Маттео повернул голову, взглянув на стоящего рядом сержанта. Через секунду он вновь посмотрел на детектива.

– Я что, по-вашему, похож на стукача? Ни одна тварь не заставит меня стать крысой.

– Ты первый, кто так усердно стремится в тюремную камеру.

– Да лучше я загнусь на зоне, чем стану работать на вашу псарню.

Детектив долго смотрел в глаза итальянского подростка, после чего попытался в очередной раз сдвинуть дело с мёртвой точки:

– Думаешь отсидка на зоне делает людей крутыми? Перешагнёшь порог тюрьмы, и ты присоединишься к тем отбросам общества, которых никто не возьмёт на работу даже за бесплатно. Они никому не нужны, потому что ни один нормальный человек не захочет связываться с тем, для кого в порядке вещей пристрелить человека прямо на улице посреди белого дня и относится к этому как к какому-то подвигу, хотя для всех остальных это аморально. А когда они понимают это, то уже становится поздно, потому что им теперь точно придётся гнуть спину в порту за гроши, которых едва хватит на одну лепёшку. На таких плюют и не считают за людей.

Маттео опустил глаза в пол, потом опять поднял на детектива. Переглядываясь по очереди на блюстителей закона, он ответил:

– Ох ты. Ну что же, ребятки. У меня для вас новость. Вас тоже не все считают людьми. Например, для нас вы мусор, который давно пора прибрать с улиц.

Детектив посмотрел на сержанта с усталым лицом и сказал, глубоко вздыхая:

– Заводи следующего.

Как только Маттео вышел из кабинета в сопровождении сержанта, у него тут же спросили остальные члены банды, сидящие у стены под надзором другого сержанта:

– Ну что?

С довольной улыбкой Маттео громко ответил:

– Я их поимел!

После этих слов сержант толкнул Маттео в спину, отводя в камеру временного заключения полицейского участка.

Маттео, Сесилио, Умберто, Никола и Кристиан были отправлены в разные колонии для несовершеннолетних. Поскольку Пьетро было девятнадцать лет, его приговорили к заключению в общую колонию. Там узнали о его подвиге. Убийцу полицейского многие зауважали. Правда многие старики всё время пытались подчинить его себе при помощи силы. Но Пьетро оказался крепким орешком. Каждый раз как кто-то пытался на него наехать, он съезжал с катушек и кидался с кулаками на того, кто имел наглость попытаться опустить его. Он не собирался ни перед кем стелиться. В общей сложности Пьетро отправил на больничную койку четырнадцать человек. Четырнадцать побед нокаутом и ни одного поражения. Если верить слухам, через пару месяцев он держал в страхе весь тюремный блок. С ним боялись лишний раз заговорить или как-то не так посмотреть. В тюрьме его боялись по-настоящему и на фоне этого остальные авторитеты в блоке сильно потеряли по части своей репутации. О Пьетро начали шептаться на воле, а некоторые группировки даже делали попытки завербовать его на свою сторону, поскольку ни у кого не возникало сомнений на счёт того, что этот парень – ценный кадр. Известно лишь то, что Пьетро выпустили на свободу через девять лет, после чего он уехал в Чикаго, где менее чем за два года он убрал лидеров трёх крупнейших группировок, которые делили между собой сферы влияния во всём городе. Но этому городу не приходилось долго скучать без хозяина, и Пьетро позаботился об этом. Он набрал целую роту почти таких же сумасшедших и бесстрашных головорезов как он. Среди них были и остальные четверо дружков Маттео.

Сам же Маттео до совершеннолетия отсидел в колонии чуть больше года, после чего его перевели в общую. Его перевели в тюрьму, которая находилась в двадцати километрах от города и в пяти от шоссе. Здание не было сильно укреплено и при желании устроить побег не составило бы проблем. Выйти за периметр колонии было проще простого, а вот скрыться живым было воистину настоящей проблемой. На побег никто не решался, зная о том, что последние тридцать семь попыток обвенчались летальным исходом после того, как охранники на вышках начинали палить в беглецов. Большинство из тех, кто хотел сбежать, превратились в решето. Закон штата давал такое право охранникам для пресечения попытки выйти на свободу в результате решения, принятого в одностороннем порядке без санкций правительства. Эту тюрьму населяли представители самых разных специализаций – убийцы, маньяки, грабители, воры, насильники, фальшивомонетчики, наркодилеры, контрабандисты, мелкие и крупные мошенники, похитители, сутенёры, коррупционеры, педофилы. В колонии было четыре блока, поголовье каждого из которых насчитывало от двух до двух с половиной сотни тюремщиков. Зеков распределяли по блокам методом тыка, предпочитая не тратить время на поиски оптимального места пребывания, которое станет их постоянным местом жительства на ближайшие несколько или несколько десятков лет. Площадка для прогулки находилась во дворе здания. Там надзиратели выгуливали зеков по два часа на каждый блок в порядке очереди.

Маттео поместили в двухместной камере, где уже сидел тридцатипятилетний американец, которому впаяли срок за убийство четырёх темнокожих на расовой почве. Менее чем через полчаса после того, как дверь камеры закрыли, охранники вернулись в спешке, отозвавшись на крики зеков, расфасованных по камерам. Надзиратели обнаружили покойника. Американец лежал на полу, опустив голову в лужу собственной крови, которую пустил ему Маттео, когда размолотил его лицо после нескольких десятков ударов о бетонный пол. Половина зубов выпали, челюсть сломана в нескольких местах, вместо носа было видно оголённое носовое отверстие в черепе. Очередная попытка убийства на расовой почве провалилась.

На утро Маттео едва успел выйти за порог камеры, оглядываясь по сторонам, как на его плече оказалась рука тюремщика:

– Следуй за мной.

С дрожью в коленях, Маттео последовал за незнакомцем в серой футболке с короткими рукавами, чёрных брюках и вьетнамках на ногах. Тот зек носил чёрные волосы средней длины и вполне густую бороду, а на правом плече была татуировка в виде карты Италии. Ему было лет сорок. Они спустились на второй ярус блока. Там Маттео оказался в весьма необычной камере. Она была необычной хотя бы по той причине, что можно было невооружённым глазом заметить отсутствие стенки, которая когда-то рассекала эту камеру ровно посередине, образуя два отдельных помещения. В середине находился стол, сидя за которым несколько зеков играли в карты; в дальнем правом углу стоял небольшой шкафчик с чёрно белым телевизором, перед которым сидели ещё шесть человек. Около левой стенки был ещё один стол. За ним не было никого кроме тюремщика, на котором был надет домашний халат, во рту дымящаяся сигара, в руках газета, а на ногах тёплые тапочки. На вид ему было лет пятьдесят-пятьдесят пять. Короткие каштановые полуседые волосы, среднего роста, лёгкая щетина на лице и немного обвисший живот.

Зек, который привёл Маттео, обратился к сидящему за столом с газетой в руках:

– Дженнаро, я привёл.

– Как твоё имя? – спросил Дженнаро, аккуратно сложив газету.

– Маттео.

– Охранники сказали ты – итальянец.

– Да. – На вопросы криминального авторитета, который даже в заключении жил как у себя дома, имея все необходимые блага, Маттео отвечал, боясь лишний раз дёрнуть пальцем.

– Как давно ты в Америке?

– Год с небольшим.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Ты забил до смерти сокамерника. В твои годы это заслуживает уважения, а учитывая то, что он был нацистом, ненавидел всех приезжих, и итальянцев в том числе, твой поступок заслуживает нечто большего, чем просто уважения. – Совершив небольшую затяжку, Дженнаро спросил: – Ты сразу попал на зону с того момента, как оказался в Штатах?

– Можно сказать, да.

– За что посадили.

– Убийство.

Босс итальянцев стряхнул сигару над пепельницей, после чего продолжил расспрашивать:

– Кого убил?

– Восемь подростков и полицейского.

Задрав брови, Дженнаро выразил своё восхищение:

– Это серьёзно. В твоём-то возрасте.

– Я не один. Нас было шестеро. И копа убил не я, а мой друг.

– Тем не менее. Раз уж ты водишься с такими друзьями, то, стало быть, у тебя стальные шары. – Дженнаро снова втянул дым от сигары. – У тебя в этом городе есть семья?

– Нет.

– Что случилось?

– Отец не вернулся с войны. А мать серьёзно заболела и попала в клинику.

– Нам нужны такие как ты. Хочешь обрести новую семью? Если присоединишься, то никто не тронет. Мы тебя всему научим. И начнём с твоего акцента. Он просто ужасен. По одному только разговору сразу понятно, что мы не американцы. А иногда нужно затеряться в толпе. Ну что?

Маттео долго размышлял, теряясь в догадках на счёт того, кто сидит перед ним. И всё-таки он решил не рисковать:

– Пока, я бы предпочёл освоиться.

– Боюсь, что без крыши не успеешь.

– Я люблю рисковать.

Дженнаро со своими подручными немного посмеялись.

– Ну что же, Маттео, поздравляю. Ты теперь идеальная мишень для двух десятков нацистов, которые сидят в этом блоке. Этого парня – указывая на стоящего за спиной Маттео зека, который привёл его – зовут Лучано. Если передумаешь, обращайся к нему. Да, и ещё, какой у тебя срок?

– Три и два.

– За убийство сокамерника ты получишь ещё. Учитывая, кем он был, срок окажется не существенным. – Вновь раскрывая газету перед собой, Дженнаро продолжил: – И мой тебе совет – старайся впредь не доводить дело до убийства. Можно пересчитать все рёбра, переломать руки и ноги, но только не убивать. Каждый хочет покинуть это место как можно скорее. Так что не стремись к тому, чтобы оказаться здесь надолго. Хотя в твоём случае и пары дней хватит, чтобы слечь.

– …

Уткнувшись в газету, Дженнаро сказал:

– Ты свободен.

Маттео медленно покинул камеру Дженнаро, после чего отправился в свою. Пока он шёл, на его пути попадались несколько тюремщиков с татуировками в виде свастики и со всякого рода нацистскими лозунгами. Нацисты смотрели в его глаза с какой-то лёгкой жаждой. Они понимали, что раз он вышел от Дженнаро один и без сопровождения кого-либо из итальянцев, значит он теперь одиночка. На тот момент им оставалось ждать.

Свой отказ Маттео считал оправданным решением, так как в колонии для несовершеннолетних он был самым авторитетным и грозным среди заключённых и не хотел бегать по чьим-то поручениям как какая-нибудь шестёрка. Однако в новой тюрьме он ещё не успел осознать степень угрозы и оценить свои силы и возможности.

Не прошло получаса с того момента, как Маттео расстался с Дженнаро, как к нему в камеру вошёл надзиратель:

– Встать!

Маттео тут же подорвался с койки и встал перед охранником, как следует выпрямив спину и прижав руки к бокам.

– Руки на стену!

После приказа надзирателя Маттео подошёл к дальней стене камеры, поднял руки чуть выше головы и приложил ладони к отсыревшей штукатурке. Охранник взял одну руку и нацепил на её запястье наручники, а затем и на второе. Надзиратель схватился одной рукой за правый локоть Маттео и начал выводить его из камеры. На пороге в коридоре их ждал второй охранник, который шёл, держа Маттео за второй локоть, направляясь к выходу, расположенному на первом этаже. Нацисты не могли не обратить на это внимание. Им было безразлично, что сделает охрана с новичком. Главным для них было то, чтобы он вернулся в блок, и вернулся живым.

Спустившись на нижний уровень, надзиратель громко произнёс:

– Открыть!

Находившийся по ту сторону охранник вставил в замочную скважину один из пары десятков ключей на своей связке. Дверь открылась и Маттео в сопровождении охраны покинул блок, двигаясь по коридору в сторону двери, за которой располагалась лестница в подвал, где находились двенадцать карцеров. Ощущения были не из приятных. Сердцебиение слегка участилось. Маттео не раз попадал в карцер в колонии для малолеток. Но сейчас это его не сильно беспокоило. Напротив, этим самым он получал возможность обдумать свои дальнейшие действия перед тем, как его вернут в блок.

Спустившись по лестнице, охранники проводили Маттео по еле освещённому коридору, минуя двери в карцеры одну за другой. Вполне возможно, что эти камеры уже были заняты. На потолке горели всего две лампы, и те освежали лишь одну половину помещения. Но преодолев большую часть коридора, они продолжали вести Маттео строго по центру, направляясь к той двери, которая находилась в конце прямо по курсу. Та дверь была слегка приоткрыта. Внутри горел тусклый свет, а из помещения доносились какие-то едва слышимые голоса.

Теперь Маттео начал всерьёз переживать. Надзиратели его крепко держали одной рукой, а во второй у них было по дубинке. Так что сопротивляться было бесполезно. Но Маттео останавливало в первую очередь то, что охранников было двое, а не то, чем они были вооружены.

Дверь распахнулась. Внутри находились три человека в штатском. Один стоял в центре около стола с сигаретой во рту. Второй листал папку, лежащую на столе. Третий сидел на стуле, прислонившись к левой стене за дверью. Все они были одеты в костюмы и начищенные до блеска ботинки. Тот, что был с сигаретой, оказался следователем. Это Маттео понял сразу, поскольку видел это лицо годом раньше, когда его допрашивали в участке перед тем, как упрятать за решётку. Надзиратели провели его к столу и посадили на стул. Потушив сигарету в пепельнице, следователь попросил охранника снять наручники, после чего сел напротив заключённого.

Сняв наручники, охрана продолжала стоять едва ли ни в упор к стулу, на котором сидел Маттео, откинувшись на спинку. Затем детектив положил на стол перед собой папку с кучей листов внутри, снял свой тёмно-серый пиджак и повесил на спинку стула. Закатав рукава, он сел и спросил у Маттео, не произнося ни своего имени, ни фамилии:

– Знаешь, зачем тебя привели сюда?

– Убийство сокамерника.

– Нет.

Следователь раскрыл папку, достал из неё первый лист, на верхушке которого скрепкой была зажата фотография:

– Знаешь его?

На фотографии был Дженнаро. Он не был для Маттео другом, и поэтому он не видел смысла что-то скрывать от следователя на тот момент:

– Я познакомился с ним до встречи с вами.

Детектив рассказал подробно о том, у кого в гостях побывал Маттео только что:

– Его полное имя Дженнаро Коппола.

Следователь выдал достаточно информации об этом человеке. Дженнаро Коппола был местным авторитетом, получившим срок за организацию наркобизнеса, сутенёрство, ограбление восемнадцати банков, контрабанду произведений искусства, пятьдесят два убийства, взрыв полицейского участка, многократное покушение на судий и прокуроров, подкуп высокопоставленных городских чиновников, незаконное приобретение и продажу огнестрельного оружия и ещё ряд деяний, противоречащих моральным и федеральным законам США.

Дознаватель сложил пальцы в замок, положив руки на стол, сделал небольшой наклон в сторону Маттео и начал излагать:

– Сейчас ты вернёшься к нему в камеру и убедишь его в том, что передумал. Будешь стремиться стать частью их одной большой семьи и делать всё, чтобы втереться к ним в доверие. Когда придёт время, будешь рассказывать нам всё, что сможешь узнать о его друзьях и делах, которые они ведут на воле.

Маттео, долго не раздумывал над ответом:

– А что я получу?

– Я думаю, что Дженнаро уже предупредил тебя о том, что ты долго не протянешь без него и его парней. Слишком уж много нацистов в блоке. Эти слова он говорит каждому, кого хочет подстелить под себя. Ты действительно долго не протянешь. И если думаешь, что охране есть дело до того, сколько зеков сдохнет в этой тюрьме до рассвета, то сильно ошибаешься. Можешь спросить это у того, кого ты вогнал в гроб прошлой ночью. Мы здесь все верим в одно – для заключённого наказание лишним не бывает. Но у надзирателей появится интерес охранять кого-то, кто сможет сделать так, чтобы ряды местных «жителей» пополнились. Нет крыши надёжнее, чем тюремная охрана. И потом, любой нормальный зек захочет, чтобы ему скостили срок.

– А что, можно?