Цитаты из книги «Голландский дом»

все, чем я раздражал жену, было, как ей казалось, побочным эффектом моего общения с сестрой, и вот теперь, когда Мэйв не стало, до Селесты стало доходить, за кого она вышла замуж.

Дом выглядел точно таким, каким мы его оставили тридцать лет назад.

Ее отсутствие было невыносимо, когда она возвращалась, тоже было невыносимо, но по-другому — от осознания, что она снова исчезнет.

Вести себя тихо мы с Мэйв умели — привычка, рожденная в попытках не раздражать отца, хотя, когда он чувствовал, что мы крадемся, это раздражало его лишь сильнее.

Мне казалось, что дом — одна здоровенная раковина, которую я вынужден таскать на себе всю оставшуюся жизнь. Все, конечно, было не столь драматично, но в день похорон мне казалось, что я вижу будущее.

Я думал не столько о его смерти, сколько о сделке, которую заключил с Богом, выйдя в тот день из кабинета геометрии в Школе епископа Макдевитта: оставь мне Мэйв, а взамен бери что угодно. Кого угодно.

Мне этого хотелось, я этого жаждал, к этому готовил меня отец. Если все произошло до того, как я оказался готов, значит, мне нужно поднажать.

Две недели я оплакивал как утрату отца, так и то, что казалось мне смещением моего места в мире.

Дом заполнили цветы. Андреа беспокоилась, что их будет недостаточно, и заказала несколько десятков букетов. Будь она поумнее, могла бы сперва навести справки. Она понятия не имела, каким авторитетом отец пользовался у соседей; цветы лились рекой отовсюду: от собратьев по приходу, от строительных бригад, от его прямых подчиненных, от банковских служащих. Цветы от полицейских, рестораторов, учителей — всех тех людей, которым многие годы отец оказывал тихую поддержку. Арендаторы, исправно платившие ежемесячные взносы, присылали цветы; те, что просили об отсрочке, тоже присылали. С большинством из них я был знаком, но цветы приходили и от людей, пересекавшихся с ним до моего рождения, от тех, кто съехал или купил собственный дом. Некоторые имена я помнил по гроссбуху. Цветы ковром покрывали каждый стол и крышку рояля. Они балансировали на арендованных стойках и стояли в проволочных подставках. Дом стал садом неведомых сочетаний, превратился в палитру.

Нам всем было легче разбрестись по своим углам. Даже не легче, мы себя чувствовали от этого лучше, а в доме было достаточно пространства для того, чтобы каждый вел свою собственную жизнь.