Глава четвёртая. Новая подсказка

На втором этаже Первой городской больницы было душно и тихо. Большинство пациентов предпочитали молчать. Если кто-то в очередях говорил, то шёпотом. Если играл на телефоне, то без звука или в наушниках. Малой рассеянно щёлкал головоломкой, но никого не раздражал, потому что сидел в конце коридора у закрытого и бездействующего тридцать пятого кабинета. За последние годы врачей в больнице поубавилось. Им оформляли штатную путёвку в медико-эвакуационную службу, они и сами добровольно отправлялись в котлы внештатниками. Некоторых, наоборот, обеспечивали приглашениями на несуществующий медицинский конгресс, снабжали блокнотами и ручками с вымышленной эмблемой, чтобы всё выглядело как можно более правдоподобно, и увозили подальше от любых котлов. Ни те, ни другие возвращаться пока не собирались, и бездействующих кабинетов на этажах Первой городской насчитывалось с два десятка.

Врачи и пустующие кабинеты Малого не интересовали. Томясь в одиночестве, он вертел коробочку и удивлялся, до чего простой оказалась головоломка. Малой не ошибся, когда предложил воспользоваться молотком. Ну, в каком-то смысле не ошибся. Главное, навёл брата на правильную мысль. Андрей без Малого не справился бы, а вот Малой без Андрея справился бы легко, потому что сразу подумал в нужном направлении. Ему чуточку не хватило терпения. Андрей сам так сказал.

Бить молотком не понадобилось. Достаточно было ударить пальцем по углу, где в щели просматривался штырёк, который оказался не штырьком, а металлическим шариком. Шарик магнитился к пятимиллиметровой ямке и, примагниченный, выпирал из неё на половину своего диаметра. Когда Малой ударял пальцем, шарик отлетал от магнита, целиком нырял в противоположную, куда более глубокую ямку и уже не мешал раздвинуть половинки коробочки, только раздвигать их приходилось по диагонали, чтобы четыре выступа сверху одновременно вышли из соразмерных углублений снизу. Малой безостановочно открывал и, возвратив шарик в изначальное положение, закрывал коробочку, причём делал это не глядя. От скуки читал висевшее у двери тридцать пятого кабинета объявление благотворительного фонда «Мечта землекопа».

Сотрудники фонда заверяли, что с их помощью любой ампутант обучится водить радиоуправляемую землеройную машину. «Протезирование нижних конечностей заставит вас пройти через трудную пору испытаний без прогулок с детьми на свежем воздухе и других приятных нагрузок, но в результате вы ощутите свободу передвижения даже на большие расстояния. Тем, кто потерял возможность ходить, мы подарим возможность копать! Ваша жизнь станет опять благополучной и счастливой, а события в ней – значительными и замечательными». Малой прикинул, что из любви к радиоуправляемым машинам вроде рыхлителя грунта или траншейного расширителя согласился бы ампутировать себе что-нибудь не очень важное, например мизинец левой руки. Перечитав объявление, понял, что ампутировать требовалось именно ногу. Целиком. Без всяких «хорошо, отрежьте мизинчик, он всё равно кривой». Задумался, какой ногой пожертвовать.

Рассудил, что жертвовать ногами не захотел бы, даже если бы наверняка узнал, что ему доверят настоящий рыхлитель, хотя в соседнем объявлении поздравляли ампутантов с наступающим Днём всенародного забоя и по случаю праздника обещали двадцатипроцентную скидку на второй протез, тридцатипроцентную на третий, а ещё дополнительную скидку для родных и друзей. Нарисованные в объявлении протезы Малому понравились, такие они были красивые, роботизированные, и он допустил, что ампутантам, если не считать «трудной поры испытаний без прогулок», живётся неплохо. Гулять Малой любил, особенно в городском парке, куда в последнее время его водили непростительно редко и куда с условием, что он без нытья сходит с семьёй в больницу, его обещали отвести сегодня.

Мать сказала, что они с отцом быстренько заглянут к врачу и освободятся. Быстренько не получилось. Пришлось долго ждать в очереди, и дядя Саша увёл Малого подальше от сидевших у двадцать седьмого кабинета людей к запертой и никому не нужной двери тридцать пятого. Под распахнутым окном в конце коридора дышалось легче, и никто не мешал Малому заниматься своими делами, только своих дел у него, собственно, не было. Знал бы, что всё затянется, захватил бы магнитный планшет. Дядя Саша с Андреем куда-то запропали, и Малой крутил коробочку-головоломку, безучастно прощупывал вырезанную в потайной полости шифровку:

У Н4С 3С7Ь 6У9У11133 !!QК4 МR1 !!QМНNМ 3ГQР4 N С748NМ 3МУ Ц837R1.

Больше он ничего не нашёл, если не считать скрепки, которую Андрей ещё на рынке по неосторожности пропихнул внутрь.

Женщина с короткими волосами подошла к двери двадцать седьмого кабинета, и Малой оживился, но женщина лишь захотела послушать, что там, за дверью, происходит. Малой поёжился от одной мысли о врачах с их иголками и ножами. Посочувствовал отцу. Соседка по лестничной площадке давно сказала, что его надо сводить в больницу. Мать не захотела, а сегодня ночью все проснулись от жуткого крика. Кричал отец. Андрей сразу кинулся в спальню родителей. По его словам, отец кричал во сне и так размахивал руками, что едва не зашиб мать. Малой не поверил. Отец не стал бы зашибливать – или зашибивать? – мать. Нет, он бы ничего подобного не сделал даже во сне, а вот простыню обмочил, и она покрылась чёрными пятнами. Отец и раньше пачкал простыни, потому что сильно потел чёрным потом. Теперь испачкал и матрас. Мать расстроилась. Пожаловалась, что матрас не отмыть, повернула его чистой стороной вверх и признала, что соседка права: отцу пора лечиться. Позвонила дяде Саше, заодно попросила сыновей поддержать отца и пойти в больницу.

Малой не понял, чем он, умирая от скуки, поддерживает отца, и уже усомнился, что прогулка по городскому парку оправдает его мучения. Подумал заодно выклянчить у матери рожок «Жачёвского» мороженого. С клубникой, если будет, или с черникой. Главное, чтобы дядя Саша больше не просил говорить всякие нежности. Когда они тарабанили от дома, Малой по его просьбе сказал отцу, что беспокоится и хочет, чтобы у них с матерью всё было пучком. Разнервничался до икоты, но сказал. Отец не ответил, и Малой повторил погромче. Отец всё равно не ответил, хотя в последние дни уже немного говорил – спускался во двор к чёрным, и они что-то тихо обсуждали. Ну как – обсуждали… Перекидывались парой слов. Малому ещё не встречались болтливые чёрные.

Когда отца вели в больницу, прохожие с ним иногда здоровались. Он их не замечал. За него здоровалась мать, и Малой чувствовал, что ей неуютно. Отец постоянно застревал. Отказывался наступать на газон. Там и не газон, а дюжина дохлых травинок, но нет – отец поворачивал в обход по асфальту. Шарахался от припаркованных машин. Пугался картонных коробок на помойке за магазинами. В общем, шёл медленно, как одноклассник Андрея, сломавший ногу и месяца два ковылявший на костылях, только у отца ноги работали и костылей не было. Или вот он вставал на углу дома, и дальше ни шагу. Мать его спрашивала, что случилось. Отец ворочал головой, ничего не объяснял, а дядя Саша вслух описывал, что кроется за поворотом, и отец успокаивался. Или не успокаивался. Вылупливал – или вылуплял? – глаза, и Малой видел, как у него по лбу текут струйки чёрного пота. Старался не смотреть на отца, но смотрел, потому что пытался понять, почему отец вдруг такой.

– Надо подождать, – говорил дядя Саша.

С ним никто не спорил. Все соглашались подождать, пока отец осмелится зайти за угол, и Малой развлекался тем, что в уме рисовал последнюю шифровку:

У Н4С 3С7Ь 6У9У11133!! QК4 МR1!! QМНNМ 3ГQР4 N С748NМ 3МУ Ц837R1.

По одной заменял цифры и чужие буквы на похожие нормальные буквы, путался, сбивался, в итоге просто повторял заученную расшифровку:

У НАС ЕСТЬ БУДУЩЕЕ, ПОКА МЫ ПОМНИМ ЕГОРА И СТАВИМ ЕМУ ЦВЕТЫ.

И вновь радовался, что они с Андреем на шаг продвинулись в поиске сокровищ. Между тем отец отмирал и делался вялым. Руки свисали, голова опускалась. Дядя Саша его придерживал. Закурив, отец постепенно очухивался, соглашался зайти за угол дома, а по дороге в больницу таких углов было много, и отец ещё дважды намертво стопорился, будто выпадал из жизни, и лучше бы они взяли такси, но дядя Саша сказал, что отцу надо больше ходить пешком. Может, он и у врача сейчас застопорился?

Женщине с короткими волосами надоело ждать. Она опять подошла к двери двадцать седьмого кабинета. Другим женщинам, сидевшим в очереди со своими чёрными мужьями, тоже надоело ждать, но они остались на скамейке и молча наблюдали, как женщина с короткими волосами прислушивается к тому, что творится в кабинете, а в кабинете поначалу ничего не творилось. Через тонкую дверь было слышно, как гудит вентилятор и пищит какой-то медицинский прибор. Возможно, пищал тоже вентилятор. Минутой позже скрипнула дверь в запроходное помещение, где врач осматривал пациентов, послышались шаги и наконец раздались различимые голоса. Женщина с короткими волосами напряглась. Женщины на скамейке ничего толком не услышали, но тоже напряглись.

– Оля, у вашего мужа чернокровие, – сказал врач.

– Ой, Михаил Сергеевич, как же так? – воскликнула мать.

– У вашего мужа чернокровие, вы понимаете?

– Нет.

– Ну смотрите.

Послышались шелестящие звуки перебираемой бумаги.

– Видите?

– Как же так, Михаил Сергеевич?

– Тут клональное заболевание кроветворной системы. Понимаете?

– Нет.

– Ну давайте попроще. У вашего мужа появились испорченные, точнее мутировавшие, клетки крови. Они не должны попадать в кровеносное русло, но по какой-то причине не проходят правильную дифференцировку и попадают, причём не только в кровь, но и в костный мозг. Понимаете?

– Не понимаю…

– Хорошо, давайте ещё проще. У вашего мужа – чёрные кровяные шарики. Их очень много, и кровь чёрная. А потеет кровью, потому что из-за чёрных шариков у капилляров повысилась проницаемость и кровь из капилляров попадает в потовые железы. Почему так, я не скажу. Этого никто не знает. Чернокровие у нас изучено мало.

– Ой, Михаил Сергеевич, и что же нам делать?

– Как что? Лечиться!

– И как же нам лечиться?

– А этого тоже никто не знает, потому что данных нет. Но вы попробуйте гимнастику для глаз.

– Гимнастику?

– Я сейчас покажу и дам бумажку. Делайте каждый день. Вы, главное, поймите, надо просто расслабиться. И да, хорошо бы поработать над ассоциациями. Понимаете?

– А гимнастику для глаз – это мне или мужу?

– Мужу. Пойдёмте, я вам всё покажу. И бумажку дам.

Вновь скрипнула дверь в запроходное помещение, и голоса отдалились. Женщина с короткими волосами вернулась на скамейку. Другие женщины выжидательно уставились на неё, но женщина с короткими волосами, даже захотев, не смогла бы пересказать услышанное, а пересказывать она ничего не хотела и только обняла своего безучастного чёрного мужа.

С лестницы в коридор вышел Андрей. Посмотрев на скамейку у двадцать седьмого кабинета, он зашагал к скамейке у тридцать пятого. Малой встретил его замученным взглядом. Сев рядом, Андрей достал из рюкзака тетрадь и пухлый томик решебника. Догадывался, что в больнице всё затянется – в больнице всё всегда затягивалось, – и, в отличие от младшего брата, подготовился. Положив тетрадь на колени, принялся старательно переписывать развёрнутые решения заданных на каникулы задачек.

Малой сел к Андрею поближе и пришёл в восторг от формулировок вроде «расчёт автотранспорта для вывоза основного объёма грунта» и «радиус резания грунта на уровне дна выемки». Малой такое любил. Знал, что подрастёт и будет сам, без решебников, высчитывать продолжительность рабочего цикла автосамосвалов, длину рабочей передвижки экскаватора, ширину лобовой проходки, и одноклассникам начнёт помогать с домашними заданиями, потом поступит куда надо и отправится штатником в котёл получше, а не как отец – внештатником под линию обвальной зоны.

– Число автосамосвалов, занятых на вывозке грунта, – пробормотал Андрей, переписывая решение, – составляет ноль шестьсот сорок пять часов, делённое на ноль сто шестьдесят два часа, и равняется трём и девяносто восьми штукам. Округляется в бóльшую сторону и принимается равным четырём.

– Четырём, – повторил Малой.

Андрей управился с двумя задачками, утомился и сунул тетрадь Малому. В нетерпении прогулялся по коридору. Мельком взглянул на транспарант «В забое не бросаем», рекламу мраморных и гранитных памятников, список из десяти самых полезных продуктов для землекопов-вегетарианцев и подборку советов от опытного протезиста. Послушал, как в очередях шепчутся о всяком. Вспомнил, что Ташкин из параллельного класса однажды назвал тех, кто сидит в больничных коридорах, грустными уродами, которых следует немедленно убрать в далёкую тишину. Андрей тогда завистливо поддакнул, потому что отец Ташкина руководил взрывным отделом и приезжал домой когда хотел, ну или не когда хотел, но часто, и в больничных очередях по своему положению, конечно, не торчал, а сейчас Андрей поддакивать не стал бы, и пусть бы Ташкин сам проваливал в свою далёкую тишину или куда подальше.

– Он людей слóжил, как бычки в пепельницу, абы как, – прошептал землекоп у девятнадцатого кабинета. – Ехать было километров сорок, а там километры длиннее, потому что по гов…, то есть по бездорожью, и нас вытрясло до кишок.

Ему кивнули, и он повторил:

– Как бычки, ей-богу. Там каждую кочку своей ж… ну, собой чувствуешь. Нет бы нормально полóжить, так нет – как бычки в пепельницу.

– Деревья всё. Одни кочерыжки. Без веток, без ничего, – прошептал землекоп у семнадцатого кабинета. Он шептал давно, и все устали кивать, но кивнули, только неприметно, чуть поведя головой.

У пятнадцатого кабинета говорили, что в котле под обвалом у каждого пятого рвётся барабанная перепонка и глухих теперь как никогда много. У двадцать первого обсуждали появление в городе глубоких ям. У двадцать восьмого твердили, что хуже всего нюнькаться с ожоговыми, ведь они приезжают плаксивые, не то что ампутанты, которых запросто обучают водить радиоуправляемые землеройные машины. Ожогового поди чему-нибудь обучи, если он капризничает и пускает сопли.

– Чем больше кричишь, тем меньше, считается, тебе нужна помощь, а им важно сортировать, кого сразу вывезти – иначе вытечет, – а кого нет смысла, потому что там уже всё, и это видно, поэтому я молчал. Хотя сейчас лучше: на «мотыге» раз – и дёрнули. Если меня память не ошибает, раньше на одеялах таскали.

– И жбан рвёт, я начинаю орать.

– Деревьев нет, одни кочерыжки.

– Лишь сделал себе урон в сердце… Там и минуты дольше. Два часа, а тебе что целые сутки. Как бычки, ей-богу.

Устав от вездесущего шёпота, Андрей вернулся на скамейку к Малому. Вскоре к ним присоединился дядя Саша.

– Ты следи, чтобы отец не пил, – попросил он, почёсывая щетину. – Шукай по местам, заглядывай за батарею. У Оли забот по горло, а ты помогай.

Андрей не сказал, что отец после выпивки иногда вспоминает, как нормально говорить, и мать этому радуется, хотя, конечно, пить ему запрещает. Хотел ответить серьёзно, чтобы не прозвучало глупо. Не подобрал слов, лишь посмотрел на дядю Сашу, как смотрят взрослые, и кивнул. Помедлив, пихнул Малого локтем, чтобы брат перестал елозить на скамейке, и отнял тетрадь.

– Сядь нормально!

Малой послушался, но, когда дядя Саша отправился за отцом с матерью, достал коробочку, принялся привычным ударом по углу открывать её и, переворачивая, закрывать.

– Не думал, что летом добровольно попрусь в школу, – усмехнулся Андрей.

– Ага, – хихикнул Малой. – А точно?

– Точнее некуда.

– У НАС ЕСТЬ БУДУЩЕЕ, ПОКА МЫ ПОМНИМ ЕГОРА И СТАВИМ ЕМУ ЦВЕТЫ.

Малой вслух прочитал вырезанные в коробочке слова.

Изначально обрадовался, что в подсказке говорится о нём, ведь его самого звали Егором, потом понял, что речь идёт о каком-то другом Егоре, и немного расстроился. Если бы новую подсказку пришлось искать в местах, известных ему одному, тогда Андрей не корчил бы из себя великого умника и смирно ждал, пока брат управится с загадкой.

– Летом добровольно в школу, – повторил Андрей.

– Вот-вот, – кивнул Малой.

Раньше на пути к сокровищам им попадались ребусы, иногда муторные, но в целом простые, и там с ходу читалось, куда идти, а теперь всё усложнилось. Они выкапывали головоломку, решив которую получали шифровку, расшифровав которую узнавали загадку, и над загадкой надо было хорошенько подумать, прежде чем продвинуться дальше. Малой, как и мечтал, превратился в настоящего следопыта-землемера. Главное, не запутаться, как с тем ребусом, когда Малой повёл Андрея аж до хлебозавода, но ошибиться с Егором было трудно. Подсказка явно вела в школу, к одной из мемориальных парт, украшенных стандартной надписью «Пока мы помним прошлое, у нас есть будущее». Вряд ли это совпадение.

– Что делать, когда найдём? – спросил Малой.

– Вспомним Егора и поставим ему цветы.

– Это как?

– Вот завтра и узнаем.

Из двадцать седьмого кабинета вышли мать, отец и дядя Саша. Женщины на скамейке оживились. Андрей ещё задержался, чтобы убрать решебник с тетрадью в рюкзак, а Малой помчался к родителям и на ходу прокричал, что хочет клубничное мороженое.

– Если нет, можно черничное.