В ответ на возникший кавардак Джулия уже строила планы, как все уладить и вернуть семью на правильные рельсы. Из небольшого жалованья Уильяма она будет откладывать сколько сможет и отдавать эти деньги сестре, чтобы та ни в чем не нуждалась. Независимость, нынче выказанная Цецилией, подобна флагу, воткнутому в песок. Все ее слова – блажь беременной, она вовсе не такая сильная, какой хочет выглядеть. Девчонка собралась жить под боком у родителей, но материнское цунами горя и осуждения швырнет ее на скалы. Так что деньги очень пригодятся. А сама Джулия поскорее забеременеет, ибо интересное положение новобрачной всеми и безусловно приветствуется. Она выставит свой живот рядом с животом Цецилии. Роза и Чарли с распростертыми объятьями примут комплект внуков. Все вернется на круги своя, в семье воцарится любовь. Внутренним взором Джулия уже видела солнечный день и двух малышей, сидящих на одеяльце, только не знала, какой из них ее дитятко.

– Ты даже не спросила, как прошел мой первый рабочий день, – сказал Уильям. – Что-то случилось? – Он подтянул к себе костыли и теперь стал похож на стройное дерево. – Ты чем-то взволнована?

Джулия улыбнулась, слыша недоумение в его голосе. Он полон вопросов, что так нравится ей, полной ответов. Джулия шагнула ближе и прижалась к нему. Расстегнула верхнюю пуговицу его белой рубашки, которую подарила ему на день рожденья, следом другую. Провела пальцами по мягкой белой майке.

– Ты голодный? – спросила она полушепотом.

Уильям помотал головой.

Джулия притянула его к себе, Уильям ее поцеловал. «Все получится», – промелькнуло у нее в голове, когда она, не прерывая поцелуя, медленно попятилась, увлекая его к кушетке.

На другой день Джулия села в автобус до Пльзеня. Ехать ей не хотелось, но после услышанного невозможно было не предстать перед матерью. Она не смогла бы объяснить, почему считала непременным вот так выразить свое уважение матери.

Роза ожесточенно трудилась на огороде. От земли исходили волны тепла, лето в Чикаго выдалось жарким. С детства Джулия усвоила, что в уходе за растениями потребны усердие и дотошность. Всякого огородного работника мать вооружала лупой и пинцетом, дабы разглядел и уничтожил тлю, а также своевременно пресек попытки зловредного вьюнка удушить посевы.

– Если ты к ней, то ее здесь нет, – сказала Роза.

– Я пришла повидаться с тобой.

Мать, похоже, удивилась и встала, подбоченившись, не покончив с клоком ползучего сорняка. Теперь Джулия смогла ее рассмотреть. Роза выглядела неважно, словно после автомобильной аварии, – лицо вроде бы все то же, но черты как-то слегка искажены.

– Пришлось подвести черту, – сказала она.

Не в силах видеть ее горестное лицо, Джулия перевела взгляд на тяжелое знойное небо; она подыскивала верные слова, от которых матери полегчает, но та ее опередила:

– Я просила вас только об одном.

– Чтобы мы получили образование.

– Нет! – вспыхнула Роза. – Я просила вас не вляпаться, не повторять мою ошибку. Неужто слишком большая просьба?

Джулия помотала головой, хотя не помнила, чтобы мать просила о чем-нибудь подобном. Роза постоянно твердила о необходимости образования, но ничего не говорила о том, что нельзя беременеть до замужества. Оказывается, этот невысказанный завет был самым главным.

– Я хотела, чтобы вы превзошли меня, во всем стали лучше. В этом… – голос Розы вдруг заскрипел, как песок под ее ногами, – был весь смысл моей жизни.

– Ох, мама… – пролепетала Джулия.

Ошеломленная известием, она не подумала о том, что Цецилия повторяет судьбу матери. Незамужняя Роза забеременела в девятнадцать лет, и ее мать перестала с ней общаться. С тех пор они больше не разговаривали. Девочки никогда не видели свою бабушку. Невелика потеря, говорил Чарли, бабуся ваша жуткая злыдня. Роза всегда уходила от этой темы, не сказав ни единого слова о матери. Но теперь сама отворачивалась от собственной дочери и внука-внучки. Она обрубала ветвь семейного древа, причиняя боль себе и ближнему.

– Я не справилась, – сказала Роза.

– Неправда, ты прекрасная мать.

– Не справилась, – тихо повторила Роза, и теперь голос ее был похож на нежный голосок Эмелин. Джулия никогда не слышала у нее такого тона и даже не представляла, что мать на него способна. Может, Роза обладала голосами всех своих дочек? И в ней жили искренность Эмелин, руководящая четкость Джулии, восторг Цецилии от цветовой палитры окружающего мира, романтическая мечтательность Сильвии? Наверное, она лишь прятала их под маской сердитости и огорчения, но все эти свойства обитали в глубинах ее души.

– Вот смотри, я замужем, получила диплом, – сказала Джулия. – И что такого, если ты забеременела до брака? Это совсем неважно.

Ее отнюдь не смущало то обстоятельство, что она была зачата неженатыми родителями. В их районе такое случалось сплошь и рядом, и Джулия гордилась тем, что стала причиной возникновения их семьи. Если бы не она, Чарли и Роза могли не пожениться, и тогда не было бы Сильвии, двойняшек, родного дома вообще. Она стала катализатором.

– Но Чарли хотя бы женился на мне, – сказала Роза. – А твоя сестра делает вид, будто отца ребенка не существует вовсе, мол, все это чепуха. Она не назвала его имя, и я не могу позвонить его родителям и исправить все. – В глазах ее вспыхнула надежда. – Ты не знаешь, кто это?

– Нет, не знаю.

– Расшивоха, – сообщила Роза грядкам.

Джулия считала, что скандалом ситуацию не исправишь, но только усугубишь, однако оставила свое мнение при себе.

– У Цецилии есть мы, наша семья, – сказала она. – Ребенок получит все, что ему нужно.

Роза еще больше помрачнела.

– Ребенок-то получит, а вот жизнь Цецилии кончена.

С таким же успехом она могла сказать: «Моя жизнь кончилась, когда я забеременела тобой», но Джулия не обиделась, понимая, что мать сейчас все видит в черном цвете. Смотрит на свой огород и замечает лишь прожорливую тлю, изъеденные листья, наметки гнили и вялые стебли.

– Как там Уильям? – тускло спросила Роза.

– Хорошо. Уже почти не пользуется костылями.

Роза кивнула, но было видно, что вся она в мыслях о своем крахе, уподобившем ее потрескавшемуся изваянию Девы Марии, что притулилось в углу огорода. Джулию подмывало сказать: «Не тревожься, мама, я забеременею, и все ветви нашего древа уцелеют», но говорить так было еще рано. План ее пока всего лишь план. Это не ответ, способный утишить горе матери. Джулия думала о ребенке Цецилии, о том, что если не исправить ситуацию, то ребенок этот появится на свет так же, как сама Джулия, – на волне презрения и возмущения. И породив разрыв матери и дочери. Вдруг возникло теплое чувство к ребенку Цецилии, ощущение родства с ним. На обратном пути навалилась такая усталость, словно Джулия вскопала весь огород. Глядя в окно, она старалась понять, в чем смысл ее жизни. Прежде подобных мыслей не возникало. В детстве отец называл ее «ракетой» («Жду не дождусь, когда ты взлетишь», – говорил Чарли), потом она всегда улаживала чьи-то неурядицы. Однако сейчас перед ней стояла небывало трудная задача: распутать целый клубок семейных проблем, касающихся всех, кто ей дорог, – сестер, родителей, Уильяма, еще не родившихся детей. Волной накатил страх неудачи, но Джулия его прогнала. Она всегда справлялась с тем, что задумала, так будет и сейчас. Без всяких вариантов.

В конце октября, когда Джулия была на четвертом месяце, у Цецилии начались схватки. Миссис Чеккони доставила ее в роддом, куда затем прибыли Эмелин, Джулия и Сильвия. К роженицам пропускали только одного человека, и облаченная в халат и маску медсестра, выйдя в приемное отделение, объявила, что молодая мамочка вызывает родственницу по имени Джулия.

Волнуясь, Джулия натянула белый халат и старательно затолкала волосы под выданную ей медицинскую шапочку. Потом вошла в палату и увидела, что Цецилия плачет.

– Я ужасно хочу к маме, а ты ее напоминаешь, – пролепетала сестра.

Джулия отвела пряди с ее заплаканного лица.

– Маленькая моя, – сказала она. Роза всегда так обращалась к дочерям, когда те болели или были чем-то расстроены.

– Я жутко по ней скучаю. – Цецилия затравленно смотрела на сестру. – Ты не поверишь, каждый божий день я еле сдерживалась, чтоб не вернуться домой. Как будто мой ребенок просился к бабушке. Все мое тело требовало быть рядом с ней.

– Хочешь, я ее позову? Она придет. – Джулия не была в том уверена, но, понимая, что сестра хочет это услышать, пыталась выдать желаемое за действительное.

Прогнувшись под одеялом, Цецилия закричала. Она схватила сестру за руку и так ее стиснула, что Джулия охнула. Ничего себе сила! В течение следующих двадцати минут Джулия переживала волны схваток вместе с Цецилией, проникаясь масштабом и значительностью происходящего – прибытия нового человека. Она промокала салфеткой взмокший лоб Цецилии и не пыталась высвободить руку. Нет, мать, конечно, не права в том, что отвернулась и от собственного ребенка, и от рождения первого внука. Джулия пообещала себе, что никогда не будет такой упертой.

– Кажется, я хочу по-большому, – громким шепотом призналась Цецилия.

– Это знак, что пора тужиться, – сказала скучавшая в углу акушерка, которую Джулия не заметила. – Я приведу врача.

Сестры облегченно выдохнули и расплакались, когда младенец, красный и морщинистый, зашелся криком.

– Вот и она, – промолвила Цецилия, приняв девочку на руки.

Новорожденная молотила кулачками и пыхтела, жадно втягивая воздух. Казалось, все силы крохотного существа направлены на то, чтобы жить.

– Только посмотрите на нее, – сказала Джулия.

Ей хотелось, чтобы все, кого она знает, находились сейчас в этой комнате и увидели это чудо. Нет, ей хотелось, чтобы здесь собрались тысячи людей – все человечество, – ведь это потрясающее зрелище.

– Изабелла Роза Падавано, – сказала Цецилия. – Мы будем звать тебя Иззи. Добро пожаловать в мир.

– Мама перед ней не устоит. – Джулия изумленно разглядывала девочку. Идеальные глаза, идеальный крошечный носик, идеальный розовый рот. – Она неотразима.

Вечером, уже после ухода сестер, в роддоме появился Чарли. Видимо, новость ему сообщила миссис Чеккони.

Он встал в дверях палаты, ни единым словом не обмолвившись о разгневанной Розе или о том, что за пять месяцев ни разу не сделал двадцать четыре шага до соседнего дома, чтобы проведать опальную дочь. Просто долго смотрел на Цецилию и малышку. Потом улыбнулся – так тепло, словно в нем взошло солнце, – и сказал:

– Привет, красавица.

Цецилия поняла, что прощена, и сама простила отца.

Чарли ее поцеловал, придвинул стул к кровати, сел и взял внучку на руки. Иззи уставилась на деда, взгляд ее ярких темных глаз был серьезен.

– Она еще толком не слышала никакого наречия, – сказал Чарли, глядя на девочку. – Не начать ли нам с волшебного заклинания?

– Сделай милость, – улыбнулась Цецилия.

Баюкая малышку, Чарли прошептал ей на ухо: «Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам» – и расцеловал ее в нежные щечки. Позже Цецилия сказала сестрам, что отец был совершенно трезв и полон любви к внучке. Он осторожно передал малышку Цецилии. Потом снова поцеловал дочь.

– Спасибо тебе, милая, – сказал он.

Чарли рухнул в вестибюле, немного не дойдя до входных дверей. Дежурная сестра на посту услыхала шум. Через полминуты она была рядом с Чарли, но сердце его уже не билось. И никакие аппараты, никакие специалисты не смогли вернуть его к жизни.