Казус 5. Сосна, которая шепчет. Окончание

– Грибы лучше отвари, сырыми не ешь…

– Хорошо, сырыми не буду… но они же соленые?

– Немного можно. Там чеснок, лаврушка, черный перец… грузди, белые и черные…

– Люблю грузди…

– Самогон осторожно. Ваш виски ребенок по сравнению с ним. Из ореха кедра…

– На сосновых шишках?

– Да. Вторая бутыль для моего одесского друга из фейсбука², Паши. Разопьем в другой жизни…

Мы стояли под елью, между калиткой и Ягуаром. Ута крепко ко мне прижалась, склонив голову. Ее огненные волосы покрыли нас. 5 февраля, пятница. Ута уезжала. Ягуар загружен для «автономного плавания»: два китайских термоса, выдерживающие кипяток неделю. Они расписаны красными драконами и зелеными кувшинками – приобрел по случаю в Дорминдонтовке. В одном кофе. В другом настойка из лимонника, аралии маньчжурской и облепихи – ягоды из Маньчжурии, сам собрал прошлым летом. В походной «печи» плюшки и коврижки медовые в полуфабрикатах – Ута наготовила и мне тоже.. Биотуалет… Из машины выходить не нужно. Я подарил ей фронтовую ракетницу папы и набор красных, желтых, зеленых патронов. Так, на всякий случай и на память о моем отце, фотокарточки которого времен Великой Отечественной Войны Уту просто восхитили. 14 часов. Яркое холодное солнце. Много снега. Минус 20. На нашей улицы на редкость в это время многолюдно. Как в Праздник, похоже. Движение в двух направлениях. Бегут ребятишки из школы в разноцветных куртках с разноцветными ранцами за плечами. Они на нас не смотрят. А, вот, взрослые притормаживают. Сосед Максим отдал нам честь, улыбаясь. Услышал визг собачки. Женни на поводке тоже в ярко зеленом комбинезоне, тащит за собой Свету, Королеву Марго. Черная вдова помахала нам ручкой в белой пушистой рукавичке…

– Женни в таком же одеянии, как и ты.

– Да, мы две сучки и обе на поводке!

– У тебя, что, глаз на затылке?

– Нету! Но, раз ты видишь, вижу и я, твоя ирландская ведьма!

– А… твой поводок?

– Тринити, Крок, Блэкрок…

Я глажу Уту: попку, поясницу, спину. Нам обоим приятно и хорошо. Меня восхищает ее линия. Я чувствую ее тепло, вдыхаю ее, Уты, неповторимый аромат, чем-то схожий с запахом приморской тайги близ Океана. Ута такая… мягкая. Нежная, словно не телесная… Как бы из другого мира, слышу, как пипикнул мой смартфон – что-то пришло по ватсапу…

Мы договорились с Утой, что, если я выкрою время для Ирландии, она вмиг примчится за мной. Я был и не раз, в Англии, в Шотландии, в Уэльсе. А, вот в Ирландии – никогда! Все откладывал… на потом, как откладывают лучшее. Ута шепчет – как сосна ей той, первой нашей ночью.

– Погостим в замке Эшфорд. Приложишься к камню красноречия в замке Бларни. Поплывем на перегонки на остров в озере Лох Ке и сходим на могилу наших Ромео и Джульетты в МакКостелло. Искупаемся ночью Лох-Ней, в озере, которое убивает всех, кто не верит в любовь. Там около заброшенного замка моих предков сохранилась могила моей пра-пра-прабабушки Уты Уайн МакДермотт, совершившей самоубийство, не дождавшись своего возлюбленного. Можем поговорить с ее призраком, появляющимся при ясной луне, или, наоборот, при густом ночном тумане. Спустимся на дельтаплане с утеса Балликоттон. Будем ловить в болтах диких мустангов… Обвенчаемся – ты же холост – в соборе святого Фин Барра…

Последний поцелуй, глотаем слезы… Дверца Ягуара захлопнута. Зверь рванулся, лихо крутанулся у моей калитки, поднимая снежную пыль до небес. И след его простыл!

Я машинально вынул смартфон. По ватсапу Легких… вовремя! – прислал видео Димы Хворостовского, исполнение песни «Как молоды мы были». Диме было 13 лет, когда нас с ним познакомила его бабушка… Короткое знакомство, но он не забыл. Я получал регулярно приглашения на его концерты. На концерте на Красной Площади Дима посадил меня на скамью в ряду, где сидел наш Президент. Я говорил Диме, что «Как молоды мы были» лучше него исполнял Александр Градский с хором пионеров. Что, есть такие песни, которые перепеть не возможно. Например, «Вдоль по Питерской» или Блоху – Шаляпина, «Пара гнедых» Вадима Козина, «День Победы» Льва Лещенко. И – «Как молоды мы были» Александра Градского. «Градского я лучше исполнил. Захочу, и Шаляпина перепою, и Льва, и твоего друга Вадика Козина…» – смеялся наш великий баритон…

Там же у калитки, проверил мессенджер ВК. Писала некая Инессе Романова из Израиля. Просила дать адрес Любы Галант или ее сына Юры. Инесса раньше жила в Хабаровске и работала медицинским психологом в Краевой психиатрической больнице. Сейчас начальство сменилось, и новый главврач хочет вернуть больнице имя моего учителя, Ивана Борисовича Галанта. Им нужно согласие его родственников. Не успел я написать Инессе, пусть администрации обратится ко мне официально, как получил из канцелярии больницы письмо… «А, что – мелькнула мысль – хороший повод наконец-то показать Кате Дальний Восток – Охотск, где я пошел в лесную школу, Николаевск-на-Амуре, где началась моя трудовая и педагогическая жизнь, Владивосток, где я целый месяц служил врачом подводной лодки и чуть было не ушел в автономное плавание, и, конечно, мой родной Хабаровск. Вот там Утес – Ласточкино Гнездо – это Утес, по круче ирландских будет! Поедем с Катей возвращать Дальнему Востоку имя моего великого учителя. Пригласит – не пригласит Краевая психбольница! С Иваном Борисовичем – Иоганном Барухом Галантом, единственным другом и адресатом Зигмунда Фрейда, я дважды мог бы стать родственником. Это когда он был влюблен в мою бабушку, Софью Николаевн Черносвитову (Луначарскую, Смидович), и когда я сватался, будучи влюблен в Любу… Кстати, именно Ивану Борисовичу Дальний Восток обязан в появлении Еврейской Автономной Области и поселения Смидовичи. Галант фактически спас мужа Софьи Николаевны Петра Гермогеновича Смидовича от репрессий. Вот Смидович и отблагодарил его ЕАО и организацией Хабаровского Государственного медицинского института в 1929 году, где Иван Борисович получил кафедру психиатрии. Вряд ли это в Хабаровске чиновники знают, а, если знают, то должным образом ценят! Столько всякого мусора нанес ветер перемен на имя моего учителя! Если возвращать имя Ивана Борисовича Галанта в Хабаровск, то навсегда. Открыть мемориальную доску на доме, где он жил. Сделать его Почетным Гражданином Хабаровска. Тогда всяким временщикам не повадно будет посягать на это имя, на достоинство и заслуги профессора психиатрии Ивана Борисовича Галанта.

Я болею Хабаровском! Хочется повидаться с моими друзьями, прежде всего с Мишей Легких. Наконец, забрать мой портрет, написанный моим крестником, известным художником ДВ, Евгением Базилевичем. Портрет моего отца, написанный его отцом, знаменитым художником, сейчас висит передо мной. Хочу рядом повесить и свой портрет… Так, что Ирландия для меня все еще в сиреневом флере. Опять откладывается на потом!

Но, есть два довода за мой поезд с Утой и к Уте. Первый – моему тезке, Скитальцу, направившему ко мне Уту, сейчас шибко худо. Нет, Женя никогда не жалуется. Он прислал мне отзыв на мою книгу «Петрашевцы и мы», которую я подарил ему к новому 2021 году. Просит опубликовать отзыв и прислать ему ссылку. Вот начало его отзыва, взволновавшего меня:

«Соответствуй брату – в помыслах роднись.

Я – Евгений, ты – Евгений петрашевских измерений.

По нам так безжалостно прошелся каток истории, что «всё смешалось в домах Облонских». У меня в роду – обломки князей Волконских – маячит Лев Толстой, просматривается художник Михаил Врубель и обладатель немецких рыцарских корней адмирал Александр Васильевич Нёмитц (А. В. Колчак назвал его своим флотским преемником), в 1920-е военно-морской министр России. Он из ветви барона Адольфа-Германа Маршалла фон Биберштейна (Marschall von Biberstein), сменившего в 1890-м «железного канцлера» Отто фон Бисмарка на посту статс-секретаря по иностранным делам. «После того как Герберта Бисмарка на Вильгельмштрассе сменил Маршалль фон Биберштейн, Вильгельм завел обыкновение наведываться к нему домой без предупреждения – „на тарелку супа“» – пишет Джайлз Макдоно в книге «Последний кайзер. Вильгельм Неистовый». Великие преемники времён и народов: адмиралы Нёмитц – Колчак, дипломаты фон Биберштейн – фон Бисмарк.

Духовно побратимы и мы с автором. Может потому, что прямо иди косвенно исходим от конгениальных – Льва Толстого и Федора Достоевского. К тому же, как в его предке углядели «шпиона», так и обо мне нынешние антирусские чинуши «оборотни в погонах» наверняка думают не иначе…»

Второй довод за то, что надо как-то вырваться в Ирландию, это мое сильное желание прочитать лекцию в кружке «Любителей поэзии» Тринити-колледж о Тринити поэзии конца ХIХ начала ХХ-го века – Спиридоне Дрожжине, Райнере Марии Рильке и Уильяме Батлер Йейтсе. В свое время я прочитал лекцию в Тюбингенском Университете – Спиридон Дрожжин, Райнер Мария Рильке и их предтеча Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин. Лекция моя имела успех.

Если в Ирландию, то, конечно, в марте. Ко Дню Святого Патрика. Представляю Уту, своего тезку и себя с зелеными лицами!

А, еще, Ута обещала, что если я побываю в Ирландии, она поедет со мной в мой Шикотан, на Курилы… Вот это – серьезно!..

Вздохнул у калитки, закрыл ее, приперев лопатой для очистки снега, захожу в фейсбук… И, что я вижу… Моя скромница Ута! Пересылаю картинку ей. Она тут же отбивает: «Это не я! Я лучше, ты же знаешь!»

Вот вам и… как знать, чего не знаешь! Позвоню-ка Кевину Костнеру, то бишь, Виктору. Надо снег очистить. За пять дней намело…

Я сижу под буком на скамейке в парке Тюбингенского университета, на которой сидели три студента, проживающие в одной комнате в общежитии – Гегель, Шеллинг и Гельдерлин. А, через одну человеческую жизнь на этой скамейке посиживал Альцгеймер Алоис. Еще через одну человеческую жизнь я, Евгений Черносвитов на ней сижу.

Я выступаю в Тюбингенском университете с лекцией «Спиридон Дрожжин, Райнер Мария Рильке и их предтеча Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин»

Я в Башне Гельдерлина. В той самой, где он на стуле провел 40 лет жизни в ступоре после Гипериона. Я в соседней комнате, на стенах которой Наука логики Гегеля.

Казус 6. Февраль. Таня-обольстительница, отравительница и спасительница. Моя третья клиническая смерть

«С волком можно поладить. С волчицей нет»

Евгений Грабилин. Охотник на волков. Фотограф

Со мной это случилось в конце августа 1997 года. Моя мамочка настояла, чтобы я пошел на день рождения к Тане. Я не мог, конечно, отказать маме и пошел. А через три дня умер в инфекционной больнице Конакова. Но, мне опять же повезло. В тот момент, как остановилось мое сердце в приемном покое, пока меня раздевали, в него вошла заведующая отделением. Она меня и спасла. Об этом можно прочитать подробного в моей книге «Формула смерти». Здесь же речь пойдет не обо мне, а о Тане, подруге и соратнице моей мамы по Первому Советскому и Российскому Фонду Милосердия и Здоровья. Я постараюсь рассказать данный казус так, чтобы не помешать будущему читателю книг, которые скоро выйдут в свет. Это книга «Первый Советский и Российский Фонд Милосердия и Здоровья». Авторы – моя жена Марина и ее подруга, Оля Фролова-Шульц. Оля – дочь моего незабвенного друга, известного советского, русского писателя и книгоиздателя, Леонида Анатольевича Фролова, Шульц она по мужу, немецкому барону, умершему в роковой 2020 год. И моя книга, «Центральный госпиталь МВД СССР: советская элита глазами психиатра».

Перед тем, как мне попасть в инфекционное отделения, Фонд усиленно готовился к приему двух легендарных при жизни особ – Принцессы Уэльской Дианы и Матери Терезы. Целый месяц между фондом Черносвитовых и канцеляриями Принцессы Дианы и Матери Терезы шла переписка. Уверен, что эти особы приехали бы в Завидово к маме, если бы не умерли одна за другой, пока я выздоравливал от сальмонеллёза в инфекционном отделении больницы Конаково. Об их смерти сообщила мне Таня, стоя под окном палаты, в которой я лежал. Она так громко кричала (палата на четвертом этаже) ЦРБ, что об этой печальной вести – смерти Дианы и Терезы – узнала вся больница.

Вот, о доме моих родителей, вкратце, где разместился Фонд Милосердия и Здоровья. Потом, когда Борис Николаевич Ельцин посетил наш дом со своим приятелем-немцем и пожертвовал Фонду 80 миллионов рублей, Правление Фонда купило огромный дом с пристройками, быстро его отремонтировало и переехало туда…

Наш дом на улице Фабричная – был вторым «магнитом», притягивающим исторических, сейчас об этом можно твердо заявить, личностей. Первым «магнитом», естественно, была Правительственная Дача в Козлово (в пяти километрах, если по болоту в Заповеднике от нашего дома). В годы «перестройки и гласности» появился третий «магнит» в нашем районе. Ставший сразу знаменитым… под Андреевским флагом. Это дом Вики Цыгановой. Там ее муж Вадим написал хорошую песню, а Вика исполнила прекрасно – «Андреевский флаг». Я был однажды с друзьями в гостях у моей землячки – Вика родилась в Хабаровске, когда я учился в ХГМИ на первом курсе. Сейчас Вика хочет быть губернатором Хабаровского Края. С удовольствием поддерживаю ее желание. Получится – напрошусь к ней советником по здравоохранению.

В нашем доме побывали: Леонид Ильич Брежнев, Андрей Антонович Гречко, Алексей Николаевич Косыгин и др. деятели партийной советской элиты (подробнее в названных выше книгах). Почти вся философская советская элита – сотрудники Института Философии АН СССР и ИСИ АН СССР. Я дружил с двумя прекрасными женщинами, профессорами философии – Людмилой Пантелеевной Буевой и Региной Семеновной Карпинской, близкими подругами. Они отдыхали у нас. Регина Семеновна подружила меня со своим бывшим мужем, с которым я быстро сошелся по многим идеологическим позициям. В нашем саду Лен посвящал меня в тайны брожения духа шестидесятников и реформаторов марксизма-ленинизма. В нашем доме был фронтовой друг папы Владимир Богомолов, которого я запомнил еще по встречам у нас в доме в селе Щитниково в 1945—50 гг. Владимир Осипович был с одним из героев своей легендарной книги «Момент истины» (подробнее в моей книге, названной выше). К нам «загребали» два друга Валентина, ставшие и моими друзьями – Валентин Пикуль и Валентин Свинниников. У второго Валентина сестра жила в Завидово и была членом Правления Фонда Черносвитовых. Валентин I – надоумил меня написать «Акафист Григорию Распутину» и помог мне в этом. Валентин II – опубликовал Акафист в Ветеране (это было тогда, когда мэр Москвы Гавриила Попов арестовал всю редакцию и несколько дней держал ее в блокаде…. Вместе со мной).

В нашем доме гостил мой школьный друг Мишка Кирин со своим другом, Дмитрием Тимофеевичем Язовым, будущим последним Министром обороны СССР. В дом заезжали Натан Боровой и Валерия Новодворская на двух «буханках», заполненных до отказа ящиками тушенки и сгущенки для Фонда.

Многие звезды театров и кино СССР были гостями нашего дома. Николай Афанасьевич Крючков, сыгравший моего отца в фильме «Небесный тихоход», Майя Плисецкая, мой отец виделся с ее отцом на Шпицбергене (подробно в моей книге). Лидия Николаевна Шукшина с Мареком, Анатолий Владимирович Ромашин… По совету мой мамы он купил ту роковую дачу… Мама очень переживала его нелепую гибель. Игорь Моисеев, великий советский танцор… Мы с ним под яблоней-антоновкой готовили наше выступление о псевдо-танцовщице Айседоре Дункан, потом выступили по «Маяку». Миша Круг в нашем доме впервые спел песню «Владимирский централ». Фонд Черносвитовых, в частности, шефствовал над Владимирским централом. Анджей Вайда (в эпоху «человека из мрамора и металла») и красавица Беата Тышкевич…