Глава первая
(1882–1896)
Счастливое детство

Хронологическая канва

1873, 5 октября – венчание Александры Леонтьевны Тургеневой и графа Николая Александровича Толстого.

1882, 29 декабря – в городе Николаевске Александра Леонтьевна Толстая родила сына и назвала его Алексеем в честь любимого ею человека, Алексея Аполлоновича Бострома, к которому она незадолго до родов ушла от мужа.

1883, 19 января – суд над графом Н. А. Толстым в связи с его выстрелом в А. А. Бострома летом 1882 года. Суд оправдал графа.

Сентябрь – решение самарского епархиального начальства о расторжении брака Н. А. Толстого и А. Л. Толстой.

1883–1896 – А. Л. Толстая с сыном Алексеем живет в Сосновке (Самарская губерния), на хуторе А. А. Бострома.

Самара в конце XIX в.

Мать

Мать писателя, Александра Леонтьевна Тургенева, была девицей своенравной, умела настоять на своем. В 18 лет она встретила 24-летнего богатого самарского помещика графа Николая Александровича Толстого и непременно захотела выйти за него замуж несмотря на то, что ее избранник имел славу самодура. Из армии (он служил корнетом в лейб-гвардии гусарском полку) Н. А. Толстого исключили «за буйный характер», ему даже запретили проживать в обеих столицах.

Объясняя свое желание выйти за графа, Александра Леонтьевна летом 1873 года писала отцу, Леонтию Борисовичу Тургеневу:

«Радлова я давно уже не люблю. Я могла бы иметь к нему дружбу, если бы мама меня так не мучила из-за него. <…>

Я прежде думала о графе с жалостью, потом как о надежде выйти за него замуж и успокоиться, потом, видя его безграничную любовь, я сама его полюбила, да, папа, называйте меня как хотите, хоть подлой тварью, как мама называет, но поймите меня, ради Христа, недаром же у меня бывают минуты, когда я пью уксус и принимаю по пяти порошков морфию зараз. Я креплюсь, пока у меня есть еще какая-то надежда окончить всё это, не будь этой надежды, я бы зараз покончила с собой.

Вы, может быть, скажете, что замужем мне будет еще хуже. Я об этом думала, долго думала, прежде чем решиться, и вот что надумала. Граф меня любит, сильно, глубоко. Ради этой любви он бросил, видно, всё, ради этой любви он разрубил свою жизнь на две половины, на прошедшую и настоящую. Он отрекся от прошедшего, он живет мной и для меня, он сделался теперь порядочным человеком. Ему делают здесь пропасть неприятностей, и что же? Он терпит и сдерживает свою вспыльчивость ради меня. В нем есть недостатки, и много недостатков, но кто же без них. Даже Радлов, который следит за ним и подметит что-нибудь дурное, говорит, что он держит себя безукоризненно. Граф мне сказал однажды: “Вам я обязан всем, ради вас я сделался человеком”. И это не слова. <…>

Целую вас, дорогой папа, помолитесь обо мне и благословите меня на брак с графом. Я верю, что буду с ним счастлива, он так любит меня. Целую вас еще раз крепко. Боже, скоро ли кончится всё?

Ваша дочь Саша Тургенева.

16 июля 1873 года¹».

Девушка поверила словам своего избранника. Родители пытались открыть ей глаза на него – не смогли, в итоге уступили желанию дочери. 5 октября 1873 года в кафедральном соборе Самары состоялось венчание Александры Леонтьевны Тургеневой и Николая Александровича Толстого.

Уже в следующем году у супругов родился первый ребенок – дочь Елизавета. Потом будут еще дети (не все они доживут до зрелого возраста). Но положение отца, главы семейства не изменило ни характера, ни привычек Николая Александровича. Он продолжал вести буйный, разгульный образ жизни. Дошло даже до того, что граф однажды выстрелил в жену, беременную очередным ребенком. Но, наверное, самой главной причиной, приведшей к разрыву семейных отношений, стало то, что Н. А. Толстой не смог, а может быть, и не захотел понять, насколько важным для его супруги является занятие литературой.

Первую свою повесть «Воля», рассказывающую о положении прислуги в барском доме, Александра Леонтьевна написала в 16 лет. Ее печатный дебют – роман «Неугомонное сердце» (СПб., 1882) – не остался незамеченным критикой. Рецензент, не пожелавший назвать своего имени, писал о нем в № 8 «Отечественных записок» за 1882 год: «В нескольких словах содержание этого объемистого романа может быть передано так. Дана героиня – “неугомонное сердце”, “статная, стройная девушка, с поступью царицы, с головой богини”, богатая натура, такая, что ”если бы она была мужчиной, как знать, что из нее выработалось бы: может быть, гениальный общественный деятель, или серьезный ученый, или честолюбивый военно-начальник, что-нибудь в роде Суворова”… Дана этой героине прекрасная семейная обстановка: тихое, невозмутимое, всеми уважаемое семейное счастье, с мужем, души не чающим в героине. Тем не менее героиня эта томится скукой, находя, что ей недостает “женского счастья”, того самого, ключи от которого ”заброшены, потеряны у Бога самого”. И она принимается искать этого счастья. <…> Хотя гр. Толстая и заключает, что нечего искать, что искомого всё равно не найдешь, но всё ж она, сама того не предполагая, разрешает вопрос так: женское счастье в том, чтобы не искать его».

Через четыре года, в столице же, вышел ее сборник «Захолустье», в который вошли повесть «Изо дня в день» и очерк «День Павла Егоровича», рассказывающие о жизни провинциальной интеллигенции. В рецензии на эту книгу критик А. М. Скабичевский писал:

«Нельзя сказать, чтобы г-жа Бостром обладала особенно сильным творческим талантом. Она не творит, а непосредственно списывает с действительности, это писатель-фотограф в полном смысле этого слова, но, надо отдать ей справедливость, – списывает она до малейших деталей верно, вы видите в ее произведениях бездну наблюдательности, анализа, а главное – ума, а это иногда стоит таланта…

Маленький очерк “День Павла Егоровича” еще лучше потому уже, что он маленький: нет здесь ничего лишнего и ненужного, а между тем на нескольких страничках перед вами развертывается страшная картина целой жизни – именно картина опошления земского доктора. Тут не встретите вы ни одного отвлеченного суждения, ни одного шаблонного штриха: все детали, взятые прямо из жизни, и каждая деталь – золото. Одним словом, желательно, чтобы побольше выходило таких книжек, как книжечка г-жи Бостром».

Наибольшую славу Александре Леонтьевне принесли произведения, предназначенные юному читателю. Один из лучших русских книгоиздателей, И. Д. Сытин, в своих мемуарах «Страницы пережитого» сказал:

«Почти все отделы естествознания, географии и русской истории были представлены у нас довольно полно, так что была возможность составлять школьные научно-популярные библиотеки только из наших изданий.

Среди более или менее удачных произведений этого рода особенно выделялась книга Бостром “Как Юра знакомится с жизнью животных”».

Произведения Александры Леонтьевны, написанные для детей, продолжали выходить в свет и через много лет после того, как она ушла из жизни.

Александра Леонтьевна долго терпела, мягко говоря, некрасивое поведение графа. Но в 1882 году ее терпение кончилось, и она совершила отчаянный поступок. Будучи беременной, сбежала от мужа к человеку, который по-настоящему ее любил, который с пониманием относился к ее жизненным интересам, – к Алексею Аполлоновичу Бострому, мелкопоместному дворянину, председателю уездной земской управы в городе Николаевске. Такой поступок для женщины был очень трудным, ведь у мужа остались трое ее маленьких детей – дочь Елизавета восьми лет и два сына: четырехлетний Александр и двухлетний Мстислав. Окончательно на уход от мужа она решилась только со второй попытки. После первого побега графу удалось уговорить ее вернуться. 21 мая 1882 года в своем последнем письме к Н. А. Толстому Александра Леонтьевна написала:

«…Целую зиму боролась я, стараясь сжиться вдали от любимого человека с семьей, с вами. Это оказалось выше моих сил. Если бы я нашла какую-нибудь возможность создать себе жизнь отдельно от него, я бы уцепилась за эту возможность. Но ее не было. Всё умерло для меня в семье, в целом мире, дети умерли для меня. Я не стыжусь говорить это, потому что это правда, которая, однако, многим может показаться чудовищной… Я ушла второй раз из семьи, чтобы никогда, никогда больше в нее не возвращаться. Теперь пробовать уже нечего. Я твердо знаю единственно возможную для меня жизнь, и никто ничем не заставит меня пойти по иной дороге, чем та, которую я выбрала. Я на всё готова и ничего не боюсь. Даже вашей пули в его сердце я не боюсь. Я много, много думала об этой пуле и успокоилась лишь тогда, когда сознала в себе решимость покончить с собой в ту минуту, когда увижу его мертвое лицо. На это я способна. Жизнь вместе и смерть вместе. Что бы то ни было, но вместе. Гонения, бедность, людская клевета, презрение, всё, всё только вместе. Вы видите, что я ничего, никого не боюсь, потому что я не боюсь самого страшного – смерти».

В этот же день Александра Леонтьевна отправила письмо к свекрови: «Не ждите меня, я ушла навсегда и никогда более не вернусь. <…> Вы будете бранить и проклинать меня, опять умоляю вас не проклинать меня перед детьми. Это говорю не ради меня, а ради них. Для них это будет вред непоправимый. Скажите, что я уехала куда-нибудь, а потом со временем, что я умерла. Действительно, я умерла для них. Прощайте. Желаю вам счастья».

Беглянка, вместе с Алексеем Аполлоновичем, поселилась в Николаевске, провинциальном городке. Вот как его описал приехавший туда в конце 1870-х годов по своим служебным делам столичный юрист Н. С. Таганцев:

«…Утро было ярко солнечное, когда я въехал в Николаевск. Город имел в то время невзрачный полу-европейский, полу-азиатский вид. Раскинут он в широкой степи на очень большой площади, хотя в нем было всего тогда около семи тысяч жителей. Огромная базарная площадь, посреди города, куда приезжали продавцы даже на верблюдах; кругом несколько улиц с маленькими деревянными домиками, достаточно грязные, немощеные. На площади – посредине огромная лужа или болото, в тот раз, после дождя, глубокая, но, по-видимому, вообще просыхающая только в самые сухие месяцы. По крайней мере мне передавали местную легенду, что несколько лет тому назад городничий возвращался домой из клуба в собственном экипаже, но когда кучер приехал домой, то оказалось, что барина нет: по дороге выпал из дрожек в лужу и в ней захлебнулся».

В Николаевске Александра Леонтьевна 29 декабря 1882 года родила своего последнего ребенка – мальчика. Его крестили через две недели –12 января 1883 года – в Иоанно-Предтеченском соборе. Ребенка в честь любимого человека мать назвала Алексеем.

О том, какими были взаимоотношения матери и ее последнего сына, красноречиво говорит их переписка. Покидая семью по литературным и другим делам, Александра Леонтьевна всегда писала письма сыну, а он – ей.

10 января 1895 года Алексей писал матери:

«Милая мамулечка, хорошо ли ты доехала в Питер, чать, ты уже там. Мамуня, я сейчас написал “Бессмертное стихотворение” с одним рисунком, я ведь ужасный стихоплет. Вчера был в бане, прекрасно вымылся <…>

Мамунечка, ты не больно зазнавайся, скорей приезжай. Мамочка, я третьеводни сделал балалайку, но потом отдал ее Мишке². Мамуня, ты знаешь, папа купил жеребчишку у Алексея, твоего кума, маленького, пузатенького. У меня мышка пропала, я ее искал, искал, так и не нашел. Мама, я прочел твою сказочку (”Странная девушка“, опубликована в “Самарской газете” 16 декабря 1894 года. – Е. Н.), но не пойму, что означает самый последний сон, где поют мальчики, а в них бросают цветами. <…> Пиши, пожалуйста, мне. Твой з…… – обмаранчик Лелька Бостром».

14 января 1895 года:

«Здравствуй, милая мамочка, как поживаешь в Питере? Ты, мамуня, мотри, не скучай, а то…

Как странно: по нашему берегу снег не растаял, а по тому – голая земля. Я третьеводни сделал крепость “Измаил”, вчера папа меня в нее не пустил, а нынче я пришел и обрадовался, потому что она немного попортилась. Нынче ужасный ветер гудит и завывает и тоску нагоняет, нынче под вечер пошел не то снег, не то крупа, не то маленький град. Скорее всего, что последнее. Мамуня, ты, пожалуйста, не засиживайся в Питере. <…> Я, мамуня, у папы клянчу твою киевскую накидку, чтобы обить ею стены моей снежной крепости, а так как папа ее не дает мне, то привези мне из Питера 15 арш. шелку и 40 аршин атласу розового с темно-малино-буро-сине-красными полосками, прошу, пожалуйста. <…>

Я, мамуня, кой-чего столярничаю, сделал папочке ящичек для мелочи, потом Наталье мешалку, себе лодку, а что лесу погубил, уже в счет не ставится, а можно, пожалуй, и поставить, потому что погубил порядочное число.

Расцелую тебя, моя мамуличка, твой Лиленчик-плотничек. Плотничек-то плотничек, а все-таки не надо ошибок столько делать.

Мамуня, целуй тетю Машу. И скажи, чтобы она там не засиживалась, скорее в Киев да к нам.

Бостром».

В таком теплом, душевном тоне переписка продолжалась до последних дней Александры Леонтьевны.