Потом мы лежали рядом, и он довольно положил мне руку между ног, лениво водя пальцем по скользким губам.

–Умница, что все-таки ты поехала. Хорошо повеселилась?

Внутри меня мой внутренний голос кричал и бесновался: нет, Рэй, нехорошо, как ты мог меня отпустить, я оступилась, я тебе изменила, ты сам виноват, я виновата, ты меня не простишь, между нами все кончено, но горло мое сжалось, и я не смогла раскрыть рот и просто кивнула. Да, милый, повеселилась, будь здоров.

Была пятница и Рэй уехал на работу. Я проспала до вечера, потом долго отмокала в ванной, сосредоточив свой разум на кончиках пальцев правой ноги, монотонно обводящих барашек крана. Рэй вернулся раньше, с цветами, вином и моими любимыми конфетами, заглаживая вчерашнюю вину.

–У меня для тебя еще кое-что есть. – Он держал в руках бархатную длинную коробочку. Cartier. В ушах застучала кровь и откуда-то из нутра поднимался сокрушительный ужас, но мои руки не дрожали, когда я открывала футляр. Внутри было колье, ослепительное трехрядное ожерелье из розового золота, усыпанное бриллиантами. Я взяла его и поднесла к шее, улыбнулась, хотя мне казалось, что скалюсь. Рэй застегнул и подвел меня к зеркалу.

–Maillon panthère, звенья пантеры, мне показалось, что тебе пойдет. -Я смотрела в зеркало и не видела себя, перед глазами было темно. Колье свободно лежало вокруг горла, но я чувствовала, как сжимаются кольца, перекрывая воздух. Ошейник, ошейник, тебе не выбраться, билось в висках. Я подняла руку, провела рукой по гладким звеньям.

–Оно великолепно, Рэй.

***

Суббота, воскресенье и понедельник прошли внешне спокойно. Я неотвратимо стекленела изнутри, отстраненно понимая, что я снова загоняю себя в старую ловушку. Уже выбралась наружу вторая я, сильная, всегда улыбающаяся и не ведающая сомнений, и она уверенно заталкивала меня, своего бьющегося в панике двойника, на дно сознания.

В прошлый раз я смогла собрать себя целиком благодаря семье и Рэю. В этот раз помощи было ждать неоткуда.

Во вторник вечером мы ужинали, когда раздался звонок в дверь. Мы никого не ждали. Рэй удивленно пошел к двери и спустя мгновение я услышала его голос.

–Нет, это какая-то ошибка, мы не заказывали доставку, нет, я уверен, что это не я. Я не знаю, почему оплачено и почему наш адрес. И здесь нет никакой записки, у вас наверняка какой-то перебой в программе…

Я подошла.

Мальчик-курьер держал в руке большой букет из кустовых роз. Мелкие вольные свежие бутоны всех оттенков: белые, красные, розовые, сиреневые— казались запертыми в красивую золотую обертку. Как я.

«Ты поймешь, когда увидишь».

Тьяго предлагал мне выбор. На букете не было записки, имена адресата и отправителя не указаны. Так легко было притвориться, что я не знаю, что это. Ошибка, сбой в системе.

Я— настоящая встала с колен в глубинах моей души и взяла цветы.

–Это для меня.

Курьер облегченно выдохнул и ретировался из квартиры. В глазах Рэя было непонимание.

–Тебе, Мариза? Но черт возьми, от кого ты можешь получать подарки?

Я склонила лицо к цветам, вдохнула аромат. Горько.

Я подняла голову и посмотрела Рэю прямо в глаза.

–Я тебе изменила.

Он не сразу осознал смысл слов. Я видела, как в его глазах сменяются эмоции: непонимание, неверие, страх, ярость, боль.

Он поверил. Что-то было в моем лице, что не оставляло места для сомнений.

–С кем? —его кулаки сжались, он надвинулся на меня, загоняя в угол.

С кем, а не почему. Его не волновали причины. Кто-то покусился на то, что принадлежало ему, и Рэй явно не собирался оставить это просто так. Я сузила глаза.

–Неважно. Ты его не знаешь. Случайный партнер на вечеринке. На той, на которою ты не поехал. Я не спросила его имени.

Его глаза расширились, он вырвал букет из моих рук, отшвырнул, схватил меня за запястья и вывернул руки за спину, правой рукой схватил меня за челюсть, потянул вверх так сильно, что мне пришлось встать на кончики пальцев, чтобы не оторваться от пола.

–Врешь. Ты врешь, ты была с Тьяго и Аланом. Кто из них? Я убью его. А может, оба, а? Потрахалась с двумя, дрянь?

Моя голова была запрокинута назад, он сжимал мое лицо так, что казалось, сейчас треснет кость. Я с трудом могла разговаривать.

–Алана не было. Мы с Тьяго были до конца вечеринки, а потом он уехал с другом, с ними было две девушки, одна того парня, а вторая, видимо, для Сантьяго. Он вызвал мне такси, но, когда оно подъехало, отменила заказ и вернулась на вечеринку. Я была зла на тебя, пьяна. Подошел какой-то парень, пригласил танцевать, поцеловал, я не отстранилась. Потом мы поехали к нему домой. Все.

–Все? Нет, черт побери, не все!

Рэй был страшен. Всегда спокойный, добрый мужчина, он походил сейчас на раненого зверя. Потянул меня за шею вниз, силой поставил на колени, намотал рукой волосы на кулак, запрокинул голову назад, расстегнул свои брюки, спустил трусы, пальцами сжал мои щеки и давил, пока не раскрыл рот. Всадил свой член до самого горла, соси, сука. По моему лицу потекли слезы, он ударил меня наотмашь, не смей, дрянь, ты не заслуживаешь жалости. Вышел из моего рта, потянул меня за волосы вверх: так тебя драли, шлюха? Я мотала головой, нет, пожалуйста, нет, мне больно, больно. Он безумно расхохотался: больно? Нет, любовь моя, больно будет сейчас. Он вывернул мне руки назад и стал перегибать меня пополам, пока я не коснулась грудью коленей. Удерживая за запястья, задрал юбку, рванул вниз тонкие трусики. Плюнул себе на ладонь, просунул с силой во влагалище, раздирая: а так тебя драли? Вошел в меня, насаживая на свой член, как на палку. Я кричала, потеряв достоинство, молила прекратить, и, казалось, он услышал меня. Остановился, погладил по ягодицам: хватит? – я могла только прорыдать: – да, да, пожалуйста, пусти. Он не отвечал, только продолжал ласкать меня, потом с какой-то извращенной нежностью просунул палец в анус до нижней фаланги: давала ему в попу, а? Я выворачивала руки из суставов, пытаясь высвободиться, но он даже не шевелился. На смену его ярости пришло холодное бешенство, он действовал размеренно. Вынул член из вагины, приставил к заднему проходу, надавил. Я сжала мышцы, но он стал пробивать силой, раз, второй. На третий он вошел, сразу до корня, не щадя. Боль накатывала судорогами, я уже не кричала – выла, как дикое животное. Он ускорился, я слышала его тяжелое дыхание, он отпустил мои руки, схватился посильнее за бедра, стал подтягивать к себе, внутри резало осколками стекла, от боли я прикусила нижнюю губу. Внезапно все закончилось. Он застонал, остановился, оттолкнул меня, и я сползла на пол, скрутилась в клубок. Я не могла уже плакать и тихонько скулила.

Он исказился в лице, чертова сука. По его лицу текли слезы. Ри, что ты натворила, Ри. Во что ты меня превратила, тварь. Я же люблю тебя. Я тебя ненавижу. Он вылетел из квартиры, хлопнув дверью.

***

Он вернулся глубокой ночью. Опухший, с красными глазами, костяшки пальцев сбиты в кровь. От него несло перегаром, в руках была початая бутылка виски, явно не первая.

Я курила на кухне, на любимом низком пуфике. Спиной к стене, ноги по-турецки, пепельница полна бычков.

Рэй взял стакан, налил до краев, пододвинул ко мне. Сам глотнул из горлышка. И наконец-то задал главный вопрос.

–Почему.

Я сделала большой глоток. Я всегда больше любила крепкие, мужские напитки. Я хотела ему ответить, но голос куда-то пропал.

–Это месть, Ри? Потому что я уделял тебе мало внимания? Не молчи, черт тебя побери, говори! Он ударил кулаком по столу, пепельница подпрыгнула.

Я отшатнулась, инстинктивно поднесла руки к лицу, закрываясь. Этот грубый, сквернословящий, не владеющий собой мужчина мог причинить мне боль снова. Он не был похож на того, кого я знаю, от испуга меня замкнуло, и я не могла говорить. Он мог начать сейчас снова бить или насиловать меня, но не вытряс бы ни слова. Я боялась его до тошноты.

Рэй увидел страх в моих глазах и его лицо искривилось от муки. Он с силой потер его руками, потом опустился передо мной на колени, спрятал мои безвольные холодные ладони в своих. Я хотела, чтобы он перестал меня трогать.

–Ри. – Он провел по моим почерневшим запястьям, дотронулся до шеи, у основания которой уже разлилось синее кольцо. Я вся была в синяках – бедра, бока, живот – Мариза, я обезумел. Что-то сорвалось во мне и пелена перед глазами. Я вел себя как животное, как маньяк. Ри, мне нет прощения за то, что я сделал. Я ненавижу себя. Но сейчас я держу себя в руках, обещаю. Ри, пожалуйста, не бойся меня. Посмотри на меня. Это я, Рэй, я вернулся. Давай поговорим.

Наконец-то пришли слезы. Они просто текли из-под моих век, хотя я все так же молчала, дыхание было коротким, словно что-то лежало у меня на груди.

Рэй понял. Он слишком хорошо меня знал.

–Снова не можешь говорить?

Я кивнула и заплакала еще сильнее.

 Он потянул меня к себе на пол, посадил на колени, стал баюкать, пока я тряслась в беззвучных рыданиях, вцепившись в рукава его рубашки.

Я плакала так, как будто потеряла самое важное, и так оно и было. Все – любовь, доверие – было потеряно, растоптано и никогда, никогда бы уже не могли вернуть все обратно.

Я плакала не из-за себя. Я оплакивала нас.

Рэй наклонился к моему зареванному лицу, взял мои губы в свои, я не отстранилась.

Он поднялся вместе со мной на руках, отнес в спальню. Раздел меня, разделся сам. Мы занимались любовью с преувеличенной нежностью и осторожностью, как будто только что поняли, что на самом деле незнакомы. Никому из нас не было хорошо – слишком свежо перед глазами стояло то, что произошло утром. Мое тело было истерзано, каждое его прикосновение причиняло боль, но внутри меня было ясное понимание, что я не могу запомнить наш последний секс таким. Ради него, ради себя. Мы знали, что теряем друг друга, что это – прощание, но не хотели верить, хотели зашить рану, все исправить. Мы должны были попытаться.

Когда все закончилось, мы повернулись друг к другу лицом, соприкоснулись лбами и я снова нашла в его глазах того, кого любила больше всего на свете.

–Мариза. Расскажи мне все.

И я начала говорить.

Ноябрь, Люксембург

Под холодный шепот звезд

Мы сожгли последний мост,

И все в бездну сорвалось.

Свободным стану я

От зла и от добра.

Моя душа была на лезвии ножа.

(Кипелов – Я свободен)

Еще около месяца мы честно пытались все исправить. И именно тогда я поняла, что одной любви недостаточно. Мы так долго полагались только на ее безусловное горение, что забыли о топливе: внимании, умении делиться проблемами, доверии. Я считала, что Рэй должен сам понять, что мне плохо, потому что он мой муж, Рэй считал, что мне должно быть хорошо, только потому, что он женился на мне. Мы оба ошибались. Мы по-прежнему любили и хотели друг друга, но из-за моей измены и его насилия что-то важное треснуло между нами и никак не клеилось, это уже было не исправить.

Я навсегда запомнила те последние дни с ним. Он взял отпуск за свой счет и целые дни проводил со мной. Мы разговаривали, разговаривали столько, сколько никогда раньше. Я объяснила, как потеряла саму себя за последний год, как трудно мне было прижиться в новой среде, как тосковала без родителей и друзей, как маялась от ощущения своей бесполезности, ненужности и оттого, что оказалась в положении «докторской вдовы». Я поняла, как больно его ранила, не только изменой, но и тем, что не доверяла, прятала свои чувства, свою обособленность и одиночество. Он ведь всегда смотрел на меня и чувствовал надежный тыл и уверенность, и сейчас ощущал себя преданным и потерянным. Рэй винил себя в том, что не заметил, в каком я состоянии, не понял, что мне требуется помощь. Он не говорил, но я знала, он страдает, что потерял контроль и никогда не позволит себе забыть об этом.

Мы ложились в постель вместе, обнимали друг друга, но сексом больше не занимались. Каждый, глядя на партнера, чувствовал боль не только свою, но и ту, что причинил другому.

Мы, наверное, смогли бы простить друг друга, но никто из нас не мог простить себя.

Не помню, кто из нас предложил взять паузу. Просто в один из вечеров предложение повисло в воздухе и стало понятно, что вот теперь – конец.

Я решила уехать. Город давил на меня своей промозглой серостью и больше всего мне хотелось к маме, Хавьеру, близнецам, Монике, ее малышу и даже к Джейме с его дебильными шутками, в теплые объятия семьи, но в тоже время я четко осознавала, что не могу сейчас сказать никому, что мы с Рэем снова расстались, не готова отвечать на вопросы и давать объяснения, просто не вынесу сочувствия в любящих глазах.

И когда я в последний раз шла по городу, уже зная, что у нас ничего не вышло, глотая слезы под угрюмым небом, я поняла, куда я поеду.

Сантьяго написал мне за несколько дней до отъезда. «Давай встретимся. И не думай, что я угощу тебя хотя бы пивом». Я не стала ломаться. Тьяго – даже с учетом обстоятельств— самое веселое, что было у меня за год и я хотела с ним толком попрощаться.

Он заехал за мной ранним утром и мы отправились в Брюссель. Погода была такая солнечная и погожая, как будто тоже хотела оставить мне напоследок приятные воспоминания. Мы бросили машину в центре и целый день гуляли по городу, бродили по улочкам, не сверяясь с навигатором, сидели в уютных ресторанчиках, фотографировались на фоне старинных зданий и ни разу не заговаривали про тот вечер и про все, что он за собой повлек. И только за ужином, когда ноги гудели от усталости, а голова была полна прожитым днем, я сказала ему:

–Тьяго, я уезжаю.

Я не смотрела ему в лицо и поэтому увидела, как сжалась в кулак его рука. Но голос был ровный.

–Насовсем?

Я кивнула. -Мы с Рэем…Короче, все кончено.

–Мариза, мне очень жаль. И прости за цветы. Я могу что-нибудь для тебя сделать?

–Нет. Ты не виноват и это наше общее решение. И спасибо за цветы. Они…Они пришли в самый нужный момент. Ты был прав, нам с Рэем давно нужно было поговорить раньше. А сейчас слишком поздно. Для нас обоих. -Улыбка у меня вышла кривой.– В общем, он продолжает работать, а я… а я не хочу здесь больше быть. Я уже купила билет.

–Домой?

–Нет. Мы с Рэем поговорили и решили пока не сообщать нашим родным. Подождем более благоприятного момента. А пока сказали, что мне скучающая жена его коллеги предложила составить компанию в длительном путешествии, и я согласилась. В общем, я в пятницу лечу в Таиланд.

Тьяго заговорил, и мне показалось, что я слышу в его голосе облегчение.

–Но почему именно Таиланд?

Я пожала плечами. -Не знаю. Просто хотелось сбежать от всего мира и в какой-то момент вспомнила, что мне рассказывали, что Таиланд —это место, где каждый может собрать себя заново. Как раз мой случай. Я уже забронировала милую квартирку на Самуи. Хотела сначала что-то поуединеннее, но потом решила разузнать все на месте. В любом случае времени у меня будет полно.

–С женой коллеги?

–Смешно тебе! Одна. Буду учить тайский, мазать волосы кокосовым маслом и танцевать хулу.

–Рамвонг.

–Что?

–Хула – это гавайский танец. В Таиланде танцуют рамвонг.

–Рамвонг так рамвонг, легко согласилась я. Главное, что уже в субботу меня ждут солнце, океан и никаких забот. Я очень хочу отдохнуть.

Декабрь, Таиланд.

Dans mes nuits je vois des murs de feu

Je traverse des océans de sang

Je croise le fer avec les anges de l’enfer

Et mes jours sont un long tunnel

Au bout duquel

Tu m’appelles

(Garou – Demande au soleil)

Я нашла себе квартирку на холме, недалеко от пляжа Ламай. В моем распоряжении была одна спальня, вид на море и общий бассейн, которым я не пользовалась. О деньгах я не очень беспокоилась. Да, у меня не было работы, и я бы скорее откусила себе язык, чем попросила Рэя или родителей, но от папы мне досталось небольшое наследство, мама инвестировала в надежные предприятия, и сейчас я вполне могла прожить несколько месяцев, не думая о том,  что нужно срочно искать заработок.

Несколько дней прошли в суете новизны, но уже к концу недели у меня устаканился распорядок дня. Этот остров никогда не спал полностью, но в 5 утра, когда я выходила на прогулку, он принадлежал мне. Я шла к морю, купалась, потом домой, по дороге на рынок, завтрак, душ, пляж, дневную жару я пережидала в уютном кафе, разглядывая прохожих или читая учебник по грамматике тайского (безуспешно), вечером прогулка по центру. Когда лил дождь— брала книгу и устраивала себе гнездо в кресле у окна. Ложилась спать я рано, знакомств не искала. За месяц я похудела, загорела до бронзового цвета и произнесла вслух не более ста фраз.