Он тут же начал перезванивать и на третий раз я взяла себя в руки настолько, чтобы ответить.

–Рэй. Со мной все в порядке. Я не сержусь. Да, я все понимаю. Работай спокойно. Я погорячилась. Сейчас разденусь и включу себе фильм. Нет, я не поеду. Не упрашивай меня. Алан и Тьяго не нанимались меня пасти, Рэй, пожалуйста. Нет, я никому звонить не буду. Точно. Нет, все нормально. Да, сто процентов. Пока. И я тебя.

Я налила себе еще вина. Выпила. Подлила. Зазвонил телефон. Тьяго. Ну конечно. Наверняка Рэй попросил меня выгулять. Подниму и вежливо откажусь. Придумаю достаточно вескую причину.

–Мариза?

–Тебе Рэй сказал мне позвонить?

–Ээ. Да, Мариза. Но понимаешь, тут такое дело. У Алана в последний момент резко поменялись планы, и я хотел сказать, что я не пойду. -Я невесело рассмеялась.

–Тебя тоже кинули сегодня, да? Ничего, Тьяго, я как раз уже придумала речь, как достойно отказаться.

–Голова болит?

–Нет, неправдоподобно. Головная боль – это из фильмов семидесятых. Живот скрутило просто ужасно. Голова —это романтично и несерьезно, все знают, что отмазка ненастоящая, а вот попробуй возрази что-нибудь против бунтующего желудка.

Я услышала, как он улыбается.

– Надо запомнить. Мариза… Ты ведь по-настоящему сейчас расстроена, да? – в том, как он спросил, не было никакой оценки событий, простая, голая констатация очевидного факта и у меня снова перехватило горло. Запрокинув голову, чтобы от слез не потекла тушь, я выдавила из себя.

–Да.

Он долго молчал, так долго, что я начала думать, будто нечаянно сбросила звонок.

–Тьяго, ты там?

–Там. И знаешь, Мариза, что я думаю? К черту! Я буду у твоего дома через десять минут. Выходи, мы едем на бал!

***

Когда я спустилась, он уже ждал меня у машины. При виде меня его глаза расширились, и он присвистнул.

–Я не отойду от тебя сегодня ни на шаг, потому что иначе тебя похитят.

–Да ты и сам выглядишь так, что мне впору доставать метлу отгонять поклонниц.

Он, как и Рэй, выбрал себе черный наряд. Но если громадный, статный Рэй с его квадратным подбородком и волосами, забранными в хвост, действительно походил на грозного князя Тьмы, то худощавый, высокий и гибкий Сантьяго напоминал больше проворного демона— высокомерного и насмешливого.

И сексуального— неожиданно поняла я.

Добрались мы быстро. Вечеринка была в разгаре, все гости были уже в идеальном настроении: разгоряченные и раскрепостившиеся, но никто еще не напился до скотского состояния.

–Что пьем? —спросил меня Тьяго. Вино, джин с тоником?

–Я посмотрела ему в глаза.

–Лично я собираюсь домой ползти.

–Понял, миледи. Значит, виски.

Он взял два стакана, и мы уселись у бара.

–Теперь жалуемся. Ты первая. Закончи фразу. Я такая красивая, но грустная потому…

–Потому что у меня ощущение, что это чертова работа вышла замуж за Рэя, а не я. Пас. Я не хотел идти на вечеринку в этом чертовски сексуальном костюме потому…

–Потому что бывшая подружка Алана объявилась накануне, они ссорились как в итальянском кино, потом перебили всю посуду на нашей общей, между прочим, кухне, устроили драку в коридоре, а потом ушли в бешеный отрыв, и я со вчерашнего дня Алана не видел. Абонент временно недоступен.

Я чуть не подавилась виски.

–Подружка Алана? У него есть подружка? А как же ты?

А Тьяго подавился.

–Я? Я его подружка? -Прокашлявшись, он начал хохотать. -Риз, ты что, решила, что мы пара геев?

Я вспыхнула:

–А что, по-твоему, я должна была еще решить? С дня свадьбы я вижу вас всегда вместе, вы вместе живете и да, вы хорошо смотритесь вместе!

Тьяго рассмеялся снова.

–Черт, Мариза, Алан умрет от смеха, когда услышит это. Да, я представляю теперь, что с твоей стороны все выглядело именно так. Нет, Риз, мы лучшие друзья, но не геи.

–И все об этом знали? И Рэй? – он кивнул. -Да, конечно. Алан постоянно меняет подружек.

–А ты?

–Нет. Я-нет.

***

Алкоголь лился рекой, и уже к полуночи мы все были одна большая пьяная семья. У меня постоянно был полный стакан в руке, танцевала ли я или дымила в чилаут зоне. Мы встретили знакомого Сантьяго, симпатичного развязного малого с волосами, выкрашенными в такой яркий красный, что мое платье стыдливо ушло курить в сторонку. Сам невысокий, в каждой руке у него было по обалденной высоченной девушке:

–Ха! Старик! И ты здесь. Ну и вырядился же ты!

Он оценивающе осмотрел меня с головы до ног.

– Но девчонка с тобой крутая. – Он склонился в шутливом поклоне —Позвольте представиться, миледи, я Пьер де Фостер, фанфарон и фигляр, донжуан и гуляка, а это две мои ветреные спутницы – Карин и Дженна.

Он мне сразу понравился. У него были веселые глаза и его насмешки были добрые. Я протянула ему руку для поцелуя:

– Мариза, но вы можете меня звать просто графиня де ла Фер[1]

 -Ну что, дамы, выпьем? -Дамы, включая меня, согласно кивнули. -Ну что, Санчо Панса, думаю, стоит пойти и принести нашим прекрасным Констанциям выпить. -Они с Тьяго направились к бару, и я слышала, как Пьер добавил: берем сразу три бутылки, не знаю, как твоя, но мои Дульцинеи хлещут не хуже Росинанта.

***

–…И вот идем мы с ним по Риму в шлепках, и спрашиваем у прохожих, скузи пер фаворе, где у вас тут можно кровь сдать?…

Через час мы были лучшими друзьями. Я знала о Пьере все. Что на самом деле он вполне себе Питер Фостер и без всякого «де», выпускник Оксфорда – магистр классической литературы. Его девушкой была Карин, красивая умная брюнетка восточнославянской внешности. Русоволосая Дженна была его младшей сестрой и, наверное, самой трезвой в нашей компании. Узнав, что я иллюстратор, они немедленно потребовали свои портреты, и на мои слабые возражения, что-де в малюсенький клатч и помаду-то еле запихнула, не то что скетчбук, Питер кому-то что-то помахал, где-то улыбнулся и добыл-таки ручку и пачку чистых салфеток. Инструмент был не ахти, но я не стала выпендриваться. Я быстро набросала несколько шаржей: вот верткий мелкий Пьер в образе беса, вокруг него две статные демоницы, все посмеялись, а я, подумав, нарисовала нового Пьера – серьезного, с прямой спиной и в очках. Дженна ахнула.

–Риз, не верю своим глазам – это же вылитый наш отец, профессор истории! Как ты догадалась?

– Да черт его знает, —отшутилась я – сегодня же ночь всех святых. Увидела и всё.

–Ой, а увидь меня. – Это было несложно. С момента, как мы познакомились, перед моими глазами стояла строгая валькирия с серьезными глазами. Дженна не поверила.

–Я? Такая красивая и…справедливая? Мариза, но я пока всего лишь обычный клерк. Я заберу этот рисунок, Пьер, не пролей на него коньяк, пьянь ты этакая.

– А меня, меня нарисуешь? – это попросила Карин. Я вгляделась в нее. Мягкие волосы, широкое, задумчивое лицо. Не особо раздумывая, я нанесла штрихи на бумагу и показала, что у меня получилось:

–Мадонна с младенцем, заржали все. – берегись Пьер, лучше бы тебе ползти в свою койку одному сегодня ночью. Карин смеялась вместе со всеми, но Пьер нет. Он с особым сосредоточием очень пьяного человека пристально рассматривал рисунок, а потом аккуратно сложил его в свой нагрудный карман.

***

Часам к двум ночи веселье начало затухать. Пора было расходиться и нам, но никому не хотелось заканчивать такую чудесную ночь. Тьяго предложил отправиться к нему пить таиландскую водку со змеей и тогда это всем показалось просто гениальной идеей. Мы словили такси, гурьбой втиснулись в него и поехали к Сантьяго.

У меня не осталось четких воспоминаний о том, понравилась ли мне заспиртованная змея, хотя мы ее символично съели под игру в крокодила. Кто и что показывал, в моей памяти также сливается в одно расплывчатое пятно под аккомпанемент дикого хохота.

Первой сдалась Карин. В какой-то момент она ушла в поисках ванной и через некоторое время вышла оттуда бледной и протрезвевшей. Пошептав что-то на ухо Питеру, они срочно засобирались домой. После их отъезда Тьяго поставил вариться кофе, но такси Дженны подъехало раньше, и она упорхнула, расцеловав нас обоих.

Мы с Тьяго остались вдвоем. Он стоял у плиты. Его тщательно уложенные в начале вечера волосы растрепались и были влажными от пота. Рубашку он расстегнул на несколько пуговиц, так что в вырезе виднелась гладкая безволосая грудь, рукава закатаны до локтей. Я сидела у стола, подтянув колени к груди, туфли я давным-давно сбросила.

Сантьяго спросил:

–Тебе тоже такси или дождешься кофе?

Я помедлила с ответом. Домой не хотелось.

–Дождусь кофе.

Я незаметно разглядывала Тьяго из-под опущенных ресниц. Он был красив. Сухощавое, мускулистое, гибкое тело, грация дикого животного, пропорциональная фигура перевернутый треугольник, рельефные руки, сильная спина. Бывает такая степень опьянения сознания, когда голос разума уходит куда-то за грань и человеком руководят только инстинкты и интуиция – к власти приходит подсознание. Я очень четко осознавала, что сейчас я – не совсем я, потому как тормоза спущены и не могу себе доверять. Но алкоголь пел в моей голове и что-то глубоко дикое будоражило кровь, что-то чему я могла, но не собиралась сопротивляться.

Я хотела Сантьяго.

Он снял турку с огня, разлил кофе по чашкам. Вполне понимая, к чему я веду, я проговорила, осторожно и медленно выговаривая слова.

–Знаешь, что бесит больше всего в три часа ночи? То, что эти дорогущие бюстгальтеры ужасно, просто адски неудобные. Я едва могу дышать. -Я завела руки за спину, расстегнула крючки лифчика, вытянула его через декольте и повесила на спинку стула. Под тонкой тканью платья мгновенно обрисовались соски.

Сантьяго сделал шаг назад, к кухонному острову.

–Мариза, остановись. Мы оба пьяны.

Я встала со стула, потянулась как кошка и скользнула к нему. Расстегнула пуговицы на его рубашке, одну за другой, положила руки ему на грудь, потрогала бусинку его соска. Он крепко схватил меня за руки, завел их за спину, не больно, но сильно.

– Мы не должны этого делать. Это неправильно. Мариза. – его голос звучал тяжело и умоляюще, как будто он уговаривал сам себя.

Я устало положила голову ему на грудь, вдохнула его запах.

–Я знаю, Тьяго. Это очень-очень неправильно. Только веришь – мне все равно.

Он глубоко вдохнул воздух.

–Ты пожалеешь. Еще не рассветет, а ты пожалеешь.

–Я – нет. А ты?

Вместо ответа он меня поцеловал. Его губы пахли табаком и виски, я сама наверняка была на вкус как пьяная пепельница, но это не имело значения. Я полностью отдалась поцелую, пила его губы, выпрашивая еще. Он стал целовать мне шею, спустился к груди. Я подняла руки, он через голову стащил с меня платье, трусики я сняла сама. Он поменял нас местами, посадил на столешницу, сбросил рубашку, расстегнул брюки. Я раздвинула ноги, торопя его, но он не спешил. Внимательно меня рассмотрел, впитывая глазами, провел рукой от груди к животу, опустил ниже, накрыл ладонью лобок. – Не зря ходила на шугаринг – совершенно неуместно мелькнула мысль. Он раздвинул пальцем тонкую кожу половых губ, начал водить грубой кожей по клитору, это было так восхитительно больно, что я сильно застонала. Быстрее. Пожалуйста. Он вошел осторожно, давая мне время привыкнуть к чужой тяжести. Чувствовать в себе незнакомого мужчину было странно. Как будто я примеряю новые джинсы и еще не решила, удобно мне в них или нет. Я поерзала бедрами, подстраиваясь под него, внутри все горело, хотелось, чтобы он побыстрее начал двигаться. Я обхватила его за ягодицы, прижала сильнее к себе, без слов говоря: хочу. Он сжал мои плечи, сильно, стал двигаться широкими толчками, каждый раз входя заново, так что я вздрагивала от острого наслаждения. Мы оба были пьяны и сильно, и поэтому кончить быстро не получалось. Пик подбирался и манил, но каждый раз мы скатывались вниз, не достигнув вершины. Оба были скользкие, как угри, пот лился ручьем, заливая глаза, мы слизывали его с друг друга. Сантьяго замедлился, стал двигаться совсем коротко, снова переключив внимание на мои губы. Он просунул мне в рот большой палец, дотронувшись до нёба, я стала сосать его, в тот момент для меня он был слаще любого леденца.

– Сумасшедшая – прошептал он, прижавшись щекой к моей щеке. – Какая же ты сумасшедшая.

Он выскользнул из меня, задрал мои ноги выше, поставил пятками на столешницу, развел в сторону, с нажимом удерживая за колени, раскрыв мое тело перед собой во всех анатомических подробностях. Потом грубо вставил свой член во влагалище и задвигался резко, рвано, свирепо, быстро. Всегда нежной и уязвимой, предпочитающей осторожный, медленный секс, мне нужна была в тот момент эта ярость и необузданность. Вся обида, вся злость, что копились во мне все эти месяцы, вдруг нашла себе выход. Я впилась в его спину пальцами, чувствуя, как под ногтями рвется кожа, мне хотелось, чтобы он меня разодрал, хотелось царапать его от плеч до бедер, запах его соленой кожи кружил мне голову. Я больно укусила его плечо, до крови. Сантьяго давил на меня до писка, я уже не сидела, а лежала на столе. Он перехватил мои запястья и удерживал руки над головой, сам схватил зубами сосок, сжал его болезненно сладко.

–Сильнее. – взмолилась я. – Он помотал головой. Откушу. Нельзя.

У обоих была пелена перед глазами. Не отпуская моих рук, он лег на меня всем торсом и стал протягивать под собой, послушную как резиновую куклу, попеременно кусая мои соски. Неожиданно нас накрыла волна оргазма, смывая напряжение с наших тел и мы обмякли, абсолютно изнеможённые. Сантьяго обхватил меня за талию, снял со стола, опустился рядом, положив меня сверху. Он был такой удобный и твердый, и дышал размеренно и ровно, и сразу ужасно захотелось спать, глаза закрывались сами по себе и на какое-то время мы оба провалились в короткий сон прямо на полу кухни.

***

Реальность навалилась сразу после пробуждения, накрыв толстым серым одеялом вины. Я перекатилась с Тьяго, подобрала с пола выпавшую из его кармана пачку сигарет, голая вышла на балкон, распахнула раму, облокотилась на перила.

Промозглый город язвительно подмигивал мне огоньками глаз: я знал, что ты сломаешься.

Я выдохнула ему в лицо клуб дыма и выбросила окурок. Пошел на хер.

Сантьяго подошел и накинул мне на плечи свой пиджак, развернул к себе, крепко прижал. Я спрятала у него лицо на груди.

–Жалеешь.

Я помотала головой.

–Нет. – Мне было очень плохо, но я не жалела.

–Прости меня, Риз. Я не должен был пользоваться твоим состоянием. Я обязан был сдержаться.

–Эй, мушкетер, полегче. Я сама этого хотела, уже забыл?

–Нет. Не забыл. Но я знал, что потом с тобой будет вот так. -Он погладил меня по щеке, понимая мою тоску. -Если ты хочешь. Мы можем сделать вид, что этой ночи никогда не было. Никто не знает, мой контракт заканчивается в следующем месяце, я уеду. Ты сможешь жить дальше и ничего не изменится.

–Ты правда сохранишь тайну? Если я попрошу?

Он взял мое лицо в свои ладони, твердо посмотрел в глаза.

–Я знаю, что для тебя это было не по-настоящему, ошибкой. Что на самом деле ты просто мстила ему, а не была со мной.

Он ошибался. Я слабо, еле заметно улыбнулась.

–Нет. Тьяго, ты не совсем прав. Да, этот секс был огромной, чудовищной ошибкой, но каждую его секунду я была с тобой. И мне понравилось.

Он закурил, отдал мне сигарету, подкурил себе. Мы оба смотрели на то, как занимается рассвет.

–Что мы будем делать?

Я покачала головой.

–Я хочу сказать Рэю. Он заслуживает знать правду. И нам давно пора поговорить. Просто я знаю, что мне может не хватить сил и смелости и все снова покатится, как прежде. Я предала его, Тьяго. Я знаю, что это все полностью моя вина, но мне страшно.

–Это не только твоя вина. Не за один месяц ты пришла к тому, чтобы оказаться в моей постели.

– Но я в ней оказалась.

– Помнишь, когда я пришел тогда к вам с бумагами.

Еще бы. Такое нескоро позабудешь.

– Я тогда не к Рэю заходил.

– Нет? Но если не к нему, то тогда…

– Да. К тебе. Я видел тебя за неделю до этого, но том приеме у ректора, помнишь? До этого мы встречались сразу после лета, перед вашей поездкой в Париж. За месяц ты из счастливой яркой девушки превратилась в свою тень. Я убеждал себя, что это не мое дело, что я не должен лезть, куда не просят… Но не выдержал и, придумав дурацкий повод, пошел. А когда ты открыла мне дверь – испугался. Худая, на лице одни глаза, джинсы еле держатся, под майкой выпирают ребра. И ты безумно испугалась тогда, что Рэй узнает. Я решил, что ты анорексичка. Предложил Алану пригласить тебя, чтобы убедиться наверняка в подозрениях, а потом поговорить с Рэем, но ты пришла, и я снова узнал прежнюю тебя. Помнишь, как мы смеялись? И ты ела с таким аппетитом, было видно, что тебя радует вкус каждого кусочка. Ты не была больна анорексией, а просто чахла. Как кустовая роза, которая засохнет в самом красивом горшке, если ее не пересадить в грунт и не дать расти дальше. И потом, перед сном, я спросил себя: Сантьяго, почему прекрасная веселая девушка, которая вышла замуж за любимого человека совсем недавно, выглядит так, как будто находится в тяжелейшей депрессии, и почему ее муж, востребованный врач и хороший человек, в упор не замечает этого? Я не нашел тогда ответа, Мариза. Может быть, он есть у тебя?

Я не смотрела на него. Из моего глаза скатилась слезинка. Я чувствовала ее влагу на щеке, потом на губах и подбородке.

–Я помогу тебе ему все рассказать.

–Как? —горько усмехнулась я.– расскажешь сам?

–Я могу. —серьезно сказал Тьяго. -Но не думаю, что тебе это нужно. Ты поймешь, когда увидишь.

***

Я вернулась домой ранним утром. Рэй еще спал. Я свернулась на краю кровати и провалилась в короткий беспокойный сон. Проснулась оттого, что он водил по моему лицу пальцем. Широко распахнув глаза, я смотрела на него и не могла сказать ни слова. Надо отодвинуться от него, все рассказать. Рэй поцеловал меня властным, проникающим поцелуем, раздвинул коленом ноги и вошел без подготовки: глубоко, больно. Я обхватила его ногами, сильнее прижала к себе. Это было так дико— и при этом развязно возбуждающе, понимать, что только что в тебе был другой мужчина, а сейчас этот. Их запахи бесстыдно смешивались у меня на коже. Я отдавалась Рэю со страстью бешеной кошки и кончила сильно, содрогнувшись в его руках.