавался в ушах, ноги подрагивали, а воля исчезала, подчиняясь чужому захлёстывающему, затягивающему в тягучую трясину безнадёжности ужасу.

Из оцепенения их вывело громкое хлопанье крыльев. Чей-то хриплый голос прокричал сверху:

– Ну-у, р-р-р-разошёлся! А вы, малыши, бр-р-рысь домой немедленно! Тоже мне, бес-стр-р-рашные р-р-р-разбойники!

Наваждение схлынуло, и оба рванули что было сил, не разбирая дороги, больно стукаясь копытами о выступающие корни и заледеневшие комья земли, цепляясь прядями грив за шершавые смолистые стволы, спотыкаясь, падая, поднимаясь и снова скача во весь опор, быстрее, быстрее, оставляя позади всю тьму ночного леса. Воздух вонзался в лёгкие сотнями ледяных игл, встречный ветер резал слезящиеся глаза, а они всё неслись вперёд, пока не выскочили на залитую ярким светом луны незнакомую опушку. Тяжело дыша, пошатываясь, жеребята жались друг к другу, со страхом озираясь.

– Где мы? – вскинул голову Кай.

– Откуда я знаю? Я тут не был никогда, – Марик нервно облизнулся и обвёл глазами опушку. – Домой возвращаться надо…

Он задумался, мысленно представил конюшню, сладко пахнущее вечернее сено, тёплую кашу из овса и отрубей, крупные стружки опилок…

– Туда! – Марик уверенно пошёл сквозь кусты, пригибаясь и жмурясь, чтобы тонкие колючие ветки не царапали мордочку.

Луна поднялась совсем высоко, освещая угрюмые стволы и разлапистые еловые ветки. Под ногами весело хрустели сухие веточки, за спиной слышалось ободряющее сопение Кая, и Марик немного воспрял духом.

Они шли и шли, так долго, что Марику стало казаться, будто он стоит на месте, а тропинка сама бежит ему под ноги. Деревья поредели, и жеребята прибавили ходу, перейдя на рысь.

Продравшись сквозь кусты, Кай издал жалобный стон: они снова очутились на той же опушке, с которой ушли столько времени назад! Марик, понурив голову, расстроенно принюхивался. Оставаться на ночь в мрачном холодном лесу совершенно не хотелось.

– Это Леший нас попутал, – пробормотал сквозь зубы Кай.

– Леший! – в сердце Марика встрепенулась надежда. – Дяденька Леший! Помоги нам! Дяденька! Добренький дяденька Леший!

За его спиной раздалось тихое покряхтыванье. Марик обернулся и увидел Лешего, выглядывающего из-под свисающих клочьями замшелых ветвей.

– Что, малышня? Заблудились? Вижу, вижу… А зачем в лес сунулись в неположенный час? Носитесь, как ошалелые, зверьё распугали, перебудили, ветки ломаете! А если медведь из спячки проснётся? Что ему? Голодать тут на морозе из-за глупости двух лошадиных детёнышей? Об этом вы подумали? Или покормить его хотели?

Жеребята отвели глаза и опустили головы, пытаясь стать как можно меньше и незаметнее.

– Это всё потому, что на нас конеед напал! – попробовал оправдаться Кай.

– А нечего было по лесу бегать! Да и пугал он вас всего ничего – я к вам Ворона послал, чтоб вы со страху головы не потеряли совсем. А вы – вон что! Помчались в противоположную от конюшни сторону! Эх, ветки-листики, молодые, зелёные, ума нет! Ладно уж, идите, дорогу я вам спрямлю, к ужину поспеете. И не благодарите, у меня своя выгода – хватятся вас, прибегут люди с фонарями лес топтать, тут уж точно зверьё перебудят.

Марик облизнулся, склонил голову на прощанье и пролепетал: «Спасибо, дядюшка». Огладив бороду, Леший взмахнул рукой, и Марик увидел ложащуюся под ноги тропинку, весело зовущую вперёд, прямо под арку зарослей орешника.

Переглянувшись, жеребята быстро зашагали по тропе, стараясь ступать как можно тише и аккуратнее.

– А-а-ах! Ты видел? – прошептал Кай на ухо Марику. Тот оглянулся – тропинка сзади медленно исчезала, на ней проявлялись хрупкие рябинки и хмурые ели, стройные сосны и лохматые приземистые кусты. Однако впереди она по-прежнему звала домой, подсвеченная лёгким блеском искрящегося в лунном свете снега. Друзья прибавили ходу и вышли на знакомую полянку. За деревьями светились конюшенные окна.

Навстречу, смешно размахивая недоуздками и чомбурами, бежал запыхавшийся конюх. Увидав возвращающихся беглецов, он остановился на полпути, махнул рукой, буркнул что-то неразборчивое и побрёл обратно к конюшне. Пройдя мимо хмурившегося конюха, жеребята радостно окунулись в светлое, ароматно пахнущее тепло конюшни. Из денников донеслось приветственное топанье и ржание.

– Вернулись? Вот это да-а! Молодцы!

– Ворон с новостями залетал! Конееда, говорит, видели!

– Открыть леваду! Ну надо же! И верёвку развязали!

– Э-э-эх, давненько я сам в лес не убегал…

– А видели, как конюх испугался? Метался, хватал всё подряд, переживал, будто ужина лишился!

Марик расплылся в довольной улыбке, взбил себе подушечку из опилок и, устроившись поудобнее, улёгся. По телу разливалась блаженная усталость, ноги приятно гудели, хотелось дождаться ужина и заснуть сладким сном. Марик почувствовал удвоенную радость, зная, что в соседнем деннике так же улыбается Кай.

Глава 6, в которой Кай с Мариком пытаются устроить поимку и разоблачение, но из этого ничего не выходит

Дни летели, подгоняя друг друга в стремительной скачке. Стало рано темнеть, серая мгла спускалась с небес на землю почти сразу после обеда. Марик всерьёз опасался, что рассвет и день вскоре исчезнут вовсе, и останется только этот бесцветный снежный полумрак. А снег всё падал и падал, грозя засыпать весь мир, превратив его в один огромный пушистый сугроб.

Марик теперь гулял вместе с Каем. Они очень сдружились со времён своего первого подвига. Хитрым людям пришлось научиться закрывать ворота так, чтобы жеребятам было не под силу открыть их, но друзья не расстроились: вдвоём можно было придумать тысячу новых игр и развлекаться, не выходя наружу.

Как только ворота левады закрывались за ними, жеребята устраивали скачку по кругу, вскидывали задние ноги, подпрыгивали, задирали в небо носы, жадно вдыхая морозный воздух.

Набегавшись, они останавливались и аккуратно снимали друг с друга недоуздки.

Одному снять недоуздок очень сложно, практически невозможно. Для этого нужен друг! Укрывшись в самом дальнем углу левады и повернувшись хвостами к миру (чтобы никто не подумал, будто они что-то замышляют), Кай и Марик старались зацепить ремень недоуздка, проходящий за ушами. Это было самое главное: снимешь затылочный ремень, и недоуздок сразу падает к ногам. Тут его можно взять в зубы и трепать, подкидывать, перетягивать… Но  самое лучшее – затоптать поглубже в сугроб, чтобы конюх не нашёл!