Глава 3

«Я же, – человек русский, полумер не знаю. Если что делаю, так то люблю и увлекаюсь им от всей души, и уж если что не по-моему, лучше сдохну, сморю себя в одиночке, а разводить розовой водицей не стану».

Из дневника Сергея Васильевича Зубатова, заведующего Особым отделом Департамента полиции.

Апрель – май 1903 года.

Москва начала ХХ века была тесным городом, с плотно стоящими дворами – колодцами, куда редко проникал солнечный свет. Мощёные булыжником улицы извилисты, пересекались переулками, которые подчас заканчивались тупиками, тут не мудрено и заблудиться.

Однако была в московских улицах своя прелесть и уют. Если сравнивать с Петербургом, городом чиновничьим и чопорным, с его прямыми улицами. Разительно отличался от петербургского, и московский обыватель. Москвич совершенно не интересовался светскими новостями, не ведал, что происходит в царской семье, и даже мог не знать, кто ныне в стране министр финансов. Однако в каком трактире Москвы подают самую вкусную кулебяку, обыватель знал досконально.

Московский трактир, это не только место где утоляют голод, и даже не питейное заведение, а нечто большее. То же самое, что в Британии клуб – место общения людей. В трактире заключались торговые сделки и тут же «вспрыскивались» шампанским, здесь можно было сосватать свою засидевшуюся в девках дочку, и сыграть партию в бильярд.

В Охотном ряду держал трактир старообрядец Егоров. Старообрядцы не употребляли хмельного и табаку, потому ни водки, ни пива тут не подавали. Здесь собиралась особая публика – любители чая. У Егорова были различные сорта чая, которые подавали « с алимоном и полотенцем».

Соблюдался своеобразный чайный ритуал: половой²⁶ приносил на подносе сахарницу, блюдце с лимоном, чашку, чайник с кипятком и чайник с заваркой, а так же полотенце. Посетитель вешал полотенце на шею, и по мере того как выпивался чай, обмакивал им пот с лица.

В солнечный, пасхальный день²⁷, народу в заведении Егорова было полно. Шум и гам, снуют туда – сюда половые с подносами, посетители с красными лицами, утираются полотенцами, и ведут степенные разговоры. Никто не обратил внимания на двух вежливых господ, сидящих в углу зала, попивающих чаёк, и беседующих между собой. От полотенец они отказались.

Один, щупленький, с зачёсанными назад тёмно – каштановыми волосами и бородкой – эспаньолкой²⁸. Правый глаз у этого господина, слегка косил. Похож он был на адвоката или репортёра газеты. А может быть это доктор? Третье предположение ближе всех к истине, ибо в прошлом Герш – Исаак Гершуни или как его именовали на русский лад: Григорий Андреевич Гершуни, обучался на провизора. Он даже успел поработать немного в аптеке по специальности, однако увлекла его революционная романтика.

Теперь это был «поэт террора и гений конспирации», как его звали товарищи по партии социалистов – революционеров, или короче эсеры. Именно Гершуни был инициатором создания боевой организации партии, которую именовали «Боёвка».

Собеседник Гершуни, круглый, пухлый господин, с толстыми губами и пышными, пшеничного цвета усами. Звали этого господина Евно Фишлевич Азеф, а на русский манер – Евгений Филиппович Азеф. Это ближайший сподвижник Гершуни.

– Мартовский расстрел в Златоусте сильно всколыхнул Россию, – заметил Гершуни, прихлёбывая чай, – наша боевая организация просто обязана прореагировать на это.

– Ты планируешь акцию? – Азеф закурил папиросу «Стелла».

– У тебя есть люди для исполнения теракта? – вопросом на вопрос ответил Гершуни.

– Найдём, – кивнул Азеф. Он затянулся папиросой и продолжил: – Киевская организация поможет нам с исполнителями. Кого ты планируешь устранить?

– Богдановича, – ответил Гершуни, – но необходимо выехать в Уфу и определиться там по месту.

– Хорошо, – кивнул Азеф, – пока ты будешь заниматься этим, я подберу людей для акции.

– Да, можно и так, – согласился Гершуни. Он подозвал полового и расплатился за чай.

Туалет у Егорова, впрочем, как и во всех трактирах Москвы, располагался во дворе, из которого не было выхода на улицу. Попасть туда можно было, только минуя зал трактира. Когда Гершуни с Азефом возвращались из двора через коридор, Гершуни остановился у входа в зал. Там располагались отдельные кабинеты для тех, кто, попивая чаёк, хотел в тиши обсудить свои дела. Окон в кабинетах не было, потому в тёплый день там бывало жарко, но можно приоткрыть дверь. Гершуни остановился у такой приоткрытой двери, увидев господина средних лет в клетчатом костюме, а с ним солдатика.

– Знаешь, кто это? – шёпотом спросил Гершуни.

Азеф отрицательно покачал головой, и так же шёпотом ответил:

– Нет.

– Это Зубатов из Охранки, – продолжал шептать Гершуни, он направился в зал, Азеф последовал за ним.

Он обманул Гершуни, сказав, что не знает Зубатова. Евгений Фишлевич Азеф был тайным сотрудником Охранного отделения полиции с постоянным содержанием. Причём его годовой оклад, был чуть меньше, годового содержания директора Департамента полиции. Азеф считался ценным агентом в среде социал – революционеров, с ним контактировали сам Зубатов или директор Департамента полиции Лопухин.

– Я имел честь познакомиться с господином Зубатовым три года назад, – рассказывал Гершуни, когда они вышли из трактира, – в марте 1900 года я был арестован по делу о нелегальной типографии. Умнейший, доложу я тебе, человек.

Тогда, Зубатов имел долгие беседы с Гершуни. Это был основной принцип Зубатова при вербовке агентуры, убеждать своих противников. Он по возможности старался избегать репрессивных мер. Сергей Васильевич часто добивался желаемого результата, Гершуни так же искренне решил пойти на сотрудничество с Охранным отделением. Он был отпущен на свободу, и Зубатов решил пока его не трогать, дать «дозреть» до сознательного сотрудничества с полицией. В этом была ошибка Зубатова. На воле Гершуни отошёл от обаяния Сергея Васильевича, и решил больше с ним никогда не встречаться. Гершуни перешёл на нелегальное положение. Ему пришла в голову мысль, основать боевую организацию партии социалистов – революционеров, и начать террор против крупных чиновников Российской империи.

В конце 1901 года он выезжает в Женеву, там излагает свой план по созданию Боёвки маститым революционерам – народовольцам: Михаилу Гоцу²⁹ и Виктору Чернову³⁰. Именно эти двое создали партию социалистов – революционеров. Тогда же Гершуни познакомился с Азефом, который в Женеве тайно освещал Охранному отделению полиции, деятельность только что созданной партии эсеров. Азеф и Гершуни быстро подружились. Эта дружба для Гершуни продлилась всю его оставшуюся жизнь. Когда вскрылось сотрудничество Азефа с полицией, Гершуни не верил в это. Смертельно больной раком, он пытался выехать из Женевы в Россию, что бы доказать невиновность своего друга. Только его смерть помешала этой затее.

Гершуни решает для набора боевиков в свою организацию, применить тактику Зубатова, то есть убеждение в своей правоте. Он быстро вербует сторонников, будущих исполнителей террористических актов.

Гершуни каждый теракт от начала и до конца разрабатывал сам, выискивая возможности подхода к своим жертвам. Он подолгу вёл беседы с исполнителями терактов, и памятуя, об ошибке, которую с ним совершил Зубатов, никогда не оставлял исполнителей терактов наедине со своими мыслями. Первым, кого Гершуни подготовил на роль исполнителя, был Степан Балмашев. Однако это для Гершуни было лёгкой задачей. Степа сын народника, и горел идеей: «отомстить царским сатрапам за страдания народа». Балмашев был как динамитная шашка: подожги бикфордов шнур и жди взрыва.

2 апреля 1902 года он, переодевшись поручиком, пришёл с пакетом к министру МВД Сипягину. Тот разорвал пакет и увидел свой смертный приговор от боевой организации эсеров. Сипягин недоумённо взглянул на Балмашева, а тот, выхватив револьвер, всадил в министра пять пуль, потом его скрутили дежурные офицеры.

Гершуни запланировал на похоронах Сипягина теракт против обер-прокурора Священного Синода Победоносцева и градоначальника Петербурга Клейгельса. Их должны были убить артиллерийский поручик Григорьев и его невеста Юрьева. Гершуни долго их готовил: « к священной мисси освобождения России». Однако произошёл казус: когда Григорьев и Юрьева пошли убивать сановников, Гершуни остался в толпе, и обаяние его чар закончилось. Григорьев и Юрьева отказались от своих намерений, они тут же вернулись домой, и впоследствии прервали все контакты с Гершуни.

После этой неудачи Гершуни принимает решение убить генерал – губернатора князя Оболенского, за то, что утопил в крови крестьянские волнения 1902 года в Харьковской губернии. Гершуни выбрал исполнителя из крестьян, им стал плотник Фома Кацура.

«Отмщение Оболенскому за крестьянскую кровь, придёт от крестьянина», – провозгласил Гершуни на заседании киевской организации социалистов – революционеров.

Оболенского планировалось убить в харьковском парке «Тиволи», где тот любил отдыхать. Теперь Гершуни ни на минуту не оставлял Кацуру, пока тот не вышел на позиции выстрела. Кацура начал стрелять, однако Фома до сего момента в руках не держал огнестрельного оружия. Выпустив в упор из «Браунинга» семь пуль, он лишь дважды попал Оболенскому в руку. Ранения были несерьёзные, и тот сам смог задержать Кацуру.

Несмотря на то, что из трёх терактов удачным оказался лишь один, Виктор Чернов назвал Гершуни «поэтом террора».

Гершуни с Азефом не спеша шли по Охотному ряду, удаляясь от трактира Егорова, а Зубатов пил чай и вёл беседу с солдатиком из Измайловского полка. Звали этого солдата Роман Малиновский.

Зубатов по совету коллежского асессора Менщикова начал контакты с Малиновским, и сразу поразился нюху Леонида Петровича. По одним только бумагам разглядеть сущность этого парня! Роман был невероятно амбициозен, сильно терзался ничтожностью своего существования. Зубатов стал изредка встречаться с ним, исподволь готовя его к деятельности тайного агента полиции. Сейчас Малиновский как агент не представлял никакой ценности, но Сергей Васильевич работал на перспективу.

«При должной огранке, этот алмаз ещё заблестит в короне политического сыска Российской империи» – размышлял он.

Вербовка и работа с агентурой, были любимым занятием Сергея Васильевича Зубатова. Он часто поучал своих сотрудников: «Любите своего агента, как мужчина любит замужнюю женщину. Хольте, лелейте его, потакайте его капризам. И терпение ваше воздастся вам. Всегда будьте осторожны со своим агентом. Помните! В случае вашей небрежности, вы отделаетесь лишь служебным взысканием, а агент ваш может лишиться общественного положения, а то и самой жизни».

В своё время Зубатов отлично наладил работу Охранного отделения полиции в Москве, и это сейчас на себе испытал Гершуни. Ему понадобились бланки паспортов, а знакомый студент Московского университета Марк Вишняк, входящий в московскую организацию эсеров, сообщил, что у группы социал-демократов Авдеева имеется подпольная типография с соответствующим шрифтом, на ней можно отпечатать бланки паспортов.

Вишняк свёл Гершуни с Авдеевым на квартире Анны Серебряковой, проживающей в доходном доме³¹ Кекушевой на Остоженке³². Авдеев согласился помочь, и они условились встретиться здесь же через два дня.