Новая, новая жизнь! Она высвечивалась радужными перспективами впереди. Оставались недели до выписки, но Эльзе они казались секундами. Она спокойно отзывалась на своё новое имя, которое и новым-то не назовёшь! Оно до боли знакомое и родное. Иногда всплывала яростная мысль: «Как Грета могла со мной поступить так?» – но она быстро исчезала под действием обстоятельств нынешних. Примерила к себе это имя и сочленилась с ним, кажется, что-то и с натуры «подруги» перехватила. Теперь «Эльза» казалась ей какой-то нелепой частью чужой жизни, невероятно правильной и нормальной, а Грета была данностью, реальной, ненормальной. Наверно, хоть это и прозвучит по-чёрному, но лучше быть живой Гретой, чем мёртвой Эльзой! Этим себя и успокаивала узница Белиц. Тем паче окончание заточения не заставило себя ждать.
Комиссия вынесла положительное решение с одним но. Это «но» беспокоило и напрягало покруче, чем жизнь вне этих стен, к которой так стремилась Эльза. Теперь она понимала ту часть пациентов, которые не желали покидать белых палат, покойных, тихих и беззаботных. Условие её свободы – опекун. В течение трёх лет он должен следить за подопечной, за её состоянием в этом «будоражащем психические отклонения мире», как выразился глава экспертной комиссии. Само появление опекуна не настораживало, было непонятно, что принесёт его вхождение в и без того непростую судьбу Эльзы. Он мог знать Грету до того, как была совершена подмена. Желание дышать и действовать уступали место покорности судьбе и покладистости, к которой приучили слякотные от криков пациентов, промозглые своей болезненностью коридоры и напускная сдержанность с вечно слащавой улыбкой на устах сестёр и врачей. Как она и думала после первого посещения этого заведения в качестве навещающего, а не больного, все они здесь очень «любезные», чересчур.
Как ни странно, опекун – адвокат семьи Греты, Эрих Шульц, – при встрече счастливо растопырил руки и обнял «воскресшую».
– Моя девочка! Вот и всё. Всё закончилось. Я знал, знал, ты поправишься, и я смогу видеть тебя снова светлой, с чистым разумом и желанием жить, путешествовать, вернуться в родной дом.
Господин Эрих был на вид человеком лет пятидесяти, маленький, лысоватый, со свинячьими глазками и приятной пухлостью. Так, конечно, говорят о малых детках, но сейчас данный вариант описания его внешности был весьма уместен. Этакий Карлсон, поседевший пупс, не потерявший своей «молочной» аппетитности.
– Ну что ты такая испуганная? Пойдём. Вещей у тебя почти нет. Что было до отъезда в Белиц, вышло из моды. Прогуляемся по городку, вспомним, что ты красивая девушка и надо себя баловать! Оденем тебя с иголочки.
– Да, да, пойдёмте.
Эльзе не терпелось побыстрее выбежать из этих стен, верилось, что вне их воздух свежее, солнце ярче, а люди более приветливы. Шальная мысль пронеслась в голове: «Интересно, как я могла бы надеть вещи Греты?»
В клинике она очень похудела, но по сравнению с Гретой осталась пышной, а рост? Это как одеть Санчо Панса в костюм Дон Кихота. Странное сравнение, но что не придёт на ум после трёх лет каторги. Эльза наслаждалась каждой секундой похода по магазинам. Не так страшна свобода, как её малюют! Гардероб сменила не только хозяйка до этого смирительной рубашки – в одном варианте и в пир, и в мир, но и её внешность. Эльза не замедлила высказать желание зайти в салон и изменить всё, что могло напомнить о Белиц. Она больше не желала быть «куколкой»! Локоны полетели на пол, рыжим листопадом засыпая всё вокруг, брови сменили направление и ширину, теперь из зеркальной глади ей подмигивала серьёзная блондинка со стрижкой боб, с чёткими скулами, готовая получить от этой жизни всё, чего была лишена долгие годы. Шульц сказал, что они поедут в особняк на окраине Берлина. Странно, что у Греты была здесь недвижимость. Место оказалось опрятным, небольшой уголок старины, напоминающим чем-то Родину. Он располагался между Ораниенбургерштрассе и Торштрассе. Эта часть города – старое рабоче-еврейское Шпаундское предместье. Сейчас оно гудело туристами. Небольшие бары, кафе, уютные магазинчики и приятная архитектура вызвали улыбку на лице. Здесь живёт счастье, так охарактеризовала Эльза место своего пребывания. ВОВ не покалечила орнамент домов, не истребила уюта и атмосферы гостеприимства в этом маленьком оазисе. Исключение из всего, что она слышала и видела об этой стране. Благодать в прямом смысле слова. Спросить, откуда у неё этот особняк, было как-то неудобно, она же не знала истории жизни Греты за те десять лет, что они не виделись, а лишние вопросы были ей ни к чему. Хоть её ещё посещали мутные мысли, почему Шульц не высказался и не подал виду, что она не Грета. В его взгляде не было намёка на подозрение или недоверие в её сторону.
Месяц прогремел, как ливень после долгой душной и сухой погоды, быстро и стремительно. Он был насыщен походами по магазинам, выставкам, галереям. Ничего не предвещало изменений. Вдруг яростно и безнадёжно навалилась тоска, унылая, вялая и тягучая. Голова раскалывалась. Не было желания не только выходить на улицу, но даже встать с кровати. Веки наливались тяжестью. Неординарное желание вернуться в Белиц топило разум. Зачем? Это слово всплывало и тонуло в мягкости подушек, засасывая тело поглубже в тишину и покой. На третий день Эльза занервничала. Ей не свойственна ипохондрия и депрессивный психоз. Что-то было не так! Она не находила ответа. Шульц, как заботливый папаша, исполнял все её теперь немногочисленные прихоти. Особенно он расстарался с питанием, как по мановению волшебства появлялись самые экзотические фрукты и блюда. Потянулись серой чередой завтраки, обеды, ужины в постель. Но и такая отеческая забота нисколько не изменила состояние Эльзы. Её ничто не радовало. Желание угодить «папаши Шульца» выбешивало всё сильнее, с каждым днём росла агрессия, и настал момент, когда поднос пролетел рядом с его головой. Шульц до этого не отпускал подопечную ни на минуту от себя. Теперь она чувствовала себя пленницей в «своём» доме, если так можно назвать особняк Греты.
Прошло две недели. Утром Шульц убежал в свою контору, и Эльза набралась сил встать и выйти в гостиную. Она долго шарила в поисках обезболивающего, но это Германия, а не Россия. Здесь ты таблетку без рецепта не добудешь. Врач по правому уху – лечит правое, врач по левому – левое. И не стоит мечтать, что в аптеке вам подадут, пусть и без наигранной улыбки, анальгин или «Но-Шпу», основываясь только на том, что у вас болит. Голова сводила с ума пульсирующей болью до тошноты. В ванной холодный душ чуть помог, появилась небольшая ясность сознания, и череда стройных мыслей вылилась в вопросы. Прям как тогда, в день встречи с Гретой. «Почему мне так плохо? Что случилось? Когда это началось?»
«Так, сначала надо на воздух!» Эльза оделась и вышла в старый город. Приятная прохлада после дождя окутала тело. Она потеряла счёт времени и не заметила, как голову отпустила удушливая змея – боль. Сейчас стало намного легче, только вот она, кажется, немного заплутала. Надо было найти свой дом. Без Шульца девушка растерялась. Хорошо, что она помнила уроки немецкого, которые так настойчиво преподавала Грета. Опять странное чувство, обостряющее воспоминания последних дней, мысль цепляется за мысль и вытаскивает всё новые новости о новой жизни. Шульц – фамилия немецкая, а он после клиники разговаривает с ней на русском языке. Может, он родом из России? Надо будет спросить! Подойдя к ближайшему кафе, Эльза спросила у сидевшей за столиком фрау:
– Вы не подскажете, как мне найти Майнштрассе? Я потеряла свой дом, – только произнеся эти слова, Эльза подумала, как странно они прозвучали для незнакомки. Она взрослая женщина, хорошо одетая и не помнит свой адрес. Естественно, фрау заволновалась.
– Деточка, с вами всё в порядке? Вы очень бледны. Вы хорошо себя чувствуете?
Эльза почему-то расплакалась, как в детстве. Слёзы полились ручьями, и губы стали солёными и влажными на вкус. Накопившиеся вопросы и усталость вытекли потоком информации на незнакомку.
– Я под опекой. Мой опекун – господин Шульц. Я без него не выходила в город, а одна, одна я заблудилась. Он адвокат.
Женщина оказалась доброй на сердце. Она заказала Эльзе чашечку ромашкового чая и кекс, просила подождать минут пять. Ожидание немного затянулось, и слёзы вновь накрапывали на ресницы. Опять, опять её обманули и бросили. В это время подошла фрау и протянула Эльзе бумажку:
– Это адрес конторы господина Шульца. У нас небольшой район, вряд ли вы ушли далеко от конторы, все знают друг друга, пара формальностей, и вопрос решён. Я заказала вам такси. Через пятнадцать минут вы будете на месте, и о вас позаботятся.
Эльза выдохнула. Она подъехала к конторе адвоката. «Да, недурён офис-то. А внешне такой скромняга, этот Эрих». По мраморным ступеням Эльза поднялась на массивное крыльцо, обрамлённое колоннами, которые уютно увил вьюнок, создавалось ощущение садовой беседки. Внутри, в холле, сидела аккуратная девушка-секретарь. Эльза спросила, здесь ли господин адвокат? Девушка просила подождать пару минут и усадила посетительницу на широкий кожаный диван. Двери распахнулись, и на пороге появился статный чистокровный ариец, высокий, со светлыми русыми волосами и пронзительным бездонно-голубым взглядом. Секретарь отчеканила:
– Господин Шульц, вас ожидает эта девушка.
Эльза хотела вздохнуть и не могла, она пулей вылетела из офиса и остановилась только у какого-то памятника на площади, присела на скамейку. Её сознание опрокинулось, как разбитый бокал, и вдребезги разрушило всё приятное и очевидное после освобождения из Белиц.
«Как хорошо, что я не представилась. Так кто же меня опекает?!»
Эльза пыталась замедлить выпрыгивающее сердце и расслабиться, сейчас она «заиндевела». Понемногу шок прошёл, но теперь возник актуальный вопрос: куда идти? Можно броситься в бега, но кто она в этой далёкой и чуждой стране, кто ей поможет. Наверно, самый верный вариант – вернуться в особняк и попытаться хоть что-то узнать, дабы разобраться – кому она так нужна?
Иного выхода Эльза не видела.
Теперь было понятно и спокойное отношение липового «адвоката» к ней: он, скорее всего, не знал Грету в лицо, потому был так искренен в общении. Но если он не адвокат Шульц, кто он? Вот это удар. Жизнь, обещавшая свободу и наслаждение, превращалась в детектив, с вероятно трагическим концом. Как дальше жить? Как, как?
«Как обычно, только осторожно», – ответ пришёл сам. Ещё поблуждав в поисках особняка часа два, Эльза наконец увидела в конце улицы знакомые ворота. У ступеней суетился взволнованный Шульц.
– Грета, моя милая. Я уже и в полицию позвонил, и в госпиталь, думал, может, вам стало хуже и вас госпитализировали.
«Ага, – подумала Эльза, – позвонил он в полицию! И какой госпиталь? Никто, наверно, не знает, где я». Если бы не эта женщина из кафе, пелена с глаз не спала и она загнулась бы в этой немецкой дыре. Вся романтика старого города улетучилась вмиг. Теперь всё выглядело зловеще, каждый переулок, каждая тень вызывали подозрение. В голове проснулись родные нецензурные выражения. Вслух же Эльза сказала:
– Я вышла погулять и совсем заплутала. Старый город отличается своими извилистыми улочками от всех других. Я даже не заметила, как удалилась от дома.
– Я даже не сразу заметил, что вы ушли.
«Угу, отряд не заметил потери бойца!» Впервые Эльза мыслила с иронией, и даже юмором, это вселяло оптимизм в столь унылом положении дел. Она одна! В незнакомом месте, со странным господином инкогнито. Логично было проследить за ним, куда же он ходит, если не в контору?
О проекте
О подписке